Пчелиный король

Детский смех колокольчиком звенел во дворе небольшого, недавно купленного частного дома. Арина, девочка пяти лет, бегала вокруг отца, старательно обливая его из водяного пистолета. Егор был счастлив, столько лет упорной работы, экономии на всем, и вот, они с женой исполнили общую мечту. Жить в квартире супругам не нравилось. Две небольших комнаты, давящие стены, нет, частный дом со своим садом, мангальной зоной – вот предел их мечтаний. А мечты должны сбываться, иначе жизнь теряет всякий смысл.

Июльская жара плотной пеленой накрыла город. Обливаясь потом, Егор бегал за дочерью по двору, ведь выходной на то и создан, чтобы проводить время с семьей.

– Кому молочный коктейль? – Юля несла поднос с напитками, обходя разыгравшуюся дочь, бегающую под ногами.

– Ты вовремя. – С улыбкой произнес Егор, залпом осушив холодный напиток.

Арина, не останавливаясь, наворачивала круги по двору, пока ее внимание не привлекли муравьи. Нацелившись игрушечным пистолетом на трудящихся насекомых, малышка с криком: «Умрите», залила их водой.

– Как же хорошо… – приобняв мужа, произнесла Юля.

– Хорошо, но нужно разобрать сарай завтра. Думаю, может на его месте беседку поставим? – рассуждал Егор.

Арина услышав разговор родителей, мигом помчалась к старому сараю оставшегося от прежних владельцев. Встав на цыпочки, девочка дотянулась до ручки и открыла старую трухлявую дверь. Громкий визг разнесся по двору. Родители, на секунду отвлекшиеся от ребенка, со всех ног мчались к плачущей дочери.

– Что? Что с ней? – Кричал Егор, пока Юля кружилась над Ариной рассматривая ручки, ножки, спину.

– Пчелы. Я не пойму сколько укусов… три… нет, пять. Семь! – дрожащий голос Юли говорил о том, что все плохо. Егор взглянул на дочь, красные от слез глаза, разбухший нос, шея и щеки девочки неестественно вздувались на глазах.

– Срочно в больницу!

Юля схватила обмякшую Арину на руки и побежала к машине, Егор завел мотор.

После трех часов, проведенных в детской больнице, Егор вернулся домой один. Жена и дочь остались на два дня в стационаре. У Арины оказалась инсектная аллергия. Солнечный, жаркий день сменился на ветреный, прохладный вечер. Собрав разбросанные по двору игрушки, Егор уже было собрался войти в дом, как внимание его привлек злополучный сарай. Злость, ярость, на которую, казалось, был неспособен мужчина, дурманили разум. Схватив топор, Егор бросился крушить старую постройку. Деревянные балки с хрустом рассыпались. С каждым ударом топора хилый сарай превращался в груду гнилых досок. Когда наконец все строение рухнуло, Егор, совершенно обессилив, упал на колени и заплакал. Жужжание, еле уловимое, где-то над правым ухом заставило подскочить мужчину. Обернувшись, он увидел улей. Вот он, корень зла. Схватив топор, Егор со всей силы нанес удар по пчелиному дому, расколов его напополам. Соты кишили полосатыми насекомыми, но что-то с медом было не так. Наклонившись, желая рассмотреть, Егор увидел, что внутри улья был не мед. Кровь сочилась из небольших шестиугольников.

– Что за чертовщина. – Фыркнул брезгливо мужчина, попятившись назад. Овод, появившийся из ниоткуда, угрожающе навис над лицом Егора. Взмахивая руками, стараясь отогнать насекомое, Егор бежал к дому. Но овод был быстрее, для таких маленьких существ, люди огромные, неповоротливые гиганты. Резкая, острая боль разрывала плоть на щеке Егора. Забежав в дом, уняв дрожь в теле, мужчина взглянул на себя в зеркало. Укус пульсировал, но на лице была всего лишь маленькая красная точка. Никаких отеков, аллергий. Немного успокоившись, Егор написал жене сообщение, интересуясь, как у дочери дела. Юля ответила быстро: «Арина под капельницей, спит. Не переживай, утром наберу». Егор с облегчением выдохнул. У всех бывают плохие дни, сегодня была очередь их семьи.

От усталости кружилась голова, не раздеваясь, Егор рухнул на кровать и крепко уснул. Настырное жужжание разбудило посреди ночи. Егор сел в кровати, нашарив в ночном полумраке прикроватную лампу, нажал на включатель. Комната осветилась блеклым светом. Егор искал источник звука. Ничего. Ни одного насекомого в комнате не было. Скрежет и шебуршение над головой мерзко смешивалось с непрерывным жужжанием. Егор поднял голову. На привычном белом натяжном потолке виднелись мелкие черные шестиугольные дыры. Из этих отверстий тонкой струйкой стекала желтая, вязкая жижа. Капля упала на лицо Егора. Стерев ее пальцем со лба, мужчина облизал жижу. На вкус мед, но что-то солоновато-горьковатое было в послевкусии.

