Рядом с ней появился ее верный управляющий.

– Давай кончать с ней. Волоки ее во двор.

Эдуард подхватил на руки Яну и потащил во двор. Падал редкий снежок. Вороны, с карканьем сорвались с голых веток и закружились в сером пустом низком небе, оглашая пустырь возле ангара хриплыми отрывистыми криками.

На снегу лежал связанный Иван Демидович. Лицо его было в крови. Увидев Яну, он застонал:

– Доченька…

Ольга небрежно махнула рукой:

– Кончайте с ними!

Охранник вытащил пистолет и навёл на связанных пленников.

Ольга, которая быстрым шагом уходила с места расправы, остановилась и гневно посмотрела на здоровенного мужика с лицом дебила.

– Без крови! – громко сказала она. – Придавите их потихоньку и отвезите в лес, чтобы здесь не осталось никаких следов.

Парень понимающе кивнул и спрятал оружие. Он вынул из кармана полиэтиленовый пакет и ловким движением набросил его на голову старого актёра. Тот захрипел и забился.

Яна с ужасом, теряя сознание, смотрела на эту расправу и пропустила момент, когда Эдуард со вторым пакетом направился к ней.

Иван Демидович хрипел в руках убийцы.

Эдуард, держа пакет, наклонился к помертвевшей от ужаса Яне, то тут раздался выстрел. Яна открыла крепко зажмуренные глаза и увидела как рухнул на спину охранник, душивший ее отца. Раздался второй выстрел и рядом с ней рухнул душегуб Эдуард. Во лбу его чернела ровная круглая дырочка, а изо рта потекла алая струйка крови. Пустые широко открытые глаза уставились в серое небо.

К Яне подбежал человек в бронежилете и вязаной шапке с прорезями для глаз, носа и рта – балаклаве. Острым ножом он перерезал верёвки, стягивающие ноги и руки Яны. Яна застонала, верёвки глубоко врезались в кожу, оставив синий след. Второй боец стянул пакет с головы Ивана Демидовича и тоже разрезал на нём путы. Головко широко открывал рот, что-то хотел сказать синими губами.

– Папочка… – простонала Яна, пытаясь встать и подбежать к отцу. – Папочка, родной…

Боец, спасший ее, стянул шапку, и она увидела родные карие глаза.

– Мартин! – ахнула Яна и упала ему на грудь.

– Тише, тише, дорогая, всё самое страшное позади, – сказал Мартин и погладил ее по всклокоченным волосам. – А почему ты синяя? – всё-таки спросил он.

Яна не ответила, только громко разрыдалась, трясясь в нервном ознобе.

– В «Скорую» их! – приказал Мартин.

На какой-то момент толпа людей в форме расступилась и в этом узком проходе показалась Ольга с пистолетом в руке.

– Нет, только не это! Цветкова, ты не уйдёшь, – процедила она сквозь зубы и, прицеливаясь, подняла оружие.

Мартин мгновенно прикрыл собой Цветкову и тоже выстрелил. Выстрелы прозвучали одновременно.

Пуля Мартина раздробила Ольге кисть руки. Она уронила пистолет на снег и скрючилась от боли. Ее пуля вошла в бронежилет Мартина, и он упал на спину. К нему кинулся врач «Скорой».

Яна подбежала к Мартину и опустилась рядом с ним на колени.

– Он… живой? – спросила она помертвевшими губами. – Доктор, что с ним?

Врач поднял на нее усталые глаза.

– Да всё нормально. Просто сильный удар в грудную клетку. Это очень больно, но не смертельно. Пройдёт, не волнуйтесь.

Мартина подняли и отнесли в «Скорую». Яна полезла в машину следом. Там уже сидел Иван Демидович и пил горячий чай.

– Мне очень плохо, – сказала тихо Яна.

Врач наклонился к ней и внимательно посмотрел ей в глаза.

– Вам необходима врачебная помощь, – сказал он. – Мы вам поможем.

Яна увидела, как военные уводили Ольгу Федосеенко. Ладонь у нее была замотана бинтом.

Утром Яна проснулась в больничной палате.

Она обвела взглядом белый потолок, скользнула по выкрашенным масляной краской стенам и остановила туманный взгляд на мужчине, который сидел рядом с ее кроватью на стуле.

– Витольд…

– Да, Яночка, это я.

– Как хорошо, что ты пришёл.

– Ты, наверное, первый человек в моей жизни, который радуется приходу патологоанатома.

