Конечно, Женю в тот вечер не позвали, но он все равно появился. На него даже не обратили внимания. Никто не заметил, что Женя выглядит и ведет себя странно. Он сильно нервничал. У него тряслись руки. Север удивился, что Женя пришел без приглашения, но выгонять его не собирался. Провел в комнату, предложил напитки. И тогда Женя достал пистолет. Я не видела всего этого: как раз заперлась в туалете со Светой и жаловалась ей на наглость Севера. А потом мы услышали крики. Света была жутко напугана и хотела остаться в убежище, но я выпихнула ее наружу, и мы пошли на шум.

В большой комнате жались к стенам ребята. Женя, стоя спиной ко мне, переводил пистолет с одного на другого и кричал. Он был в ярости. Но одновременно я ощущала, что он жутко, панически боится. Его рубашка была мокрой от пота, рука тряслась.

– Я знаю, это все вы! Вы убили его! Вы всегда ненавидели его и захотели избавиться. Это вы должны гнить в тюрьме, а не моя мама! Вы мне жизнь сломали! Ты! Ты и ты! Горите в аду вы все! Я ненавижу вас, всех вас!

– Женя, успокойся. – Север сделал шаг вперед, заслоняя других ребят собой.

– Назад! Встал туда, где стоял! – Женя нервно дернул пистолет в его сторону.

Север примирительно поднял руки и отступил. Но все еще защищал ребят, стоял прямо напротив Жени, готовый, если понадобится, стать мишенью.

– Кто из вас это сделал?! Или вы все? Ему нанесли сто семь ударов! Вы передавали друг другу нож или его резал кто-то один?

Голос Жени звучал страшно. Он будто принадлежал психопату.

– Женя, это бред. Прислушайся, что ты несешь! Ты не в себе! – Панферов снова попытался вмешаться и тут же оказался под прицелом.

– Заткнись! – рявкнул Женя.

Не знаю, откуда вдруг во мне взялись безрассудство и смелость. Возможно, я решила, что Женя не тронет меня и мой вид сразу успокоит его. Я подошла сзади, мягко окликнула Женю по имени и положила руку на плечо.

Он подпрыгнул как ошпаренный, резко развернулся – и ударил меня стволом. В ухе зазвенело, в голове вспыхнула боль. Я схватилась за место удара и почувствовала на ладони что-то теплое, а потом посмотрела на Женю, веря, что он одумается. Он же, наверное, даже не понял, кого бьет!

Он действительно какое-то время ошарашенно, виновато глядел на меня… но затем изменился в лице. Выражение стало еще безумнее: губы скривились, в глазах загорелась ненависть. Тяжело дыша, он поднял пистолет. Дуло уперлось мне в лоб. Стало ужасно страшно. Его рука дрожала – холодный металл ритмично стучал мне по лбу.

– Женя, что ты творишь? – Я заставила себя заговорить. – Это же я.

– А чем ты лучше них? – Женя не опускал руку. – Ты такая же, и даже хуже.

– Никто из нас не виноват в смерти твоего отца. Ты просто в отчаянии. – Я пыталась говорить ровно и мягко, избегая слов вроде «сумасшедший», «психически нездоров». – Тут у каждого алиби на тот вечер. Вот Рома, например, был в бассейне, и его тренер может подтвердить. Ира ездила с родителями к родственникам. Таня и Карина были в торговом центре. – Чужие алиби я придумывала на ходу, но Жене мои слова показались убедительными. – Разве я тебя когда-нибудь обманывала?

Женя колебался. Надеясь на лучшее, я осторожно дотронулась до его ладони. Сердце гулко колотилось.

– Я хочу тебе помочь… – Я мягко опустила Женину руку.

Он не сопротивлялся, выглядел растерянным, напуганным.

– Давай уйдем, – наконец прошептал он.

– Хорошо, давай.

– Только ты и я. Давай уедем куда-нибудь. Отсюда, навсегда. – В его голосе звучала мольба.

Женя смотрел только на меня и будто больше никого не видел. Казалось, он забыл, как и зачем тут оказался, и не замечал, что мы стоим в центре толпы.

