Я подзываю официанта и делаю ему специальный заказ. Он кивает и через некоторое время приносит нам графинчик с янтарной жидкостью.

– Виски? – поднимает брови Платоныч, вытащив стеклянную пробку и осторожно понюхав содержимое.

– Точно! – киваю я. – И знаешь какой?

– Да неужели? – удивляется он.

– Именно!

Это значит, что виски здесь контрафактный, но очень достойный, сделанный в Сибири на нашей собственной винокурне.

– Хо-хо! – смеётся Платоныч. – Ну, ладно, тогда вздрогнем. Конечно, рановато мы празднуем, но…

– Мы не празднуем, – говорю я. – Мы просто отмечаем получение предложения, причём, заметь, никто ещё и не спрашивал, каково будет твоё решение. Торопиться не следует, нужно всё хорошенько взвесить.

Мы дружно смеёмся.

Вечер длится недолго, но зато сидим мы душевно. Рассказываем в красках про отдых на Брежневской даче, про поэтов и про Джансуга-Джано-Джона.

– Надо с ним поосторожней, – качает головой Большак. – Прямо какой-то зелёный берет, в одиночку пробрался сквозь джунгли, чтобы встретиться. Не знаю, не знаю…

– Согласен, история непростая, подумаем ещё, как с ним поступить…

Поужинав, мы разъезжаемся по домам.

– Вот, что я хочу сказать, – качает головой Андропов.

Утро начинается с очередного совещания или мозгового штурма с ним и со Злобиным.

– Это выводы, которые я делаю из рассказанного тобой, – говорит председатель. – Другой информации у меня нет, так что остаётся верить тому что ты ничего не путаешь и, тем более, не меняешь сознательно. Впрочем, эта задача была бы непростой, да?

Он пристально смотрит мне в глаза, а я лишь плечами пожимаю. Что тут скажешь…

– Когда бригада Ельцина возьмёт власть в свои руки, это будет выглядеть как стандартная элитная революция, – кивает председатель. – Надо признать, что сейчас в нашей изрядно закостеневшей системе управления, социальных лифтов практически не осталось. Может, я и утрирую, но в целом можно так сказать. И оказывается, что менее, чем через десять лет вся наша номенклатура, привыкшая к привилегиям, придёт к внутреннему соглашению – превратить свою власть в материальную собственность. В богатство. Правильно?

Я задумываюсь. Красиво излагает, ёлки-палки. В уме ему не откажешь…

– Пожалуй…

– То есть суть революции девяностых заключается в том, что «старые дяди» отдадут свои привилегии и полномочия новому поколению, предоставив этим условно молодым людям возможность социального продвижения, так?

– Не слишком это узкая трактовка?

– Если отбросить шелуху, то это и останется в итоге. И новоявленные певцы свободного рынка заявят, что их не интересуют экономические результаты приватизации. Их будет волновать лишь одна вещь: создание ситуации, в которой «проклятый социализм» никогда не сможет вернуться. Именно такую задачу будет решать команда Ельцина. Хоть и с огромными издержками и потерями, буквально разгромив, уничтожив страну, с этой задачей он справится. Я верно понял суть?

– Думаю, да, это верно.

– Но у команды Ельцина будет одна большая проблема: они унаследуют от предыдущей команды, то есть от нас, правителей сегодняшнего дня, неспособность к качественному, правильному, разумному управлению. Вернее, не так, пойдёт катастрофическая деградация. Наша сегодняшняя система управления требует серьёзного реформирования. Но даже она на порядки выше того, что сложится при Горбачёве. А при Ельцине даже по сравнению с горбачевским периодом, управленческие качества номенклатуры станут катастрофически низкими. И, в дополнение к этой управленческой катастрофе, воровская каста быстро срастётся с командой Ельцина, и дальше уже просто снежный ком. Трагедия и падение.

Он прикрывает глаза и подпирает голову руками.

– Команда Ельцина, – говорю я, – будет неуклюжей, как слон в посудной лавке и эффективно управлять страной, особенно в условиях необходимости развития, им окажется не по плечу. После дефолта на короткое время придёт команда настоящих профессионалов, но их быстро сожрут. Они могли бы пересмотреть итоги приватизации, а это было бы слишком опасно. Власть перейдёт к представителям оргпреступности. Криминал разрулит проблему своим способом – ограбив и захватив все, что было приватизировано в девяностые.

