Как правило, книги по судебной медицине не принимаются в качестве подтверждения улик, но слайды, иллюстрирующие типичные случаи, обычно принимаются. Поэтому собираемую доктором Фордом слайдотеку трудно переоценить.

В «Деле сердитой плакальщицы» я веду речь о косвенных уликах, которые весьма непопулярны, но тем не менее представляют собой один из математически наиболее точных методов доказательства, известных человеческому разуму.

Косвенная улика безошибочна, если она полностью действительна. А плохую репутацию косвенной улике приносит неправильное ее толкование.

Это ошибочное толкование объясняется частично небрежностью следователей. Это также результат неумения некоторых следователей каталогизировать и сохранять все существенные элементы косвенной улики.

Слишком часто детектив на месте преступления делает вывод и затем лишь ищет улики в подтверждение этого вывода, предавая забвению действительно значительные элементы ценной улики.

Правосудие основывается на доказательствах, доказательства основываются на фактах. Работа, проводимая доктором Фордом, имеет такое большое значение, что я написал это предисловие как свидетельство уважения к нему как к гражданину, и я посвящаю эту книгу ему как другу.

Ричарду Форду, медику, директору школы судебной медицины Гарвардского университета, главному медицинскому эксперту графства Саффолк, Массачусетс.

Эрл Стенли Гарднер

Глава 1

Белл Эдриан проснулась с чувством, что что-то явно не в порядке.

Свет полной луны струился через окно спальни, отбрасывая продолговатое золотое пятно на ковер, расплескиваясь у ног кровати. По положению теней миссис Эдриан догадывалась, что время далеко за полночь.

Она повернулась, постаралась взять себя в руки и снова заснуть, но ее мысли возвращались к Карлотте.

Напрасно ее разум боролся с неожиданным мрачным предчувствием. Карлотте был двадцать один год, достаточный возраст для горьких обид на любую попытку материнской опеки; к тому же Карлотта была либо дома, в постели, либо всего в четверти мили от него, в коттедже Артура Б. Кашинга.

Миссис Эдриан боролась с желанием заглянуть в спальню Карлотты. Если Карлотта проснется, это уязвит ее гордость, по молодости ей покажется, что с ней обращаются как с ребенком. И все же вот уже более трех лет Белл Эдриан вела битву с самой собой. Ее чувство материнской защиты попросту отказывалось сдаваться.

В семнадцать лет Карлотта была послушно внимательной, в девятнадцать — доброжелательно терпимой, в двадцать — нетерпеливой.

Сейчас, в двадцать один год, Карлотта хотела, чтобы все понимали реальность и определенность ее независимости. Она выросла. Ее мать была другом, товарищем, но уже не воспитателем и не сопровождающей компаньонкой.

Как ни старалась, Белл Эдриан не могла принять всем сердцем эту перемену. Она могла контролировать какие-то внешние проявления, но в глубине души оставалась, как всегда, покровительницей. Карлотта, даже совершеннолетняя, была все еще ее ребенком, нуждающимся в защите.

Белл Эдриан захотела узнать точное время, подумала вновь о Карлотте — и вдруг ее осенило. Она могла все выяснить, просто заглянув в гараж.

Она выскользнула из постели, накинула халат и мягкие тапочки, тихонько вышла через заднюю дверь к проезду для машины.

Дверь пустого гаража была открыта. Он неясно просматривался изнутри подобно черной, пустой пещере.

Миссис Эдриан взглянула на часы при свете луны. Как только она поняла, насколько было поздно, тревога охватила ее, а черные тени пустого гаража приобрели какое-то дополнительное значение.

Она медленно обошла дом сзади, в сторону северного крыла. С этой удобной точки был виден через бухточку озера коттедж, в котором Артур Кашинг проводил последнюю неделю своего отпуска. Сломанная лодыжка, удерживавшая его дома, была результатом несчастного случая десятью днями ранее, когда Карлотта и богатый молодой холостяк носились сломя голову на лыжах по крутым склонам Медвежьей горы. Поэтому Карлотта чувствовала за собой определенную ответственность и была в последнее время частой посетительницей в коттедже Кашинга.

