Я тут же нажал кнопку и сказал:

«Здравствуй, моя дорогая! Я уже в Москве, Элиз. Очень хочу увидеться с тобой. Еще не прослушал все твои сообщения — только первое. Спешу домой, нужно повидаться с мамой. Знаю, она меня тоже очень ждет. Как вызволить твоего брата — над этим думаем. На самом верху самые важные люди тоже этим озабочены», — я не стал ей говорить, что эти «самые важные люди», не кто иной, как будущий император и его ближайшие соратники. — «Элиз, я пока так, кратко. Чуть позже еще свяжусь с тобой. Если Светлана с тобой, ей от меня самый теплый привет. И тебя я нежно целую», — сказал я и направился к дому, прослушивая поочередно следующие сообщения от чеширской баронессы, дальше похожие на отчет о проделанной ей работой, но не сухие, а полные ее эмоций. Особенно Элиз расчувствовалась, когда рассказала, что Майкла все-таки увезли виманой за пределы России, и она ничего не смогла сделать.

По пути к дому я прослушал все четыре сообщения от Элиз. Из последнего понял, что Ленская с ней, и за актрису можно не беспокоиться. Пока. А вот с самой Элизабет не все было гладко. Ее ищут британцы и полиция, хотя последнее — вопрос легко разрешимый.

В дом я зашел, держа эйхос перед собой и повторно слушая важные фрагменты сообщений чеширской баронессы.

— Ваше сиятельство! Здравия вам! Прибыли! Радость-то какая! — воскликнул Антон Максимович.

Тут же подбежала, заохала, Надежда Дмитриевна, за ней появилась сияющая Ксения. Со стороны гостиной меня приветствовал Денис и ребята из охраны.

— Елена Викторовна! Прибыл он! — объявил дворецкий по говорителю.

— Антон Максимович! — с укоризной сказал я. — Маму-то чего беспокоить. Сам к ней поднялся бы.

— Так приказ ее сиятельства! — важно ответил он, воздав палец вверх, подразумевая святейшее распоряжение графини.

Не успел я с Денисом переброситься парой фраз, как с лестницы донеслись быстрые шаги — мама.

Я обнял ее, ловя на последней ступеньке. Она обожгла мою щеку поцелуем и тут же заплакала.

— С Майком, знаешь же что⁈ Горе какое! Саш! Сделай что-нибудь! Пожалуйста! Саш!.. — причитала она, вздрагивая. — Ты же знаешь, его там и убить могут! Я этого просто не вынесу!

— Мам! Мам! — я слегка встряхнул ее, с удивлением понимая, что теперь-то она меня наконец принимает как надежную опору и самую реальную силу, способную решить самые сложные вопросы. Значит, в ее глазах я, наконец, повзрослел. — Ты не волнуйся. Вытащим мы Майкла. Обязательно! Этим уже занимается Борис Егорович. И, конечно же займусь я.

— Я молилась, Саш, — Елена Викторовна оторвалась от меня, смахивая слезы с щеки. — Молилась Гере и нашей Артемиде. Хотела дары принести, в храм, но оказывается храмы Охотницы по всей Москве закрывают.

— Как закрывают⁈ — я замер, даже не сразу осознав серьезность сказанного.

Вспомнились слова Геры, о том, что на Небесах будут серьезные перемены.

Глава 10

100.000 на помощь богине

— Разве не знаешь? Куда ты прежде ходил — храм на Гончарной. Со вчерашнего вечера не работает. Анна Лапина сказала, что другие тоже закрывают, — сообщила мама, горестно глядя на меня.

— Говорят, их отдают в распоряжение жрецов Перуна. Будут перестраивать, — дополнил сказанное мамой Борис из охранников. — Чудесные дела творятся, Александр Петрович!

— Так, мам, можешь распорядиться насчет обеда? Я такой голодный! — весть о закрытии храмов, меня основательно потрясла, но внешне я оставался спокойным, даже слегка безразличным к сказанному графиней и охранником. Просьбу насчет обеда я озвучил потому, что хотел скорее войти в семейный зал богов. При чем оказаться там один, без свидетелей.

— Уже делаем, ваше сиятельство! — отозвалась Надежда Дмитриевна и тут же подтолкнула Ксению: — Ну-ка бегом! Граф проголодался с дороги!

