— Почти приплыли! — крикнул я. — Причаливание может выйти очень жестким! Таким, что придется искупаться! — предупредил я, стараясь не слишком ее испугать, но при этом зная, что мы можем вообще не добраться до берега живыми.
— Что мне делать⁈ — Ковалевская в готовности вскочила на ноги.
— Быть готовой к неприятностям, — если раньше я думал, что ей лучше оставаться в каюте, то теперь такой уверенности не было. — Давай за мной! Стой там, где прошлый раз! Крепко держись за поручни!
Сказав это, я бегом вернулся к штурвалу. Глядя вперед, начал выкручивать рулевое колесо, чтобы волна пронесла нас между кипящих бурунов — там виднелись острые зубья подводной скалы. Когда до рифа осталось метров сто, я дернул ходовой рычаг на себя, пытаясь подстроиться под движения гребня волны. Переложил штурвал резко вправо. Катер накренило, но перенесло через риф. Дальше несущий нас поток немного потерял силу. Я выправил судно, направляя его к южной оконечности острова. Появился шанс избежать столкновения со скалистым берегом. Однако, найти подходящее место становилось все сложнее — опускались сумерки.
А когда до берега осталось всего метров двести, нас снова понесло. Явно это была необычная волна, а сила, направленная Посейдоном. Я налег на штурвал и крикнул Ковалевской:
— Держись!
В следующий миг раздался дикий скрежет днища о скальный выступ. Нас подбросило и швырнуло на берег. Я удержался, вцепившись в штурвал, едва не выломав его. Ольга!.. Повернулся — не увидел ее. Лишь в следующий миг различил ее голос в грохоте волн:
— Я здесь!
Обернулся и увидел ее позади справа. Можно было выдохнуть: мы живы, и это самый важный итог дня. Я бы еще сказал, он самый неожиданный.
— Ты в порядке? Не ушиблась? — просил я, вставая.
— Пойдет, хотя на плече точно будет синяк, — отозвалась Ковалевская. — Смотри как, и волны меньше стали, — заметила она, глядя на океан. Он уже не так трепал корму катера, застрявшего между береговых скал.
— Потому что эти волны — старания не ветра, а Посейдона. Просьбу Геры он выполнил: доставил нас к острову, — отозвался я, хотя на этот счет у меня имелось чуть иное мнение. Но зачем Ольге сейчас лишние переживания.
— Саш! — Ольга Борисовна указала на дно нашей посудины: со стороны кормы быстро поднималась вода. — Это называется «пробоина»? Как же мы теперь?
— Да, это называется «мы распороли дно». Оль, а ты всерьез думаешь, что это суденышко нам еще потребуется? Второго шанса мне Посейдон не даст, — став левой ногой на приборную панель, я перелез через лобовое стекло на нос катера. — Давай руку!
— Я не думала об этом, — улыбнулась Ковалевская, глядя на меня и серые скалы, нависавшие над нами в густеющих сумерках. — И как, по-твоему, мы отсюда выберемся? — она протянула мне руку.
— Никак, — я схватил ее, помог вскарабкаться на нос судна. — Мы останемся здесь. Разве нам нужен кто-то? Построим хижину и будем жить. Ты родишь много детей…
— Дурак еще! — рассмеялась она. — Тебе Артемида не позволит здесь надолго задержаться. И Ленская не сможет без тебя. И, конечно, миссис Барнс.
— Ну, тогда придется думать, как выбираться. Кстати, связи здесь нет? — я спрыгнул на камни, и помогая княгине, принял ее в объятия.
— Нет, — через минуту отозвалась она. — Вообще. Абсолютный ноль.
— И не может быть. Думаю, эти острова необитаемы, — я сложил ладони лодочкой, делая светляка.
Как мы отсюда выберемся я пока не знал. Не было идей. И думать сейчас об этом не хотелось. После событий самого безумного и опасного дня в моей жизни, хотелось просто найти где-нибудь здесь покой и хоть небольшой уют.
Глава 3
Опасный человек
— Как хорошо, что ты — маг, — произнесла Ковалевская.
