При ее словах у меня перехватывает дыхание.

― О, ― с трудом выдавливаю я и поднимаю телефон, чтобы сфотографировать бордель, пытаясь прогнать чувство отчаяния, нарастающее во мне.

Не успеваю я сделать снимок, как над нами раздается смех. Я замираю, переводя взгляд на Фэллон, которая пожимает плечами. Шаги раздаются на кованом железном балконе борделя. Сквозь прутья видны мужчина и женщина. Их трудно разглядеть, но у женщины длинные каштановые волосы и хрипловатый смех. Мужчина ― высокий, с серебристыми волосами и худым «лисьим» лицом.

Раздается шорох ткани, звяканье ремня, звук спускаемых штанов. Ремень, как змея, пробирается сквозь шлевки, на блестящей пряжке отражается лунный свет. А потом женщина опускается на колени и открывает рот.

― Святое дерьмо, ― говорит Фэллон. ― Время пип-шоу.

― Я думала, это музей, ― шепчу я, запрокидывая голову, чтобы посмотреть наверх. Прохладный ночной воздух оглашают стоны.

На лице Фэллон выражение восхищения.

― Похоже, он все еще работает в нерабочее время.

Любопытство заставляет меня встать так, чтобы лучше видеть.

― Ты знаешь, кто они?

― Нет. ― Она прищуривается. ― Не вижу. ― Ее острый локоть упирается мне в бок, и я глушу вскрик рукой. ― Сделай снимок. Мы сможем увеличить изображение.

Я смотрю на нее с открытым восхищением.

― Зачем?

― Потому что мне чертовски любопытно, вот зачем. ― Она подталкивает меня вперед. ― Если ты трахаешься на открытом балконе в моем городе, то не заслуживаешь уединения.

Она права.

― Давай, Руби, ― говорит она и улыбается мне. ― Поживи немного.

Ключевое слово ― поживи.

Адреналин и волнение заставляют меня навести камеру на загадочную пару.

И я делаю это.

Я фотографирую их.

Фэллон, хмыкнув, хватает меня и тащит обратно в тень.

― Дикая маленькая бунтарка, ― шипит она, в ее голосе звучит гордость.

Я смотрю на руку Фэллон, перекинутую через мою, на ее крепкую хватку, на ее красивые длинные пальцы, украшенные кольцами с бирюзой. Я никогда в жизни не испытывала такого чувства дружбы, общности, защищенности.

Над нами раздается какое-то движение, скрип ремня, а затем смех и голоса исчезают, как только дверь захлопывается.

В переулке воцаряется тишина.

Я увеличиваю фотографию, и Фэллон смотрит через мое плечо.

― Ты его знаешь? ― спрашиваю я.

― Нет. — Она выглядит разочарованной. ― Ну, это был интересный опыт. ― Фэллон делает шаг в переулок. ― Обнажать души. Ловить незнакомцев на тайных делах. Мы должны делать это чаще. ― Она пожимает плечами. В тени и лунном свете она похожа на призрачную ковбойшу, готовую отомстить. ― Я пойду домой. Возвращайся к своему мужчине, Руби.

― Он не мой мужчина, ― настаиваю я, хотя от ее слов по телу пробегает волна тепла.

В ее ухмылке мелькает веселье.

― Как скажешь.

Я смотрю, как она уходит в ночь. Потом смеюсь и качаю головой.

Думаю, мы обе лгуньи.

Все еще размышляя над словами Фэллон, я иду по темному переулку к входу в бар.

Когда я поворачиваю за угол, парень преграждает мне дорогу. На нем розовая футболка-поло и бейсболка, надетая козырьком назад, и он так же неуместен в этом баре, как я в «Пустом месте». Приподняв бровь, он окидывает меня сальным взглядом с головы до ног.

― Извините. ― Я пытаюсь протиснуться мимо него. На танцполе из опилок уже собралась большая толпа. Чарли, должно быть, затерялся где-то в людской массе.

Он выталкивает меня обратно в коридор и кладет руки мне на талию.

― Сегодня мы потанцуем. ― Его голос звучит невнятно из-за алкоголя.

Я расправляю плечи и выпрямляюсь, надеясь выглядеть устрашающе.

― Я не хочу танцевать. Только не с тобой.

Он издает короткий смешок.

― Первый раз? Не волнуйся. Я позабочусь о тебе, красотка.

У меня перехватывает дыхание, страх пронзает позвоночник. Я соглашусь на любые неприятные комментарии в Инстаграме, вместо этого мерзкого парня, ухмыляющегося передо мной.

