– Заколебала эта Мэри-Марина! – ругнулся в сердцах Николай. – Лады, прошвырнёмся и по моргам, и по больницам ещё разик. На утопленниках акцентик сделаем – может Будулая этого в Каму сбросили. Хотя, если бы он в секционной²⁶ почивал, то у меня в тыкве отложилось бы. Приметный больно. Лады, напечём рисованные портреты и отправимся ментовской капеллой в третий поход по милым моей печёнке переулочкам, по знакомым «княжны Мери», мать её ити! Блин блином покрывают.

– И парочку экземпляров портретов, Коля, будь добр, мне тисни, – походатайствовал Алексей. – Я их Алькевичу предъявлю.

К вечеру так называемый субъективный рисованный портрет любовника Марины Подлужный заполучил. Однако, когда он, сгорая от нетерпения, позвонил в управление телефонного завода, из приёмной ему сообщили, что Алькевич недавно убыл в командировку.

9

«Всё же связь – величайшее достижение цивилизации, – думал Подлужный, вращая диск телефона. – Звонок – и ты на другом конце города, звонок – и ты в другой области, звонок – и ты в Москве». За прошедший и текущий день он, благодаря телефону, получил массу полезной информации. О том судите сами.

Так, накануне на Алексея по телефону вышел официант Фирстов.

– Алексей Николаевич, – не без самодовольства звучал его голос в эфире, – вы просили меня, если что, сообщить имя того мужика, коего поминала Марина. Вчера проблеск был. Иду, а навстречу строем солдаты. И по башке как ударило: она ж говорила «Арми».

– Арми? – на всякий случай переспросил тот.

– Да, Арми.

– Здорово! – просиял следователь. – Вы нас выручаете. И не ошиблись? Не перепутали? Именно Арми?

– Да, да, – настаивал абонент.

– Правильно говорят, что слово к делу не пришьёшь, – посетовал Подлужный. – Вы уж не сердитесь, спасибо за ценные сведения, но вам придётся подъехать ко мне для допроса. К двенадцати я освобожусь. Вы располагаете временем?

Вчера же, после дополнительного допроса официанта, Алексей набрал номер телефона Бойцова. Услышав отклик друга, он не только известил Николая о сюрпризе, но и озадачил его: возможна ли выборка в областном адресном бюро на мужчин по имени Арми.

Сегодня же, с утра пораньше, следователь пытался застать дома, и тоже посредством телефонного вызова, бывшую подружку Марины Алькевич – некую «Соболеву О.». Именно так последняя была обозначена в справке, составленной для него участковым Матушкиным. Упомянутая Соболева О. (вероятно, Ольга или Оксана) пропадала где-то на гастролях со своим музыкальным ревю и, очевидно, отнюдь не скучала по Среднегорску. Алексей располагал правом на такой вывод, ибо то была его «надцатая» попытка дозвониться до неё. Предыдущие оказывались безуспешными.

Однако нынче упорному служаке повезло. На настойчивом и нетактичном (если не сказать наглом) семнадцатом зуммере кто-то снял трубку, но тишина на противоположном конце провода не прервалась позывными респондента.

– Алло, алло! – напористо «включился» Подлужный.

– …Кто посмел в такую рань разбудить маленькую сладенькую девочку? – после долгой паузы, наконец-то раздался недовольный и капризный, размягчённый и сонный молодой женский голос.

Говор незнакомки обладал удивительным свойством: хотя обладательница его была вроде бы рассержена и не расположена к любезностям, ещё не ведала, кто ею интересуется и о чём предстоит вести речь, а между тем напевное наречие её, как бы существуя независимо от хозяйки, уже кокетничало, нечто обещало, на что-то дарило надежду. Таинственные придыхания, обертоны и интонации априори располагали к интимной доверительной беседе. А теплота и невесомая хрипотца их фона живописно воссоздали в воображении Алексея картину того, как истомлённая долгой ночной негой юная прелестница потягивается в постели и свободной рукой гладит тугую, налитую желаниями грудь.

