— Не отвечайте, не отвечайте! — прокричал он свидетелю, а затем, обернувшись к суду, заявил: — Ваша честь, я возражаю. Это неправильный допрос свидетеля. Используются неподтвержденные факты. Он требует от свидетеля делать. выводы, основываясь на предположениях, обратных тому, что действительно произошло. Известно, что никакая женщина и никто иной не бросали зеркало в Артура Кашинга. Зеркало бросил Артур Кашинг в последней отчаянной попытке защититься, а затем его застрелили.

— Не вдаваясь в суть различных противоречий, — сказал судья Норвуд, — я поддерживаю возражение, поскольку от свидетеля требуют выводов. Он может сообщить, когда он услышал крик по отношению к моменту, когда раздался звон разбитого стекла.

— Хорошо, — согласился Мейсон. — Я переформулирую свой вопрос. Когда вы сопоставили бы по времени крик со звоном разбитого стекла?

Сэм Баррис поколебался.

— Трудно расставить все по порядку в собственной голове, когда только что проснулся.

— Понимаю вас. И все же постарайтесь, мистер Баррис.

— Ну, насколько я помню, я услышал звон стекла, потом выстрел. Затем я лежал, почти заснув, и только какое-то время спустя я услышал женский крик.

— А сколько времени вы лежали, засыпая?

— Может быть, несколько секунд.

— Около минуты?

— Может быть, больше минуты.

— Пять минут?

Баррис задумался.

— Да, где-то около пяти минут. Честно говоря, мистер Мейсон, может быть, я и заснул ненадолго, максимум… Я бы сказал… Нет, не знаю.

— Вы хотели сначала очертить какие-то временные рамки, мистер Баррис, но потом передумали. Почему?

— На это нельзя было бы полагаться.

— Другими словами, — сказал Мейсон, — если быть откровенным, вы не знаете, каков был интервал между звоном разбитого стекла и криком. Но когда вы хотите установить какие-то временные рамки, то приходите к выводу, который кажется абсурдным с учетом фактов. Так?

— Я возражаю против этого вопроса, как имеющего аргументированный характер, — заявил Хейл. — Это также попытка перекрестного допроса собственного свидетеля. Мистер Мейсон произвел большой эффект, отказавшись ранее от перекрестного допроса этого свидетеля, и…

— Возражение чисто техническое и поэтому отводится, — объявил судья Норвуд. — Кажется, вы забываете, что конечная цель подобных слушаний в том, чтобы удовлетворить суд, а не в том, чтобы заниматься здесь юридическими упражнениями и ловко перескакивать от одного технического вопроса к другому. Отвечайте на вопрос, мистер Баррис.

— Честно говоря, я собирался сказать, что могло пройти порядка пятнадцати минут между тем, как я услышал сначала выстрел и звон стекла, а затем крик. Это звучало бы не совсем логично, но, по-моему, речь могла бы идти о пятнадцати минутах.

— А позднее вы встали с кровати сразу же, как услышали крик?

— Не совсем так. Я поднялся, когда услышал звон стекла. Может быть, через две-три минуты. Я постоял, но не увидел ничего, кроме света в коттедже Кашинга. Тогда я не пользовался подзорной трубой. Я разбудил жену, и как раз, когда она вставала, мы услышали крик.

— И вам неизвестно, раздался ли звон разбиваемого зеркала и выбиваемого окна вследствие того, что кто-то бросил зеркало в Артура Кашинга и промахнулся, либо Артур Кашинг бросил зеркало в кого-то?

— Именно так.

— Совершенно очевидно, — сухо заметил Хейл, — что ответ говорит сам за себя. Обвинению ясно, что зеркало бросил мистер Кашинг в отчаянной попытке защититься.

— Тогда он, видимо, бросал его через себя, — сказал Мейсон.

— Обвинение утверждает, — заявил Хейл, — что мистер Кашинг бросал зеркало в кого-то, кто на него нападал и находился в тот момент между ним и окном. Бросив зеркало, мистер Кашинг повернул кресло так, чтобы оставаться лицом к нападавшему, и здесь его настиг роковой выстрел.

— Мне понятно утверждение обвинения, — сказал судья Норвуд.

— Кажется, вы говорили, что кресло не поворачивали, — заметил Мейсон.

— Его не поворачивали после того, как все эти осколки оказались на полу.

— А они оказались на полу сразу же после того, как было брошено зеркало.

