Нико направляет нас в противоположную сторону, но, когда он останавливается возле шоколадного фонтана, я вопросительно смотрю на него.

Он излучает ярость, челюсть напряжена, ноздри раздуваются. Не задумываясь, я кладу руку ему на плечо.

— Ты… — я осекаюсь, не закончив фразу. — В порядке? — когда его карие глаза встречаются с моими, а затем переходят на мою руку. Как будто я только что прикоснулась к чему-то раскаленному, поэтому отскакиваю назад, но его пальцы смыкаются вокруг моего запястья.

Я не могу отвести взгляд от его яростного взгляда, который держит меня в плену.

— Боман всегда так ведет себя с тобой?

Не зная, как ответить, я говорю спокойно.

— Это работа, в которой большинство мужчин, поэтому часто…

Нико подходит ближе, тесня меня.

— Скажи мне, что он не проявляет неуважения к такой умной женщине, как ты.

Удивленный смех вырывается наружу.

— Нико, ничего страшного.

Его черты мгновенно меняются: глаза темнеют, губы приоткрываются, он проводит по ним языком.

— Скажи это еще раз.

Я хмурюсь, произношу слова медленно, не понимая, почему он хочет, чтобы я повторила.

— Ничего страшного.

Он качает головой.

— Нет. Ты произнесла мое имя. — Наступает короткая пауза, прежде чем он пробормочет. — И, черт меня возьми, если мне это не понравилось.

Его глаза окидывают меня с ног до головы, оставляя за собой жаркий след. Когда его внимание возвращается к моей шее, выражение лица меняется на раздраженное, и он отпускает мое запястье. Он проводит взволнованной рукой по затылку.

— У тебя на шее засос. — Почти нехотя это признание вырывается у него, и он добавляет. — Мой.

Невозможно широко раскрывая глаза от смущения, я прикрываю рукой шею. Боман заметил. Вот почему его взгляд устремился туда. Эта его чертова ухмылка.

У меня в груди ноет от того, что он, должно быть, думает. Что он думает обо мне сейчас. Повернувшись лицом к огромным окнам, я уставилась на улицу, ничего не видя. — Черт возьми, — шепчу я.

Нико подходит ближе, переводя взгляд на свое отражение рядом со мной. Его губы сжимаются в ровную, жесткую линию.

— Я не собираюсь извиняться за то, что сделал там. Ни капли не жалею, что прикоснулся к тебе.

После небольшой паузы его голос становится ниже, почти гортанным. В глубине его голоса таится раскаяние.

— Но мне чертовски жаль, что это вылилось в такое. — Его тон становится ледяным. — Я мог бы вырезать им глаза за то, что они так на тебя смотрят.

Прикинувшись безразличной, я натягиваю улыбку и поворачиваюсь к нему.

— Уверяю тебя, в таких радикальных мерах нет необходимости.

Поднимая подбородок, он сует руку в карман.

— Пошли, профессор.

— Но я думала, что ты должен поговорить с мэром…

— Нет. — Он прерывает меня быстрым покачиванием головы. Глаза буравят меня с каким-то нечитаемым выражением. — Я должен отвезти свою женщину домой. Он поймет.

Домой. Но это не мой дом. Хотя он и может показать мне на краткий момент свою более человечную сторону, я не могу забыть один важный факт: я всего лишь его пешка. Для него это способ устранить кого-то другого. Потом он отбросит меня в сторону.

Даже когда я напоминаю себе об этом, мне трудно укрепить свою оборону после того, как он защитил меня сегодня вечером. Он придвигается ближе, как бы физически защищая меня от словесных оскорблений Бомана.

И когда он берет мою руку, проводя большим пальцем по тыльной стороне, я говорю себе, что это только видимость. Ведь на самом деле все это ненастоящее. Я должна игнорировать все эти приятные ощущения, которые он вызывает.

Это оказывается сложнее, чем предполагалось, когда на следующее утро я обнаруживаю на комоде черный шелковый шарф.

Пятнадцатая глава

Оливия

Следующий день

«Встречаемся завтра в кофейне Bayside Coffee Company возле твоей работы. В полдень. Найди столик у окна с газетой на нем».

Я пытаюсь вести занятия в своей обычной манере, но все мои мысли о предстоящей встрече. Я нахожусь на взводе, пытаясь понять, с кем мне предстоит встретиться и какая информация может быть у них для меня.