Он вторгается в мое пространство, и мое сердце ускоряется. Мне это не нравится. Он ― не Чарли. Он ― не мой ковбой.

― Пропусти меня. ― Я толкаю его, но он снова преграждает мне путь.

― Ты слышал ее. Отойди, блядь, от нее подальше. Сейчас же.

От грубого голоса Чарли мое сердце уходит в пятки.

Парень фыркает.

― Пошел ты, чувак…

Прежде чем он успевает сказать что-то еще, крепкая рука хватает парня за шкирку, чтобы оттащить от меня. Парень летит в стену, словно он не более чем мешок с мусором.

― Ты в порядке? ― спрашивает Чарли, становясь рядом со мной, но его глаза не отрываются от парня. Кулаки Чарли сжаты, его мускулистое тело напряжено.

Очевидно, что, если бы меня здесь не было, Чарли прямо сейчас набросился бы на него.

― Да, ― вздыхаю я, застыв перед Чарли. Притягиваемая его агрессией.

― Пошел ты, братан.

Видимо, парень не понял намеков и смертоносных взглядов Чарли, потому что снова делает шаг вперед, но Чарли упирается ему в грудь.

― Плохая идея, ― рычит он.

Взгляд Поло падает на ленточку на запястье Чарли. Мою ленточку.

― Что это, здоровяк? Навел красоту сегодня?

Как только он тянет за конец ленты, чтобы снять ее с запястья, Чарли хватает его за руку. Выкручивает.

У меня по позвоночнику пробегают мурашки, когда глаза Чарли становятся дикими.

― О, черт, чувак! ― Капли пота стекают по лицу парня. ― Я просто пошутил.

С напряженным, угрожающим выражением лица Чарли рычит:

― Только прикоснись к ней, и я оторву твою руку от гребаного тела.

Воздух наполняется страхом, и парень пытается сделать шаг назад.

Но Чарли держит крепко. Делает шаг вперед.

― Я скажу это один раз. Когда женщина говорит ― нет, она имеет в виду ― нет. Я ясно выражаюсь?

Парень судорожно глотает воздух.

― Да, сэр.

― Убирайся отсюда нахрен, ― огрызается Чарли. С ворчанием он выталкивает Поло из зала на танцпол. Затем он свистит, и толпа оживает. Местные жители тащат Поло к выходу, обливая его пивом и отправляя восвояси.

― Планируешь подраться из-за меня, ковбой? ― спрашиваю я, медленно придвигаясь к нему, влекомая каким-то магнетическим чувством.

Ненавижу, как сильно я хочу снова оказаться в его объятиях. Чарли выглядит таким красивым. В своих выцветших голубых джинсах, мягкой джинсовой рубашке, закатанной до локтей, поношенных сапогах и с блестящей медной пряжкой на ремне, он ― воплощение настоящего мужчины. Я жажду всего, что связано с ним. Настоящий ковбой, который любит землю, животных и работает руками.

Я хочу его.

― Чертовски верно, планирую. ― Он подается вперед, в его темных глазах плещутся собственичество и вожделение. Он притягивает меня к своей груди, его мощные, рельефные мышцы напрягаются, когда он приподнимает мой подбородок, чтобы встретиться с его обжигающим взглядом. ― Когда кто-то другой прикасается к тебе, Руби, это сводит меня с ума.

Одним быстрым движением наши губы сливаются. Я стону, запуская пальцы в его темные волосы. Поцелуй становится настойчивым, отчаянным, и каждый дюйм моей кожи загорается. Я чувствую знакомое учащение пульса и упиваюсь им. Только Чарли может сделать это со мной.

Я всхлипываю, когда мы отстраняемся друг от друга, хватаясь за переднюю часть его рубашки.

Его пристальный взгляд все еще прикован к моему лицу. Затем на его губах появляется сексуальная улыбка.

― Что я могу сказать, дорогая? Туристы.

Я улыбаюсь ему.

― Полегче, ковбой. Я была такой же четыре недели назад.

― Больше нет, ― говорит он. ― Разве ты не слышала? Ты местная, Руби. ― Приподняв мой подбородок, он проводит подушечкой большого пальца по моей нижней губе. ― По крайней мере, для меня.

Я краснею и вскидываю бровь.

― Ты не это говорил в ночь нашего знакомства.

― Я был неправ, ― говорит он, и это честное признание, его грубоватая мягкость заставляют мое сердце бешено биться. ― Ну же. — Он защитным жестом кладет руку мне на талию, контролируя мое движение и уверенно провожая меня обратно в бар. Я всегда буду защищать тебя, говорит мне его прикосновение. Ты всегда будешь со мной. ― Танцпол скучал по тебе.