Никита перестал раскачиваться. По лицу потекли слезы, он сморщился, но потом вдруг вытаращил глаза, напрягся так, что на висках и шее выступили вены, сжал челюсти до скрипа и — Стас невольно вскрикнул — вонзил нож обеими руками в живот.

Стас подскочил к Никите, забыв обо всем, попытался выдернуть нож, но руки прошли сквозь плоть. Все это было видением — записью давно минувших дел. Никита, хрипя, повалился на пол, завозился там. Из-под него начала вытекать густая алая кровь.

Умирал он долго: вспороть себе живот — не самый безболезненный способ уйти из жизни. Почему Никита выбрал именно его? Потому что действовал спонтанно? Увидел нож и решился? Похоже на то.

Тело Никиты вместе с лужей крови погрузилось в Серый мир и исчезло. В этой иллюзии Стас не умел «отзанавешивать».

Вот откуда взялась та лужа крови, навечно оставшаяся в сером мире! Стас видел ее, когда сражался с куклой бабы Насти…

Потемнело. Лампы выключились, остался полумрак, характерный для ночей Перепутья.

Селдже сказал:

— В Перепутье он встретился с Утешителями. И те предложили ему на выбор те штуки, что и тебе. Никита сделал выбор. Он вернулся как лич и Гончий и начал высасывать силу из родителей. Их неблагая карма была настолько тяжела, что после смерти они превратились в Черные Иконы…

Снова они стояли в гостиной Сапожниковых — на сей раз в Сером мире. Стены были обшарпанные, мебель старая, хоть на помойку выбрасывай, под потолком висела пыльная лампочка.

Никита в новом облике Гончего, с серебристой сеточкой на высохшем, мумифицированном лице, стоял посреди комнаты и заливался безумным смехом.

— Я особенный! — прихрипел он. — Наконец-то!

На стене висели, вдавленные в нее, черные тела. В них невозможно было распознать Сапожниковых — просто уродливые черные фигуры. Живые, дышащие, стонущие, безумно страдающие — но стоны эти не слышал никто, кроме Стаса и Селдже.

Тертон и веселый воин снова переместились в пространстве. Была дождливая ночь, вокруг простиралось заросшее кустарником и травой кладбище. Стас видел все более-менее ясно, несмотря на темень — может быть, сработали навыки тертона или так захотел Селдже. Никита — человек в Занавешенном мире и кошмарный лич в Сером — рыл яму на месте старой-престарой могилы рядом с тем местом, где будет покоится мама Стаса. Дорыв до груды гнилых щепок и рассыпающихся костей давно захороненного человека, от которого не осталось и имени на надгробие, Гончий небрежно швырнул туда высохшие тела родителей. Они странным образом уменьшились и исказились, засохшая плоть облегала кости и черепа, волосы висели клоками. Видно, хорошо попировал Никитка…

Во время похорон пустого гроба, в котором якобы лежала баба Настя, Стас почему-то обратил внимание на эту старую могилу. Почему? Сработала интуиция? Кто его знает.

Стасу показалось, что прошло много времени. Снова он и молчаливый Селдже стоят на этом же самом кладбище, а возле оплывшей от дождей могилы продолжает стоять Никита-Гончий.

Внезапно лич повернул жуткое лицо к Стасу. Желтые глаза вспыхнули.

— Стасян, ты ли это? — проскрежетел он.

Стас вздрогнул.

«Как он меня почуял?» — не без испуга подумал он.

Они с Селдже ведь кто-то вроде духов, смотрят на события прошлого! Почему Никита — тот монстр, в которого превратился друг детства, — видит его, Стаса?

Он снова глянул в сторону Селдже — но тот исчез. Стас быстро огляделся — действительно, пропал начисто, будто того и не было.

«Меня завели в ловушку?» — мелькнула паническая мысль.

Стас усилием воли подавил панику и сделал шаг навстречу Никите.

— Привет, Никита! — громко произнес он. — Ты, оказывается, родителей убил. А это одно из самых тяжелых преступлений!

Никита ощерился. Потемневшие зубы оскалились под сетчатой маской.

— И что? Зато я теперь не такой, как все, я особенный!

— Да ты сраный лич! Ты себя в зеркале видел?

— Красота — штука относительная, Стасян! Я еще только развиваюсь. Скоро стану богом! Бессмертным и всесильным!