Яна слабо улыбнулась.

– Обожаю твои шутки. Почему мне так плохо? Что со мной?

– С тобой… Да всё, как всегда. Ссадины, ушибы, нервное перенапряжение, отравление газом. Слава богу, что лёгкое.

Яна привстала на одном локте, в другую была вколота капельница.

– А Пётр Иванович? Он… умер?

– Не волнуйся, с ним тоже будет всё в порядке. Сначала, как водится, отвезли в реанимацию, а сейчас он приходит в себя в токсикологическом отделении, у него острое химическое отравление.

– А это очень опасно?

– Иногда и переходить улицу опасно.

– Не шути, я серьёзно спрашиваю.

– Не думай о плохом. Осложнения, конечно, никто не отменял. Может случится амнезия, веерная потеря памяти.

– Это как?

– Что-то будет помнить, а что-то нет.

– А это лечится?

– Конечно. Врачи сделают всё, что возможно. Но потеря может и не случится. Лучше об этом не думать, плохие мысли материализуются.

– Название красивое: «веерная потеря памяти», – вздохнула Яна. – Я бы тоже так хотела. Всё плохое забыть, а хорошее осталось бы…

– А если наоборот?

Она махнула на него рукой:

– Да ну тебя! А что с моим отцом? Я знаю, что жив, мне сообщили.

– Жив… Но в его возрасте такие приключения… даром не проходят. Зуб придётся вставить. Нервное потрясение, давление… Но чувствует себя нормально, к симпатичным медсёстрам пристаёт. Ой, Яна, шороху вы навели! Такую банду накрыли! Весь Питер гудит! Такое элитное заведение! Наркотики! Проституция, торговля людьми! Убийства! Все в ужасе!

– Ты так это говоришь, словно это я одна раскрыла притон! – смутилась Цветкова.

– Но одна из ролей принадлежала тебе, причём из главных, – не согласился Витольд Леонидович. – Ты словно танк двигалась вперёд.

– Да если бы силовики не пришли на помощь нас бы уже где-нибудь в лесочке закопали… – Она содрогнулась.

– Не думай об этом, всё закончилось нормально. Ты говорила с Мартином? – осторожно поинтересовался патологоанатом. – Его тоже в больницу отвезли, но ничего страшного, ребро треснуло… Это пройдёт.

– Я знаю, что он приходил, – отвела глаза Яна. – Не знаю о чём я могу с ним говорить.

– Почему? Он спас тебя, – не понял Витольд Леонидович.

– Он нагло врал мне.

– Не врал, а просто не говорил правду, а это – разные вещи, – не согласился Витольд Леонидович.

В дверь палаты деликатно постучали.

Патологоанатом встал и открыл дверь. В палату с букетом роз вошла Аксинья.

– Яночка! – воскликнула она. – Как я рада тебя видеть! – Она протянула Яне букет. – Это тебе.

– Поставь, пожалуйста на столик в вазу. Она специально подготовлена для цветов.

Девушка налила воды из раковины, которая находилась в палате, и поставила белые розы в вазу.

– А я была у Ивана Демидовича, – сказала она, присаживаясь на края постели Яны. – Он передаёт тебе привет. Настроение у него бодрое, шутит.

– Ты тоже попала под его обаяние? Смотри, а то голову потеряешь, он такой!

– Он настоящий герой! И отличный артист. Как здорово вы всё придумали.

– Придумали, но не продумали, – вздохнула Яна. – Знаешь шутку? Объявление: «Продаю дрова. Наломала». Вот и я наломала… дров.

– А у Ольшанского ты была?

– Была, конечно! – У Ксюши заалели щёки. – Всё хорошо. Досталось ему по первое число.

– Жизнь не шахматы, – вздохнула Яна. – Здесь одного мата мало.

– Он настоящий друг, – сказал Витольд Леонидович. – Герой.

– Я тоже так думаю, – засмущалась Аксинья. – Он мне очень нравится.

– Тоже мне тайны Мадридского двора, – засмеялась Яна. – Все уже давно догадались, что ты к нему неровно дышишь. Ты мне лучше расскажи действительно ли через Федосеенко девушек отправляли в заграничные публичные дома? Почему они не искали помощи, не жаловались?

– У всех есть родные, близкие. Им грозили расправой. К тому же девушкам никто правду не говорил, вешали лапшу на уши, что они за кордоном будут работать горничными, няньками. Многие соглашались добровольно.