Несмотря на то что капиталистическая экономика достаточно сложна и включает в себя способы отчуждения труда, способы разделения и организации труда, способы присвоения труда, способы оценки труда в некотором эквиваленте (стоимость) и способы мотивации труда, ключевым словом, открывающим двери в мир чистогана, является слово «собственность». Так, по крайней мере, нам говорили последние пятнадцать лет. Вот наладим собственность, взрастим собственника – и мир наживы засияет яркими красками, а пока надо потерпеть. Эпоха первоначального накопления капитала, понимаешь! А тут и власти предержащие, двести лет выступавшие спонсорами нашего общественного института, осознали, что «один ум хорошо, а ни одного лучше», и потихоньку сворачивают финансирование фундаментальных исследований, переложив этот груз на плечи частного капитала и горстки филантропов. Башню из слоновой кости купили в качестве сырья для бильярдных шаров. Настало время финансовой интеграции науки в мировую экономику. И тут встал вопрос о собственности. Причем собственности не простой, а интеллектуальной.

Что общего между баснописцем Эзопом, поэтом Тарасом Шевченко и актрисой Шереметьевой-Жемчуговой? Каждый из них был собственностью. Причем язык не повернется отрицать, что собственностью интеллектуальной. В наши времена все перевернулось с ног на голову. Теперь уже покупатель примеряет на себя ошейник. Подписываясь под лицензионным соглашением, пользователь мало того что добровольно ограничивает себя в правах, но иногда становится объектом шпионажа, призванного подтвердить и обеспечить его лояльность продавцу. Такое состояние дел вызывает справедливое опасение покупателей, полагающих, что в дальнейшем пассивным наблюдением дело может не ограничиться. Ярмо копирайта, в которое впряглось общество, уже начинает натирать шею. Борьба между потребителем, защищающим свои права, и производителем, справедливо требующим вознаграждения за проделанную работу, принимает уродливые формы. И в эту толпу размахивающих своими цепями людей бочком пробирается наука, как прикладная, так и фундаментальная. Слышатся робкие голоса: «Наука – это производительная сила общества. Мы создаем интеллектуальный продукт и хотели бы получить за него справедливую цену. Фундаментальная наука экономически оправдана. Каждый доллар, вложенный в молекулярную биологию, принес Х центов прибыли», и так далее. Речь идет о продукте интеллектуального труда ученых и его превращении в товар. Обычно, говоря о коммерциализации науки, опираются на примеры продажи программного обеспечения и инженерных разработок, забывая, что рынок накладывает свои условия на обращающиеся в нем товары. И если продать можно все, что угодно, то превращение предмета в товар есть процесс удивительный и в чем-то даже загадочный. Потребности людей последние полвека все больше создаются искусственно, а не являются следствием экономической необходимости. Причем люди, создающие эти новые потребности, пребывают в прискорбном неведенье относительно смысла своей деятельности, что превращает современную экономику в сюрреалистический театр абсурда. Все больше и больше философов бьются уже не над поиском, а над возвращением смысла если не жизни, то хотя бы экономической деятельности. И в этой ситуации надо умудриться «впарить» научную разработку, вернее, получить деньги на нее. В науке ситуация осложняется еще и тем, что там внутренняя организация труда ближе к феодальной, а науке приходится интегрироваться в капиталистическую систему хозяйствования. Иными словами, погоня за деньгами приводит науку на грань модернизационного кризиса. И, как всегда бывает, бить будут по самому больному месту – по методологическому ядру, оно же modus operandi науки. Вот только два положения, которые обычно остаются в тени в дискуссиях о коммерциализации науки:

1. Как ни странно, ученый выпускает в научный оборот только полуфабрикат – гипотезу с первичной экспериментальной проверкой. Окончательную же ценность и статус теории гипотеза получает потом, в результате независимого и многократного подтверждения и плодотворной критики (в идеале). То есть научная теория только отчасти продукт индивидуального труда авторов. Она имеет составляющую, созданную коллективным трудом всего научного сообщества. Разделить эти стороны одной медали подчас довольно затруднительно. Также затруднительно оплатить коллективный труд ученых, не являющихся, строго говоря, авторами теории. Таким образом, налицо противоречие «…между общественным характером труда и частнокапиталистическим присвоением…».

2. Все прекрасно представляют, как будет продаваться готовый результат научной деятельности. Однако это все равно что продавать сданный крепостным крестьянином оброк в супермаркете. Это будет лишь пародия на капитализм. Настоящая концепция коммерциализации науки должна предполагать оборот интеллектуальной собственности внутри научного сообщества. Причем оборот коммерческий. А вот эта часть обычно хромает.

Итак, организация труда в науке вступает в противоречие с требованиями, необходимыми для ее успешной коммерциализации.

Главной методологической проблемой современной науки является то, что механизм трансляции экспериментальных данных в научной среде переживает кризис. Сложившиеся методы отчуждения экспериментальной информации (в виде текста статьи, отчета или протокола) в случае сложных приборов и установок не срабатывают достаточно эффективно. Появляется часть экспериментальной информации, которая не может быть отчуждена и обработана существующими средствами. В результате происходит концентрация и автономизация научных групп вокруг сложных приборных комплексов. При этом передача экспериментальных данных между ними, а потом и общение, становятся все более затруднительными. Таким образом, фрустрируются основные свойства капиталистической формы организации труда:

1. Затруднено движение научной информации.

2. Затруднено движение людей.

3. Затруднена свободная конкуренция между производителями научного продукта – экспериментальных фактов и теорий.