– Да. Вам не привиделось, – с печалью вздохнула эффектная посетительница. – Нас с нею даже принимали за сестёр. Хотя мы с ней подруги… Были…

– И как подруга вы, разумеется, были посвящены в её жизнь.

– Алексей Николаевич, из нашего с вами телефонного разговора я назубок усвоила, что вопросы здесь задаёте вы, и, тем не менее… Каким боком я прикосновенна к трагическому событию – гибели Мариночки?

Осведомляясь, на сей счёт, Соболева с артистической ловкостью, как в западных фильмах, достала из сумочки зажигалку и пачку импортных тонких и длинных сигарет. В её самоуверенной манере держаться проскальзывало что-то нездешнее, несреднегорское, незахолустное, несоветское… Голливудское, что ли?

Из глубин подсознания Подлужного внезапно всплыл анекдот про то, как в ресторане клиент просит официанта:

– Дорогуша, пожалуйста, жареную картошечку. И… пикантная тонкость: с одной стороны она должна быть недожаренной, с другой – пережаренной, с первой – недосоленной, со второй – пересоленной. И когда будешь подавать, будь любезен, швырни блюдо со словами: «Жри, скотина!»

– Кха-кха, – вместо подтверждения обалдело закашлялся гарсон, но заказ исполнил с блеском.

При щедром расчёте официант, не выдержав, осведомился о подоплёке экстраординарного заказа:

– Экскьюз ми, почему так?

– Видишь ли, дорогой мой, – пояснил благодарный клиент, – второй месяц не вылезаю из командировок, а подчас так хочется почувствовать себя, как дома.

Иначе говоря, иногда не столь важно «что» подано, сколько «как». Так и Соболева умела «подать себя». Впрочем, с обратным знаком в сравнении со странным посетителем ресторана – словно дорогое и редкое произведение искусства кокетства и обольщения. Красивая, и (объективно) вместе с тем не исключительная женщина, она искусно преподносила собственную самость, как бы немо изъясняясь: «Вам крупно повезло! Цените выпавший шанс и миг общения со мной! Кто знает, для вас столь редкостная удача, возможно, не повторится уже ни-ког-да».

Она обильно источала флюиды мессианского превосходства, точно фактом своего присутствия уже одаряла благодатью приближённых к ней. В ней было то, что отсутствовало в советских женщинах (хотя внешний шик и блеск зачастую скрывают внутреннюю нищету). И молоденькая дамочка Соболева пыталась встать с мужчиной Подлужным (старше её на десятилетие) «на одну ногу». Как равная с равным.

Увидев, что девушка готовится закурить, Алексей собрал воедино тот оставшийся за минуты контакта с нею остаток прокурорской спеси, которой он обладал, чтобы невозмутимо предупредить её: «Сожалею, у нас к тому же и не курят». При этом его физиономия сама собой едва не приобрела угодливого выражения.

– Ах! Простите, бога ради…, – воскликнула милашка с секундной заминкой.

– …маленькую девочку, – оправляясь от психологического нокдауна и вновь становясь самим собой, подсказал ей Подлужный, вспомнив телефонное недоразумение между ними.

– …маленькую девочку, – посмеиваясь, закончила предложение собеседница, убирая сигареты. – Я совсем упустила из виду, что нахожусь в этом… В монастыре правосудия.

– Пред вами отнюдь не игумен и тем паче не евнух, – игриво погрозил ей пальцем следователь, втайне радуясь, что обольстительница находится в пределах досягаемости и без позы и сопротивления идёт на примирение.

– Ах, так! Значит, у вас нет… м-м-м… церковных запретов? Так откройтесь же, как вы узнали про меня?

– Всё элементарно, Ватсон, – церемонно скрестил руки на груди Подлужный. – Прокуратура знает всё.

– И имя убийцы Марины? – погрустнела Соболева. – Он арестован?

– Сожалею. Устанавливаем, – мгновенно помрачнел сотрудник прокуратуры. – Полагаю, что изобличение – дело считанных… дней. При условии сотрудничества с нами граждан. В том числе и вас.