– Пчела! Это все гребаные пчелы! – рычал Егор себе под нос, вставая с кровати. Спать под ульем он не собирался. Навязчивое жужжание, исходившее отовсюду, преследовало. Укус, оставленный оводом, снова дал о себе знать. Щека онемела, пульсировала, отдавая в челюсть ноющей, противной болью. Прикоснувшись к укусу, Егор нащупал бугор. Неужели все-таки аллергия, как у Арины. Включив свет в ванной комнате, мужчина снова взглянул на свое отражение. Красное пятно расширилось, пульсация была не просто ощущением, кожа действительно поддергивалась. Свищ с черной дырой, глубоко уходящей в мышцы лица, выглядел ужасающе. Егор отпрянул от зеркала, жужжание усиливалось, но насекомых нигде не было, нервно дернув головой, мужчина ощутил головокружение. Он ощущал, что в его щеке что-то копошится, прогрызает его плоть.

– Вылези дрянь! – орал Егор, схватившись за голову, выдирая русые волосы. Эта боль была ничем, сравнительно с той, что вызывал укус овода.

Взяв всю волю в кулак, Егор решительно взглянул на себя в зеркало и с усердием надавил на покрасневшую кожу. Из дырки в щеке потек бордовый сок, маленькая желтоватая головка показалась в отверстии на щеке. Еще раз, и еще. Гной брызнул на зеркальную поверхность. Под кожей с новой силой что-то задергалось.

– Ну уж нет, выходи из меня! – Егор схватил лезвие и с силой надавил на припухший бугор, вскрывая пол лица. Раздвинув висящие куски кожи, мужчина увидел жирную личинку, извивающуюся в его крови. Пальцами он выдернул ее из себя и бросил в раковину, смыв водой. Кровь текла по шее, рукам, но Егор улыбался, он победил. Схватив мобильный телефон, Егор набрал Юлю.

– Алло… – послышался сонный голос жены.

– Я справился, все будет хорошо. – шептал Егор.

– Егор, ты о чем? У тебя все хорошо? – Юля испугалась: голос мужа звучал иначе, ей было тревожно за него.

– Да, да, теперь все хорошо. – Радостно шептал Егор, шорох, то ли помехи, то ли шебуршение, напрягли мужчину. Нет, это не помехи, – он четко слышал жужжание в трубке телефона.

– Юля, проверь Арину! – Взмолился мужчина. Но Юля не слышала его, странное жужжание в палате напугало женщину. Бросив телефон на койку, она подбежала к дочери. Арина неестественно подрагивала, глаза ее закатились.

– Доченька! Врача! Врача, срочно! – Кричала Юля. Из ушей дочери сочилась желтая жидкость… или мед… Все тело девочки было покрыто буграми, черные шестиугольные дырки, в которых что-то шевелилось, двигалось. Юля орала, но никто не приходил. Схватив дочь на руки, Юля выбежала в коридор больницы. В этот момент Арина посмотрела на мать и произнесла:

– Жужжит… жужжит мамочка.

Девочка обмякла. Юля кинулась обратно в палату, уложила дочь, делала искусственное дыхание, но пульса не было. Только в дырках, усеявших тело девочки, кто-то шевелился, прогрызал плоть, выбираясь наружу. Юля схватила телефон, Егор все еще был на связи.

– Что там? Юля? – кричал мужчина.

– Личики… они убили нашу дочь….

Жизнь устроена удивительным образом. Беда всегда приходит неожиданно, будто ураган, срывая дверь с петель и круша все на своем пути. Разрывает в мелкие щепки все, что с трудом и любовь наживалось. В семье Тани именно так и случилось. Измена мужа вихрем ворвалась в их дом, разрушив прежний уклад жизни. Тяжелый развод, сожаление о восемнадцати годах, прожитых с предателем, рвали душу молодой женщины. Единственная радость – дочь. Четырнадцатилетняя Лиза быстро повзрослела, познав, что в жизни не как в сказках, что порой принц (отец) может сотворить с любящими людьми. Отец мог дать Лизе все, о чем могла мечтать девочка: хорошее образование, дорогую одежду, новые гаджеты, но простить измену отца девочка не могла. Она сбрасывала звонки, не отвечала на сообщения, а когда отец приехал поговорить с дочерью, заперлась в комнате, наотрез не желая видеть его.