— Мам, встретимся минут через десять-двадцать в столовой. Там обо всем поговорим. Но уже сейчас хочу сказать главное: я дома, и будет все хорошо. И с Майклом будет все хорошо, — я подмигнул ей. Вышло не очень: графиня даже не улыбнулась, хотя немного успокоилась — лицо ее разгладилось.

Войдя в зал богов я плотно закрыл дверь. Подошел к статуе Артемиды, и сжав мраморную руку, прошептал:

— Дорогая моя, пожалуйста, отзовись! Что стряслось⁈

Мои слова были не просто слова. Их ментальная сила умножилась особой связью этого места, где воздавали молитвы богам многие из рода Елецких. Эту тонкую, но прочную связь с моей возлюбленной богиней дополнила сила Астерия.

Охотница не отвечала. Так часто бывает: боги не всегда слышал людей, даже если между ними особые узы. И когда я подумал, что лучше мне вернуться сюда после обеда и попробовать снова, на тонком плане пошло знакомое волнение. Статуя Артемиды засветилась поначалу слабым жемчужным сиянием. Затем ореол вокруг нее стал ярче. Я почувствовал раскрытие портала. Пространство перед статуей будто треснуло, разошлось в стороны, выпуская объятую светом богиню.

Я отступил назад, давая больше места перед пьедесталом. Через несколько секунд Небесная Охотница воплотилась в земном теле.

— Хайре, Астерий! — приветствовала она меня, раньше, чем я успел открыть рот.

— И тебе Радости! — ответил я, храня традицию, и тут же добавил: — Как я понимаю, особой радости для тебя нет? Что случилось, Арти? — я протянул к ней руки.

— Случилось то, что должно было случиться, — она слабо улыбнулась, протянув свои руки к моим. — Я много не знаю. Знаю лишь то, что после произошедшего у храма Яотла, Кетцалькоатль долго говорил с Перуном. После чего Громовержец вернулся разгневанным и решил нас с Афиной наказать. Его высочайшим решением все мои храмы кроме одного в Москве будут закрыты. Также по всей империи. Часть их будет передано в служение самому Перуну, часть другим богам. Сам понимаешь, кто у него теперь в ближнем круге: Деметра, услужливый Гермес и Велес и, конечно, Лето. Вот так, мои храмы передадут моей матери. Мои алтари и статуи заменят на другие. Это очень обидно, Астерий, но мне придется смириться. Афине проще — она не теряет почти ничего. Ее храмов нет здесь.

— Арти… — я притянул ее за руки к себе. — Я потрясен! И твоя мать не смогла тебя отстоять? Она не откажется принять святыни, которые по праву твои и только твои⁈

— Она побаивается Перуна, когда он в гневе. Спорить с ним не стала. И четыре моих храма, обещанные ей, думаю, примет с радостью. Тем более те, что на юге. Ты же знаешь, у нас, богов, нет таких крепких родственных чувств, как у вас людей. Через века мы отдаляемся друг от друга, становимся почти чужими. Кто сейчас помнит, что Гера сестра Зевсу и Посейдону? И Зевс редко вспоминает, что я — его дочь. Он и после моего рождения об этом не хотел знать. Но так не будет между мной и нашим сыном, до конца вечности он будет самым дорогим для меня существом. Обещаю, — она прижалась ко мне и поцеловала в губы так горячо, словно хотела подтвердить свое обещание. — Вижу ты, переживаешь больше, чем я? — заглядывая мне в глаза, спросила Охотница. — Астерий, ничего страшного не случилось, и я ни о чем не жалею. В этом даже много полезного: теперь я буду больше женщиной, чем богиней. У меня станет больше свободного времени, что полезно для нашего малыша. И я реже буду переживать из-за всяких божественных потрясений — меня это мало будет касаться.

— Ты можешь быть больше женщиной, чем богиней, не теряя храмы. Сама определять это без влияния всяких перунов, — может быть впервые я высказался о нашем верховном боге столь пренебрежительно.

— Астерий! — Артемида предостерегающе подняла руку.

Я продолжил:

— И свободное время для нашего малыша ты можешь взять сама, сколько потребуется. Громовержец, вместо того чтобы отстаивать наши интересы, в том числе и твои, решил найти с Кетцалькоатлем легкое примирение, за счет твоей силы и влияния!