Организм Алексея, обременённый длительным сексуальным воздержанием, на неясные подсознательные позывы самки с той стороны (вряд ли предназначенные для него), мгновенно отреагировал мощными выбросами тестостерона в бурный кровяной поток и инстинктивной животной похотью. Тело мужчины напряглось до кончиков волос, кои в отведённых местах по-звериному вздыбились. И он ощутил себя электрокипятильником, включённым в сеть, но не погружённым в воду.

Однако мышление Подлужного, обладая автономным управлением от соматических органов, по инерции продолжало работать в служебном режиме. Потому на прозвучавшую женскую реплику сотрудник надзорного органа ответил буднично, не теряя рассудка и юмора.

– Здравствуй, мой маленький друг, – сострил он голосом диктора-сказочника Николая Литвинова²⁷. – Тебя побеспокоил нехороший, с большими-пребольшими и острыми-преострыми зубами дяденька-следователь из прокуратуры, у которой избушка стоит на опушке.

– Севка, ты, что ли, треплешься? – рассмеялась невидимая, но возбуждающая и чувственно ощутимая особа. – Чего тебя на тюремные басни потянуло? Не приспело ещё, как будто.

– Простите, – спохватившись, «отключил электрокипятильник» и сменил фамильярный тон на официальный Алексей, осознав, что двусмысленный диалог заходит чересчур далеко и в неподобающее русло. – Вас беспокоит старший следователь прокуратуры Ленинского района Подлужный. Мне нужна гражданка Соболева.

– Севка, кончай дурачиться, – теперь по-настоящему сердилась женщина.

– Извините, но с вами действительно разговаривает следователь прокуратуры Подлужный Алексей Николаевич, – экстренно выправлял ситуацию озадаченный чиновник.

– Послушайте, что за идиотские шуточки?! – обиделась собеседница. – Я немедленно бросаю трубку. Или нет, лучше в милицию позвоню, чтоб не хулиганили.

– В моём производстве находится уголовное дело, возбуждённое по факту убийства Алькевич Марины Германовны, – теперь подражая роботу, с металлическими нотами в голосе «восстанавливал» служебный статус следователь. – Не отнимая у вас права на контакты с органами внутренних дел, уверяю вас, что то – пустая трата времени. Там вам скажут обо мне, то же самое.

Оцепенелое безмолвие охватило телефонный эфир. «Никак уснула!» – забеспокоился Алексей, выждав достаточный период.

– Алло-о? – дал он знать о себе.

– Вы… на самом деле следователь? – окончательно переходя от сонного состояния к режиму бодрствования, осведомилась незнакомка.

– Вне всякого сомнения. Простите, я разговариваю с Соболевой?

– Да. Тысячу извинений, а зачем я вам нужна, Алексей… э-э-э…

– …Николаевич.

– …Алексей Николаевич?

– По имеющимся у меня предварительным сведениям, вы являлись близкой подругой покойной. И мне было бы небезынтересно, с сугубо профессиональной точки зрения, пообщаться с вами относительно неё. Сегодня четверг. Я вас приглашаю к себе на понедельник. К девяти часам… утра, естественно.

– Ой, понедельник день тяжёлый. Да к тому же утром… Знаете что, Алексей Николаевич, у меня к вам встречное предложение: через неделю я выхожу на работу… Пока я в постгастрольных каникулах. А как выйду, вы бы меня там навестили, я имею в виду ресторан «Кама», и мы бы мило побеседовали. О`кей?

– Вновь я посетил?!²⁸ – с язвительной иронией, в отличие от пушкинской элегичности, вырвалось у Подлужного восклицание, проперчённое исконно прокурорским гонором. – Прошу прощения, но складывается впечатление, что вы не в полной мере отдаёте себе отчёт в том, что такое прокуратура и с кем вы разговариваете. Это к нам ходят все, а не наоборот. Это мы выдвигаем предложения, от которых невозможно отказаться. И, наконец, это мы задаём вопросы, которые невозможно отклонить.

– Неужели и для девушки не может быть сделано исключение? – обворожительно заворковала Соболева, входя в тонус и вновь обретая самою себя. – Я была бы вам бесконечно признательна и… Я не забываю джентльменских поступков галантных мужчин. Вникните в моё положение: я в краткосрочной… э-э-э… оттяжке, в разобранном, как говорится, состоянии. Мне нужно привести себя в порядок…