Мало того, я чувствую себя как подросток, пытающийся скрыть засос от родителей.

Я протягиваю руку вверх, чтобы провести кончиками пальцев по шарфу, модно повязанному на шее и скрывающему небольшую отметину, оставленную Нико на моей коже. Меня пробирает дрожь, когда я вспоминаю вчерашний вечер в том кабинете. Все еще обдумываю тот факт, что он оставляет этот шарф в моей комнате сегодня утром — и то, что он вообще заботится об этом. Хотя это совершенно не соответствует его властному, высокомерному фасаду, этот заботливый подарок означает, что он прикладывает усилия, чтобы исправить то, что, по его мнению, было неправильно.

Когда в одиннадцать пятьдесят занятия заканчиваются, и последний студент покидает аудиторию, я вздыхаю с облегчением. Собирая свои материалы, я сжимаю ручки портфеля в почти смертельной хватке и глазами изучаю окружающую обстановку, пока выхожу из здания. Ничто не привлекает внимания. Никто подозрительный не слоняется поблизости.

Но, скорее всего, они находятся здесь, сливаясь с остальными людьми.

Когда через пять минут я проскальзываю внутрь кафе, то быстро осматриваюсь и ищу нужный столик.

Вот он.

В моем животе вибрирует, когда я замечаю газету, лежащую на пустом столе у окна. Жалюзи задернуты, чтобы защитить глаза от слепящего полуденного солнца. Подойдя к окну, я оглядываюсь по сторонам, сажусь на один из стульев и аккуратно кладу портфель под стол у своих ног.

Как раз в тот момент, когда я беру газету, появляется официант и ставит кофе на стол передо мной. Я вопросительно смотрю на молодую блондинку.

— Мне сказали принести ванильный латте с миндальным молоком, когда вы придете. — Она лопает пузырь из жевательной резинки, выглядя скучающей, и лезет в карман фартука, чтобы достать сложенный лист бумаги. — И просили передать вам это.

Я с опаской принимаю бумагу.

— Спасибо. — Девушка кивает и отходит, возвращаясь за стойку.

Черт возьми. Все должно быть не так. Меня не должны использовать чертовы наркоторговцы, чтобы добраться до своего конкурента.

Еще раз осматриваюсь вокруг и не обнаруживаю ничего необычного, поэтому разворачиваю бумагу и просматриваю ее. Почти сразу же я роняю ее на стол, пальцы мгновенно разжимаются, как будто меня обожгли. Горло словно обхватывают невидимые руки, перекрывая дыхание и лишая кислорода. И все же я бессильна оторвать взгляд от ксерокопии некролога двадцативосьмилетней давности.

Моего собственного.

С недоверием глядя на бумагу, я перечитываю ее не менее десятка раз, убеждая себя, что это подделка. Так должно быть.

Согласно этому документу, Оливиана Изабелла Сантилья-Хименес, родившаяся у родителей Антонио Хименеса и Йоханны Сантилья-Хименес, умерла двадцать восемь лет назад. Дата рождения, указанная здесь, совпадает с моей, только меня зовут Оливия Изабелла Райт.

— Он настоящий.

Я вскидываю голову, услышав женский голос, раздавшийся из-за стола позади меня. Прежде чем я успеваю повернуться на своем месте, она шипит.

— Не надо. Просто слушай.

Застываю на месте и молчу.

— Наверняка Альканзар рассказал тебе что-то. Дело в том, что ты оказалась в самом центре гребаного осиного гнезда. Они оба пытаются победить, и ты — ключ к этому. Но это дерьмо серьезнее, чем все думают. У Альканзара в кармане люди со всего мира. Особенно здесь.

Имеются в виду Боман и Хэррод, скорее всего. И мэр. Прошлая ночь усиливает мои подозрения.

— Тебе нужно быть начеку. Никому не верь. Альканзар дает тебе только фрагменты правды, дразня хлебными крошками, чтобы получить то, что он хочет.

— Кто ты? — шиплю я.

Она разражается невеселым смехом.

— Просто неравнодушный гражданин. — Понижая голос, она добавляет. — Допивай свой кофе, профессор Райт. Без сомнений, твой телохранитель скоро будет искать тебя в офисе.