Я объяснила Лизе, что моя бабушка хорошая травница, на что Лизка сказала:

– Что, прям как ведьма? Лесная, настоящая?

– Ну да, ну, да, – улыбнулась я Лизке.

Вот как у нее получается видеть самую суть? Наверное, она чувствительна к магии. Мне бабушка про таких рассказывала. Это значит, что в роду кто-то с силой был. Вот она и чувствует силу.

Бабушке Лиза очень понравилась. Когда мы прощались, баба Катя позвала ее еще приехать в гости.

Вот так на позитиве мы и вернулись в Москву. А там меня учеба затянула, а Лизку работа. Но по вечерам она всегда гуляла в парке с Реем, а после прогулки они шли меня встречать на автобусную остановку.

В тот вечер, когда я возвращалась домой на маршрутке, погода была ужасная. Шел первый снег, падая на землю большими хлопьями, и на дороге была каша. Многие еще ездили на летней резине, и из-за этого в городе было много аварий. Маршрутка остановилась, не доезжая до остановки, и водитель объявил:

– Кто планировал выйти на Филях – выходите сейчас. Впереди авария, и у меня не получится подъехать к остановке, придется объезжать.

– «Ну ладно, – подумала я, – прогуляюсь немного, тоже мне трагедия».

Я вышла из маршрутки и с трудом стала пробираться через снежную кашу. Какой кошмар! Похоже, техника вообще сегодня не справляется. Дойдя до тротуара, я пошла в сторону остановки. Чем ближе я подходила, тем сильнее у меня щемило в груди от дурного предчувствия. Перед остановкой толпился народ, стояли машины скорой помощи и полиция. Мне не было видно, что там происходит.

Подходя поближе, я стала прислушиваться к разговорам прохожих. Они говорили, что водитель не справился с управлением и влетел в остановку, полную людей. Наверное, пьяный был. Я ускорила шаг, пытаясь растолкать толпу, но меня остановил полицейский со словами:

– Девушка, туда никому нельзя.

И тут я увидела мечущегося Рея, который жалобно скулил и жался к земле. Я со всей силы смогла оттолкнуть полицейского и рвануть к остановке. Господи, упала на колени в ледяную кашу, колготки сразу промокли. Там было месиво из железа и кусков вещей, а еще много крови, пропитавший снег. Ко мне подлетел полицейский, подхватил меня под мышки и резко вздернул вверх, поставив на ноги.

И тут я пришла в себя, закричала истошно.

– Лизка-а-а-а!

Горючие слезы хлынули по щекам, прокладывая соленые дорожки отчаяния.

Я кричала, вырывалась, дралась и пыталась прорваться к ней. В тот момент я точно знала: моя Лизка там, в этой груде искореженного металла остановки и человеческих тел. Полицейский сумел дотащить меня, истошно рыдающую, до машины скорой помощи и передать медбрату. Мне вкололи успокоительное, после чего я перестала выть и просто сидела, а из глаз текли реки слез.

Полицейский подошел к своему коллеге, в руках у которого поводок с Реем.

– Что нам делать с псом?

Я молча встала, подошла и сказала, что это мой пес.

Дальше все события проходили как в тумане. Тяжелее всего было позвонить Пашке. Мне казалось, что если я не буду говорить вслух о том, что Лизонька моя погибла, то, значит, этого и не случилось. Страшно было осознать, что вот так какой-то случай сломал не одну жизнь.

Папа Лизы слег с сердечным приступом, поэтому приехать смогли только мама Наташа и Пашка. Сначала хотели похоронить Лизу в Москве, потому что было непонятно, как доставить гроб в Белокуриху, и это заняло бы много времени. Пока они раздумывали, как-то вечером моя бабушка позвонила тете Наташе и поговорила с ней, после чего было решено везти Лизу домой.

Это было очень тяжело, сопровождали закрытый гроб только мы с Пашкой, а маму и Рея отправили на самолете. Все, кто успел подтянуться в Москву, тоже взяли билеты обратно. Бабушка объяснила мне, как нужно правильно попрощаться с Лизой и дала мне наказ сразу возвращаться в деревню.