– Увы. Мне нечем вас обнадёжить, – с печальной тенью на лице пояснила артистка. – О похоронах узнала на гастролях. Помянула Мариночку. Была в жутком сплине. Думайте, что хотите, но бутылку шампанского осушила на мах. Его принято пить на торжество, а я – на тризну. Кроме него я вообще ничего не пью. Если только с напёрсток хорошего коньячку. Вернулась в Среднегорск. Разузнала про Маришу. Съездила на могилку. Опять приложилась. Утром – в разобранном состоянии. А тут вы позвонили… Увы, но для меня варварская расправа с Мариночкой – тёмный лес.

– Расскажите что-то значимое о ней, – попросил Алексей. – Чтобы я составил более глубокое представление о вашей подруге. Кстати, как вас по имени-отчеству?

– Прокуратура же знает всё! – просветлев обликом и отвлекаясь от траурного прошлого, озорно подловила его на промахе и «взяла с поличным» Соболева. – Продемонстрируйте свои способности.

– Ларчик открывается методом логической дедукции, – не оплошал Подлужный. – Затруднение лишь в том, что человечество не придумало достойного обозначения для той кудесницы, что нарисовалась передо мной.

– Боже! Сколько пафоса! – поощрительно воскликнула Соболева. – Но я позволяю вам поизощряться, на сей счёт. Нуте-с?

– «Соболева О.», – задумчиво протянул Подлужный, принимая игру. – Быть может, Орнелла?⁴⁷– тонко польстил он.

– Нет, – азартно улыбнулась проказница. – Но мне приятно.

– Мерилин? Клеопатра? Нефертити? Жозефина? – ненавязчиво курил фимиам Алексей.

– Нет! – уже смеялась Соболева. – Мне нравится ход ваших мыслей, однако, где же здесь буква «О»? И потом: почему сплошь чужестранные имена?

– Да потому, что неподражаемо прекрасное всегда нам кажется не от мира сего! – был в ударе компаньон по развлечению.

– О! – только и сумела произнести девушка.

– Тогда, быть может, Ладэнэлла? – выдавал экспромт за экспромтом «на флирт-марше» Подлужный.

– Ладэнэлла? Хм, впервые слышу, – игриво отвела книзу танцовщица нижнюю губку, выказывая каёмку розовой слизистой оболочки. – Что оно значит?

– Нефертити, в переводе с древнеегипетского, звучит, как «Красавица пришла!» – загораясь от вдохновения, фантазировал её визави. – Ладэнэлла же на языке пришельцев из Антимира с далёкой планеты Ипсилон значит: «Дьявольская искусительница пожаловала!»

– Но почему же «дьявольская»? – пуще прежнего надула губку артистка.

– Откровенно? – пронзил её взором Алексей.

– Откровенно!– с вызовом ответила та, и в ожидании подалась к нему грудью, отчего незагорелая полоска упругих холмиков отодвинула рубеж лифчика до опасной черты.

– Потому что вкусить искусительницу, ни за какие коврижки нельзя, но черто-о-овски хочется! – проглотил слюну вожделения мужчина.

– О! – вторично не сумела подобрать эпитета молодая женщина для выражения чувств.

– И вообразите, – импровизировал Подлужный, – что вы первая девушка Земли, что удостоилась этого титула от инопланетян: Ладэнэлла! И сверх того представьте, что имя это не я, простой смертный, произнёс, а излил в виде сердечной лирической мелодии какой-нибудь знаменитый ипсилонец, равный Валерию Ободзинскому.⁴⁸ И он поёт на наречии иного мира: «Льёт ли тёплый дождь, падает ли снег, у подъезда Ладэнэллы я всегда стою стою…».⁴⁹ Впечатляет?

– Не без того! – смятенно призналась сиюминутная муза фантазёра.

И она непроизвольно уронила руки на колени. И в ней мимолётно, из-под напускного лоска и блеска, проглянула диковатая голенастая девчушка, которая, подцепив из античной амфоры на кончик указательного пальца дразняще-пахнущую янтарную массу неизвестной природы, не знает, что делать с нею дальше: то ли попробовать яство, вдруг то – олимпийский нектар, то ли смахнуть прочь – от яда и греха подальше.

– Хорошо, – решился новоявленный оракул, уловив колебания девушки и привнося в диалог ещё одну интимную струнку. – Сейчас я попытаюсь отгадать ваше подлинное имя. Попадаю в «яблочко» – вы мне позволяете некую вольность. Стреляю в «молоко» – вы вольны, как птица в полёте. Свободны упорхнуть на все четыре стороны. Идёт?