– Будем резать, – говорит Андропов.

– Не дожидаясь перитонита, – добавляю я.

– Под корень, – кивает он. – Что скажешь, Леонид Юрьевич?

– Я согласен, только замечу, что это ни от чего нас в будущем не защитит. Потому что, как я понимаю к власти будут рваться бандиты новых поколений, а не эти вот наши с вами блатные урки.

– Они тоже, – хмыкаю я. – Мне кажется, резать однозначно нужно, но это не самое сложное. Самое сложное создать в обществе неприятие всей этой уголовной субкультуры. И, опять же, если всё продумать и сделать, как надо, история будет уже совершенно другой. Без всей этой дикости девяностых. Направленная исключительно на развитие и позитив.

– Ну, что же, – резюмирует председатель. – Будем готовиться к этой важной… э-э-э…

– Жатве, – подсказываю я.

– Да… И в конце следующего года ударим по всем фронтам, а за это время нужно всё хорошенько подготовить. И это касается не только борьбы с преступностью, но и всего остального. Брагин, ты принёс служебную записку по структуре «Факела»?

Я подаю.

– Хорошо, ознакомлюсь сегодня.

– Чем дольше размышляю, – качает головой Злобин, когда мы выходим от Андропова, – тем меньше понимаю, зачем ты всё ему рассказал?

– В смысле?

– Что знают двое, то знает свинья, как говорят наши французские друзья.

– Нас с вами, как раз, двое, но ресурсов бы нам не хватило, Леонид Юрьевич.

– Нашли бы ресурсы, – немного сердится он, – потихонечку бы всё обтяпали. Стригли бы купоны до самого конца, да и потом тоже, а так… Не пойми что. Я не уверен, что шеф как раз тот человек, который может всё сделать, как надо. Как бы ещё больше проблем ни навертел. Ещё цирк будет, если тебя от твоего же «Факела» отстранят. А это, я тебе скажу, вполне может произойти. Не сейчас, так в близком будущем. Думаю, нашлась бы целая куча, огромная куча тех, кто захотел бы превратить твои знания в твёрдую иностранную валюту со всеми выводами, понимаешь, да?

– Такие ребята всегда существуют, что тут сказать.

– Нечего, конечно. Но тебе нужно было мне всё рассказать, а не ему.

– А вы бы поверили? Я много раз хотел, но опасался, что это могло бы разрушить наши отношения. Если бы вы решили, что у меня кукуха поехала. Он, кстати, меня проверял на полиграфе и у психиатра, как вам известно. И, к тому же я ведь не просто так пошёл и всё рассказал. Он конкретно меня прижал, у меня выхода другого не было.

– Выход всегда есть. Ты же мент, должен понимать, когда носитель информации отдаёт самую важную её часть и становится ненужным, что с ним происходит. А если бы я даже и не поверил тебе, это не беда, время расставило бы всё на свои места, предоставив неопровержимые доказательства твоей правоты.

– Леонид Юрьевич, но мы бы не смогли реформировать Союз до того, как он развалится.

– Ладно, – машет он рукой, – проехали, чего теперь-то кулаками махать… Будем приспосабливаться к тому, что имеем. Не убивать же самого председателя, правда?

В глазах Де Ниро мелькает что-то такое, чего я никогда не замечал и, скорее всего, никогда бы и не увидел, не заведи он этот разговор… Немного странный, честно говоря, разговор…

После «конторы» я решаю заехать в казино. Перекушу прямо там, проглочу какой-нибудь сэндвич и посмотрю, как поживают мои джентльмены удачи. А потом у меня уже намечена встреча с Новицкой и Скачковым. Нужно всё обговорить перед завтрашней встречей с Епишевым, начальником ГлавПУРа.

Пора с ним уже познакомиться лично, Леонид Ильич ему уже дал ценные указания. Но ещё надо, чтобы Андропов одобрил предложенную мной структуру. Хотя, думаю одобрит, там вроде всё просто и понятно, единственное, если успеет посмотреть, а то, похоже, сейчас у него все мысли уходят на осмысление будущего…