Ее слова стали настолько неожиданными, что я остановился. Рука не дотянулась до скального выступа, куда я хотел вскарабкаться. Я повернулся к Ольге, не совсем понимая, причину сказанного. Как бы да, магом быть хорошо. В этом я убеждался бесчисленное количество раз в каждой из множества жизней. Хотя в череде моих воплощений случались такие, когда я оказывался в мирах, где магия практически непроявлена, и там я немало тосковал по своим способностям. Но, с другой стороны, быть не магом тоже очень хорошо. Труднее решать многие проблемы, которые подбрасывает тебе жизнь, однако эти трудности лишь делают жизнь интереснее. Я из тех людей, которые очень любят жизнь, каким бы боком она не повернулась, и я знаю, что даже самые мрачные беды когда-то заканчиваются и потом вспоминаешь о них, лишь как о еще одном ярком эпизоде прошлого.
— Этот светляк, — пояснила княгиня, поглядывая на висевший невдалеке яркий сгусток света. — Чтобы мы без него делали в темноте? По таким камням вслепую не пройдешь — ногу можно вывихнуть или сломать. И еще…
— Что еще? — я сделал шаг к своей невесте. Думая, что Ольга Борисовна — очень умная дама, но бывают минуты, когда ее наивность умиляет.
— Ничего… Не приставай, Елецкий! — она рассмеялась и, будто играя со мной, сделала шаг назад, рискуя упасть, на крупных камнях — ими был усеяна берег под скалой.
— Нет, ты скажи! Не надо меня снова дразнить недосказанностями, — я поймал ее ладонь и притянул к себе.
— Мне кажется, ты взял меня тогда, когда в тебе проснулся магический дар. Ведь знаешь, к середине апреля я уже была готова сдаться Денису Филофеевичу, и большей частью потому, что ты стал какой-то скучный и, если честно, немного нудный. Ты даже действовал мне на нервы. Не обижаешься, что так говорю? — она прижалась ко мне. — Для меня апрель был очень сложным в плане выбора и понимания прежде всего самой себя.
— Если бы выбор твой был иным, то ты скоро стала бы императрицей. Нет, я не обижаюсь и хорошо помню этот апрель. Помню, когда ты была особо капризной, раздражительной, неразговорчивой, — я действительно это помнил: эта память была памятью прежнего Елецкого. Только я не понимал причин, почему Ольга вела себя так, и сейчас в один неожиданный, не слишком подходящий для этого момент она мне многое объяснила. — Я тебя люблю, — продолжил я. — Не знаю, есть ли в этом мире хоть еще одна, подобная тебе. Отказаться от возможности стать женой цесаревича и выбрать всего лишь графа Елецкого, вряд ли на такое решился бы кто-то кроме тебя, — я обнял ее и поцеловал.
— Я тебя тоже люблю. И, наверное, больше, чем ты меня. Ведь для меня есть только ты, а для тебя еще Ленская, о разрыве с которой ты переживаешь. И еще Артемида, — говорила она, при этом ее слова не звучали укором. Я не услышал в них даже сожаления. В них было лишь признание того, что есть на самом деле. Наверное, такой и должна быть настоящая любовь, свободная от эгоизма и желания изменить своего избранника так, это угодно тебе.
Вскарабкавшись на скальный уступ, мы пошли вглубь островка, в поисках места пригодного для ночлега. Его хотелось найти поскорее: прошедший день стал попросту сумасшедшим, выжав из нас все силы. Я торопился найти хоть какой-то приют, где можно лечь и мигом провалиться в сон. Но на берегу, среди огромных камней, которые окропляют брызги разбивающихся волн, не уснешь.
Да и выше, пока мы с Ольгой карабкались на уступ, не находилось пригодного места, где можно провести ночь хотя бы с минимальным комфортом. Лишь когда мы поднялись на самый верх, и я заменил светляк на более яркий, то стало ясно, что на этом небольшом островке кое-что подходящее для ночлега можно найти дальше, в юго-западной части острова. Там имелась кое-какая растительность. Если приглядеться, то в темноте можно было различить редкие пальмы, а еще дальше купы деревьев у подножья скалы.
Мы направились туда. У Ольги были опасения, что в зарослях могут скрываться хищники, но я быстро развеял страхи: остров слишком маленький, чтобы здесь могли обитать крупные звери, а вот змеи здесь вполне могли быть. Не углубляясь в рощицу, мы нашли достаточно уютное место, поросшее невысокой травой. Вместе натаскали опавшие листья пальм, которых на удачу набралось много. Пока княгиня устраивала из них место для сна, я сделал еще один светляк и, пользуясь им, прошел дальше. За редкой пальмовой рощицей росли крупные ветвистые деревья, и там я насобирал приличную охапку валежника. И главное, там я услышал журчание ручья — очень полезное открытие, если мы здесь застрянем не на один день, ведь пресная вода редкость для небольшого островка.