— Возможно, осколки были на полу, но их разбросали по всей комнате после того, как Кашинга застрелили. Думаю, что суд и я прекрасно понимаем ситуацию.

— Я в этом не уверен, — произнес судья Норвуд, хмурясь и потирая себе виски. — Мистер Мейсон открывает интересное поле для предположений.

— Которое я попытаюсь расширить, — бодро сказал Мейсон. — Мистер Баррис, вы не могли бы сесть в кресло в том положении, в каком был мистер Кашинг, когда вы обнаружили тело.

Свидетель сел в кресло и безжизненно сполз с него своим телом.

— Теперь, — сказал Мейсон, — не двигая ничем, кроме плечей и головы, поверните кресло. Ваши бедра и ноги должны оставаться в прежнем положении.

Баррис послушно это выполнил.

Мейсон протянул ему старинное зеркало.

— Кресло находилось футах в шести от окна, которое было разбито.

— Да.

— Край судейской скамьи находится приблизительно в шести футах от вас. Посмотрим, сможете ли вы добросить это зеркало до края судейской скамьи.

— Подождите! Подождите! — закричал, вскакивая, окружной судья. — В этих условиях эксперимент не может проводиться.

Судья Норвуд сказал:

— Суду, конечно, не хотелось бы, чтобы в зале заседаний колотили зеркала.

— Он не может бросить зеркало на такое расстояние, сидя в кресле, — пояснил Мейсон, — а он сильнее и крепче, чем был Артур Кашинг. Если он поднимет руки и достаточно отведет их назад, чтобы бросить это зеркало на расстояние в шесть футов, сидя в кресле, то кресло отъедет назад. Он не сможет так далеко его бросить. И Артур Кашинг не мог.

— Кашинг бросил, — сказал Хейл, — должен был бросить.

— Давайте попробуйте бросить, — обратился Мейсон к свидетелю.

Баррис поднял зеркало. На лице его было замешательство.

— Дайте я попробую, — попросил судья Норвуд.

Он встал со скамьи, уселся в кресло, поднял тяжелое зеркало, отвел руки назад и тут же опустил.

— Вы пробовали? — спросил он окружного прокурора.

— Нет, ваша честь.

— Тогда попробовали бы, — с выражением посоветовал судья Норвуд, возвращаясь на свою скамью.

— Но, ваша честь, ведь зеркало бросали, — настаивал Хейл.

— Но не тот, кто сидел в кресле, и не на шесть футов, — убежденно заявил судья. — Это зеркало весит, наверное, фунтов тридцать.

— Ваша честь, — заявил с раздражением Хейл, — я не хотел бы втягиваться в спор с судом, но если ваша честь как следует взглянет на все улики, то вы увидите полную невозможность того, чтобы кто-то бросал зеркало в Артура Кашинга.

— Я вижу полную невозможность того, чтобы он мог бросить это зеркало из кресла на шесть футов.

— Но бросали не это зеркало, ваша честь. Суд, видимо, помнит, как настойчиво мы возражали против того, каким образом вот это зеркало было включено в рассмотрение дела. Перри Мейсон ловко этого добился, спросив у свидетельницы, было ли данное зеркало примерно одного размера и веса.

Судья Норвуд кивнул.

— В любом случае брошенное тогда зеркало уже не годится для такого эксперимента, и оно наверняка было тяжелым. Человек в кресле мог бы держать его на коленях, а затем отшвырнуть толчком, но он не мог поднять руки за голову и бросить. А сейчас мисс Ките желала бы проконсультироваться с адвокатом, а суду нужно осмотреть место, где, как предполагается, было совершено преступление. Объявляю перерыв до завтра, до десяти часов утра.

Когда публика двинулась из зала, к Перри Мейсону подскочил Пол Дрейк.

— Есть не очень хорошая новость. Кажется, Мэрион Ките, как только сюда приехала, сразу же сходила к окружному судье. Он расписал ей все, что делать при даче показаний, — ответить на несколько вопросов, а потом просить о встрече с адвокатом.

У них все подстроено. Она собирается пойти к парню по имени Лэнсинг, с которым частенько бывают проблемы. Знаешь, такой поборник этики. Он хочет обвинить тебя в злоупотреблении судебным процессом. Ты, дескать, не дожидаясь показаний Мэрион Ките, уже пытаешься намекать на интимную связь с Кашингом, чтобы вывести из-под удара свою клиентку. Они хотят выдвинуть против тебя серьезные обвинения.