На похороны пришло так много народа, что гроб несли на руках по улицам до самого кладбища. Многие знали это солнышко, ведь город маленький, и родителей Лизы тоже многие знали и пришли, чтоб поддержать их. Я бросила в яму специально подготовленные цветы с заговором, и тут у меня потекли слезы. Горячие, жгучие. Я даже удивилась, что они еще остались, думала, что все выплакала и русло пересохло.

После похорон все поехали на поминки, а Пашка повез меня в Барнаул на самолет.

– Марин, может, останешься ненадолго, хотя бы на девятый день?

– Нет, Паш, мне к бабушке надо. Она и так себя в последнее время плохо чувствовала, а теперь, после Лизки, совсем сдала.

В аэропорту Паша обнял меня и сказал:

– Звони хотя бы. Ты же нам не чужая.

– Хорошо, Паш, буду звонить.

С тяжелым сердцем я добиралась до дома. Рея родители Лизы попросили оставить у них.

– Пусть хоть какая-то часть Лизоньки будет с нами, – объяснила тетя Наташа.

Я не возражала, мне их было ужасно жалко, это неправильно, когда родители переживают своих детей…

На остановке меня встретил дядя Сережа.

– Привет, Мариш, сочувствую.

Я только кивнула, давая понять, что услышала. Сил разговаривать не было. До дома доехали быстро. Дядя Сережа не захотел заходить, а я и не настаивала.

Дверь мне открыла тень моей бабушки. Мне аж снова плохо стало.

– Бабуль… – произнесла я шепотом.

Тихонько зайдя в дом, я обняла сухонькую старушку. Она меня тоже обняла, и я не сдержалась – расплакалась. Бабушка проводила меня до дивана и усадила.

– Внученька, ты сейчас должна отдохнуть, а в полночь нам предстоит работа.

Я кивнула.

– Привезла Лизкины волосы?

Я кивнула еще раз.

– Живые? – спросила баба Катя.

– Да, бабуль, не переживай, я из дома взяла, с ее расчески, как ты и велела.

Волосы для этого ритуала должны браться у живого человека, с расчески как раз подходили. Как бабушка сказала: «Живым – живое, мертвым – мертвое».

– Хорошо, отдыхай.

Меня вырубило сразу, как только я закрыла глаза. Проснулась от того, что бабушка осторожно трясла меня за плечо,

– Вставай, Мариночка, время пришло. Нужно приготовить до трех ночи.

Бабушка говорила, что самые сильные заговоры нужно шептать после полуночи. В три часа, как раз перед рассветом, когда наступает пик ночи и темно, хоть глаз выколи, грань миров истончается, и длится это от силы минут пятнадцать.

– Да, бабуль, уже проснулась. Пойдем.

План бабушки был прост. Она решила привязать ко мне фамильяра – черную кошечку, молоденькую совсем, а в нее вживить душу Лизки и разделить бабушкину силу между нами. Думать о том, что сегодня ночью бабушки не станет, мне совсем не хотелось. Но бабушка меня задолго до этого дня предупреждала, что давно готова уйти, просто ждет, когда правильней будет это сделать. Смерть Лизы она видела, но предупреждать не стала, так как тогда судьба поменяется, и спасти ее в дальнейшем не получится. А если человеку суждено умереть, то так оно и будет.

– Бабуль, так получается, что Лиза опять умрет?

– Нет, внученька, мы ее отправим в другой мир, а потом она окрепнет, и ты сможешь с ней связаться.

– В этом мире ее больше не будет, и она не сможет сюда вернуться?

– Не знаю, Марин, это тебе предстоит узнать.

Ночь была тяжелой. Принятие силы оказалось очень болезненным процессом. Бабушка, как и предупреждала, ушла за грань. Кошечка тоже исчезла, и давящая боль в груди отступила. Я позвонила Паше и сообщила, что бабушки больше нет. Он сказал, что постарается приехать. С похоронами я затягивать не стала, похоронили бабушку уже на следующий день. Соседи помогли мне все организовать.

Когда я вернулась домой, то первым делом стала разбирать вещи. Услышав стук в дверь, я подумала, что это соседи решили зайти. Пошла открывать без всякой задней мысли о том, что это может быть кто-то чужой. Распахнув дверь, я увидела роскошную брюнетку с зелеными глазами и алой помадой на губах. На ней была шикарная шуба, и от нее исходил тонкий аромат духов.

– Вы что-то хотели? – поинтересовалась я.

– Да, моя милая, я твоя мама. Здравствуй, доченька!