— Ты забыл про закон кармы, а ее не преодолеть ни смертным, ни бессмертным, слыхал такое?

— Свою карму я отдам тебе. Поделюсь, так сказать, с приятелем!

— Это невозможно.

— А вот и посмотрим!

Гончий прыгнул на Стаса и, хотя между ними было метров десять, сбил с ног. Стас упал на спину. Боль от удара о землю была вроде бы самой натуральной.

На полном автомате (спасибо тренировкам в юности) Стас перекинул противника через себя, воспользовавшись инерцией, перекувырнулся назад через голову сам и, хоть и покачнувшись, поднялся на ноги.

Но и Никита уже стоял на ногах. Глаза горели как фары, пальцы скрючены. Похоже, трюк произвел впечатление, и Никита больше не рвался в бой. Зато завелся сам Стас.

Все равно они в Перепутье, к чему бояться смерти? Бояться надо последствий собственных неблагих действий, которые рано или поздно обязательно тебя настигнут.

Стас бросился в атаку. Некоторое время старые друзья обменивались ударами руками и ногами. Никита бешено ревел; Стас, кажется, тоже. Ни у кого из них не было оружия.

У Никиты прибавилось сил после трансформации. Одним мощным толчком он ухитрился зашвырнуть Стаса на безымянное надгробие. Под весом Стаса каменная плита раскрошилась. Стас вскочил и отбежал чуть назад, в проход между могилок. Никита последовал за ним, спеша развить успех.

И тогда Стас снова ринулся на противника, сделал обманное движение, словно хотел вцепиться в лицо, а сам прошел в ноги, схватил Никиту под колени и рванул вверх и в сторону.

Лич личем, но рухнул Никита как и все обычные люди, попавшиеся на этот прием. Видать, сетка Гончего не добавляла знаний и навыков владения приемами смешанных единоборств.

Стас поспешил перейти в «маунт», ожидаемо наткнулся на колено, обошел его сбоку, заблокировал одну руку ногой и сдернул с мумифицированной рожи Гончего его серебряную маску. И сам не знал, какое это возымеет действие — просто надоело смотреть на эту блестящую гадость.

Результат манипуляции не заставил долго ждать. Едва Стас пальцами смял маску, как Никита завопил — не от ярости, а боли и страха. Он принялся дергаться, как в падучей, рот раскрылся как у змеи, шире некуда, серый язык вывалился до кадыка, желтые глаза вращались в проваленных орбитах. Никита схватился за лицо, точно старался закрыть его, как бы устыдившись безобразного вида. Стас вскочил, принялся бить Никиту прямо по морде пяткой. Хорошо бы камнем, но камней поблизости, как назло, не нашлось.

От каждого удара лицо проваливалось внутрь. Без крови и каких-либо иных жидкостей. Просто рассыпалось в труху, как и полагается в случае с мумиями.

Но долго наносить удары не понадобилось. Тело Никиты продолжало бешено биться, а затем рыхлая черная земля под ним просела, и Никита, вдвойне обезображенный, провалился в узкую дыру. Выглядела она как разрытая могила. Стас отскочил от нее.

Мгновение на ее дне горели желтые глаза, потом погасли. Крики затихли, и Стас понял, что Никиты — ни в человеческом виде, ни в чудовищном — больше нет.

— Туда тебе и дорога… — выдавил Стас, задыхаясь.

Из тени как ни в чем не бывало выступил Селдже. Задумчиво глянул в могилу, края которой начали осыпаться. Посмотрел на Стаса.

— Ох, и долго ему придется страдать, — вздохнул он. — Миллионы лет страдает убийца в персональных адах. Многие миллиарды — тот, кто погубил духовного учителя или родителя. Но даже для таких злодеев нет вечных мук. Когда-нибудь он исчерпает карму и вернется в новую жизнь.

— Миллиарды лет не видеть эту рожу? — хмыкнул Стас, восстановив дыхание. — Мне хватит.

Глава 67

Перепутье-8

Стас смотрел в яму, где сгинул Никита. Она стремительно засыпалась сама собой.

Что это? Видение или реальность? Можно ли говорить о реальности в Перепутье? Селдже говорил, что это испытание. Не значит ли это, что настоящий Гончий жив, а Стас победил здесь лишь свою проекцию? Наверное, нет, так как Селдже вполне серьезно заявил о миллиардах лет страданий в адах.