– Мы подумаем об этом, когда выйдем на улицу, – пообещала я, чтобы не выдать откровенную ложь. Ложь Женя чувствовал. – Пойдем на улицу, тут очень жарко. Дай мне, ну же.

Как послушный ребенок, Женя отдал мне пистолет. Как только это произошло, несколько человек накинулись на него и скрутили. Осознав, что я его предала, Женя вскинул голову. Он с отчаянием и обидой посмотрел на меня, а потом захлебнулся криком:

– Двуличная тварь! Ненавижу! Ты хуже их всех! Гори в аду! Ненавижу, ненавижу, ненавижу!

Пока Женю привязывали к стулу собачьим поводком, он все кричал и кричал, в основном проклиная меня. Но я ничего не слышала: Север, встав сзади, закрыл мне уши ладонями. Он пытался отгородить меня от боли, за что я была ему очень благодарна. Потом Север позвонил родителям, они сорвались с работы и скоро были дома. Приехала и полиция.

Пистолет оказался ненастоящим – просто муляж, который Женя купил через интернет. Но вскоре уже вся округа знала о том, что произошло.

Ответственности Женя не понес, но школа отказалась принимать его назад, пока он не пройдет обследование в психиатрической клинике. Насколько я знаю, он пробыл там месяц, а затем перевелся на домашнее обучение. И вот… он опять с нами. Мне кажется, учителя просто пожалели его. Человеку в другой ситуации после подобного поступка вряд ли позволили бы вернуться в школу.

С той вечеринки я не общалась с Женей, хотя он первое время слал мне сообщения: то просил прощения, то опять называл предательницей. Я не отвечала.

В последнем сообщении Женя написал:

После этого я добавила номер Жени в черный список.

Я плакала каждый день и очень плохо спала. Меня ломало без Жени, но я сама понимала, что нужно просто перетерпеть. Я осознала, кто он для меня. Он – мой тонкий лед. И когда этот лед дал трещину, я нашла в себе силы отступить.

Весь остаток учебного года мы только и говорили о Жене. В десятом классе о нем почти никто не вспоминал, кроме меня. Окончательно моя ломка прошла, только когда нас посадили на карантин. Теперь всех волновала лишь пандемия.

И вот в сентябре этого года, в мои семнадцать лет, Женя снова вошел в мою жизнь и вместе с собой по цепочке привел новую вереницу проблем.

Мы выходили со второго урока, на котором была лабораторная по физике. Мимо прошел Игорь. Многие из наших засвистели ему вслед, кто-то даже кинул в спину мелом. Не понимаю почему. Ведь это Марк настоял на том, чтобы сдать Таню учителям. Педсовет по поводу журнала предстоял как раз сегодня, на шестом уроке. Я знала, что там решится судьба Тани Чайки: исключат ее или оставят. Наблюдая за ребятами, я нахмурилась. Игорь старательно делал вид, что ничего не замечает и не слышит.

Сегодня мне предстояло пять уроков, а затем получасовой перерыв и дополнительное занятие с Валерией, посвященное подготовке к ЕГЭ. Я еще не до конца определилась, куда хочу поступать, разрывалась между журналистикой и экономикой. Я не дотягивала по русскому, но журналистика казалась ужасно интересной. Экономика виделась мне не такой увлекательной, зато я прекрасно успевала по математике – предмету-флагману в этой сфере, – а русский при поступлении сдавать было не нужно. В общем, везде были и плюсы, и минусы.

Север целый день казался нервным. Из всей свиты Таня была ему ближе всех. Его верный секретарь.

Учебный день наконец завершился. Мы со Светой спускались по лестнице: подруга собиралась домой, а я – к автомату за шоколадкой.

– Как думаешь, Чайку исключат? – спросила я.

– Не знаю, да мне и по фигу. Я с ней не общаюсь… – Света пожала плечами.

– Мне кажется, это не она.

– Но ее же поймали, разве нет? – спорила подруга.

– Поймали. Но тут явно все сложнее… – вздохнула я.

– Ой, да какая разница, кто спер этот ежедневник! Пусть бал вернут.

Я поняла, что не рассказывать подруге о своих подозрениях – правильное решение. Света словно летала в последнее время где-то высоко, и мне было до нее не докричаться. Поэтому тему я замяла.