Теперь, когда Артур Кашинг собирался возвращаться в город, было вполне естественно, что он мог пригласить Карлотту поужинать и посмотреть снятый им цветной фильм, полученный в тот вечер из города после проявки.

Миссис Эдриан убеждала себя, что, по современным понятиям, и время-то было не столь позднее. Она пыталась посмеяться над тревогой, с которой проснулась, над отчетливым недобрым предчувствием, от которого не могла отделаться.

Мерцающая вода озера, холодно сиявшая при лунном свете, отражала свет из окон коттеджа Кашинга. Этот свет казался теплым и ободряющим. Конечно же, все в порядке, и вот-вот фары автомобиля Карлотты пробьются через темноту по дороге к дому.

Миссис Эдриан поежилась от холода и от нервозного состояния. Она решила, что вернется сейчас в постель и вновь заснет. В конце концов, Карлотта уже не ребенок. Белл Эдриан должна лишь научиться самодисциплине и…

Откуда-то из-за озера вдруг раздался тонкий женский крик. Он был ослаблен расстоянием, но тем не менее нес в себе нотки отчетливого ужаса. Это был протяжный, высокий крик.

Миссис Эдриан подождала всего секунду, не повторится ли этот крик. Затем бросилась в свою спальню, скользнула в твидовую юбку, накинула жакет и, не потрудившись даже надеть чулки, сунув ноги в первые попавшиеся туфли, выскочила из дома.

Между ней и коттеджем Кашинга лежал рукав озера. Идя не по дороге, а по тропке вдоль озера, Белл Эдриан смогла существенно сократить путь.

Коттеджи стояли вдоль берега озера, который в свое время использовался лишь под фермы, но теперь все более становился известен как место зимнего отдыха. Попозже, когда на озере станет лед, здесь появятся конькобежцы и костры с котелками дымящегося кофе; пока же, в начале зимы, здесь катались на лыжах.

Здесь, на высоте более мили над уровнем моря, миссис Эдриан было трудно сохранять быстрый ритм, но она продвигалась вперед, полная решимости разобраться с этим криком, не важно, что подумает Карлотта. Кажется, он донесся со стороны коттеджа Кашинга, как раз через рукав озера. Звук был ослаблен расстоянием, но все же был тревожно отчетлив в холодной безветренной ночи.

Мороз расстелил под луной белое покрывало. Покрытая инеем растительность хлестала по голым ногам Белл Эдриан, спешащей по узкой тропинке. Запыхавшись, она дошла до коттеджа Кашинга.

Декстер К. Кашинг, банкир, держал этот коттедж как место для отдыха в течение всего года, хотя сын Артур пользовался им значительно чаще отца. Постройка была расположена в лучшем месте на выступающем в озеро полуострове. Док для моторной лодки, который использовался в летнее время, отбрасывал черную тень. Там же были площадка для пикника на кромке воды и обширное место для парковки машин перед гаражом в северной части.

Белл Эдриан заметила, что на окнах фасада занавески были опущены. Только боковые окна были незашторены. Огни изнутри дома бросали золотые блики на полузамо-роженную почву, а тени от рождественских гирлянд показались черными овалами внутри этих пятен.

Она взбежала по ступеням парадного крыльца и позвонила. Затем что-то внезапно ее остановило. Какую историю она придумает, когда дверь откроется? Надо ли говорить о крике? Каком крике? Откуда она знает, что крик доносился из этого коттеджа?

Картина того, что могло произойти, возникла в ее воображении. Она представила удивленное лицо Кашинга и выглядывающее из-за его плеча лицо Карлотты со сверкающими гневом глазами. Артур Кашинг мог и не заметить ее беспорядочного гардероба, но Карлотта заметит наверняка.

Весь тепло освещенный дом так и излучал привычную безопасность, как бы говорил о современных мужчине и женщине, дружески сидящих у камина. Вторжение растрепанной, встревоженной матери будет выглядеть так старомодно, так смешно.