Зима. Прекрасная, умиротворенная картина: поляна, заметенная искрящимся на солнце снегом. Деревья и кусты одеты в белоснежные одеяния, их ветки согнулись до земли под тяжестью снега. Легкий ветерок кружил сверкающие мелкие снежинки, казалось, я нахожусь в волшебной, зимней сказке, пока не обнаружила что, стою на краю пропасти.

На дне этой бездны творилось, что- то невообразимое! Гора людей, в крови молящих о помощи, карабкающихся к вершине, лезущих друг на друга, будто по живой лестнице. Почему то именно так я и представляла ад. Стоны и плач, угрозы и ругань смешались в кошмарную кашу звуков. В голове были только два вопроса: Кто все эти люди? И как они попали сюда?

–Помоги мне!!! – в гомоне голосов, слышу умоляющий, слегка писклявый женский голос.– Слышишь меня, ты!… Кому сказала, помоги – почти добравшись до вершины девушка, лица которой не было видно, так как её мокрые от крови волосы прилипли к её лицу. Каждая её фраза по нарастающей наполнялась злостью, а голос становился грубым и гортанным пока и вовсе не перешел в загробный.

– Ты, гнилое отродие запомни, скоро сама окажешься среди нас – последняя фраза была полна ненависти. Но, не понятно на меня она злится или на положение, в котором оказалась.

Её костлявая рука почти коснулась подола моего платья, но в последний момент она сорвалась и полетела в низ, выкрикивая реплики, которых мне было уже не понять, растворившись во все общем гомоне.

Хотелось спасти их всех, но от увиденного ужаса я не могла пошевелиться, лишь ледяной ветер трепал мои волосы и края легкого, белоснежного платья.

Страх своими липкими и ледяными щупальцами казалось, ощущается не только на покрытой мурашками коже, но проникает в самое сердце и душу.

Чья-то прохладная рука, незаметно проскользнув змеей, обвила мою талию. Твёрдый стан вовсе не согревал моё тело, но я чувствовала горячее прикосновение губ к своей шее и еле слышный шёпот, от которого становиться ещё страшнее – "Натали, я жду…!"

Первое время я вскакивала в холодном поту, бежала в ванную комнату. От увиденного меня каждый раз тошнило и знобило, так, будто выворачивало наизнанку в морозильной камере. Пока набиралась вода в ванну, я обнималась с унитазом. Очистив желудок, погружалась в горячую воду, чтоб как то согреться и успокоиться.

За десять лет я уже попривыкла к этому треклятому сну, но всё равно порой приходит осознание, что я сойду с ума – рано или поздно.

Ух…! Скажите мне, пожалуйста, сколько это будет продолжаться…?

Росла в детском доме. Как я туда попала…? Не знаю, ни кто не знает – спрашивала.

Представьте, каково жить в детском доме: ни любви, ни ласки одни подзатыльники и наказания. Но я очень благодарна своей воспитательнице. Она пыталась хоть как-то украсить мой каждый день. Старалась уделить внимание каждому воспитаннику. Даже оставалась в ночь, если кто-то из нас заболел. Звали её Таисия Борисовна. Она была одинока, ни детей, ни мужа, ни одного родного человека.

Мужа и сына она потеряла в автокатастрофе. Каким-то чудом, оставшись живой и невредимой.

Вот она и решила посвятить себя работе и дарению своей любви воспитанникам.

Многие преподаватели называли её слабохарактерной, и не принимали Таисию Борисовну из-за того, что не могли понять её отношения к работе и воспитанникам.

Я не ангел и даже не пыталась им казаться. Любила – сбегать с уроков и часами сидеть на крыше наблюдая за облаками выискивая всякие фигуры, а в не погоду – на чердаке. Соорудив там свою тайную комнату, где и проводила время, наслаждаясь одиночеством, тишиной и книгой – тайком принесённой Таисией.

Многие преподаватели меня вовсе не понимали и не за – чем им было это делать. Они просто делали свою работу и получали за это заработанную плату – не более.

Предметы, что мы проходили по школьной программе, я понимала по- своему и видела их совсем иначе: я не видела цифр – это были иероглифы, которые посчитать, сложить, вычесть или не дай бог умножить и разделить я не могла. Я их просто читала на не понятном для преподавателей языке. Каким образом я научилась говорить на этом – даже мне не понятном языке? – Не знаю. Само как то получилось.

С первого класса учителя, воспринимали, это как попытки сорвать занятие, и за ухо вели в кабинет директора. Где я и получала наказания по полной программе за такое мерзкое поведения – по мнению директора. Пыталась им объяснить, что я не вру, но без толку.

Наказывали жестко: морили голодом, раздевали до трусиков и запирали в холодном подвале на ночь, дабы выбить из меня дурь. Таисия Борисовна, брала меня под свое крыло. Подкармливала и приносила украдкой тёплое одеяло "чтоб этого никто не видел и не знал. Естественно!!! Она будто понимала, что я не виновата.

Позже, меня осмотрел детский психотерапевт и поставил диагноз – Шизофреническое расстройство. Преподаватели, смерились со мной. Сидела на уроках за дальней партой (на камчатке)– для галочки, чтоб не шлялась без дела по коридорам. Меня уже не вызывали к доске и не спрашивали, понимали что ни чего из этой «шизофренички» не выйдет. Не быть мне бухгалтером или финансистом!!! Рисовали тройки, чтоб хоть, какие – то отметки стояли в аттестате.

Так же я дралась с другими воспитанниками – если кто пытался обидеть меня или Борисовну.

Нельзя допускать, чтоб кто-то пытался, хоть как то обидеть, или принизить тебя – иначе так и будет продолжаться. В детдоме это нужно рубить на корню. Такие вот жестокие правила среди воспитанников.

Как то меня хотели удочерить, но директор – Жоанна Феоктистовна (дабы не портить репутацию свою и учреждения) всеми правдами и неправдами убеждала моих потенциальных родителей этого не делать. Так как я, не уравновешенная и так сказать.… Ну… Того! Шизанутая! Ха- ха- ха! Да, пусть считают, как хотят мне фиолетово.

Ну ладно, не будем о прошлом. Это было давно и «не правда». Мне уже двадцатьвосемь лет, живу под Саратовом, в своей маленькой, однокомнатной квартирке, в живописном, жилом районе. Сказать в жилом и живописном районе – не сказать ни чего!!!

Дом стоит на отшибе, двух этажный, двух подъездный, на этаже по четыре квартиры. Но жилые лишь две – это я на втором этаже и бабулька Февралина Серафимовна с кошкой Соней – на первом. Очень древняя бабулька (девяносто восемь лет), шустрая и, естественно, как и любая бабулька, любит поворчать и попричитать…

Окна моей квартиры выходят на кладбище. Ну, очень живописный вид… так сказала директор детдома Жоанна Феоктистовна, когда на моё восемнадцатилетние вручила мне ключи от квартиры, выданной мне государством.

А я и не жалуюсь, соседи спокойные, не шумные, не буянят… соли и хлеба не просят. Лежат себе спокойно в земле сырой, хороводы не водят! И на том спасибо.

Работаю в хлебопекарне два через два по двенадцать часов. Личной жизни нет и, не надо, а то хотят тут всякие, потом деньги пропадают.

Был, один Антон! Высокий, красивый, и с виду порядочный и интеллигентный молодой человек. Жениться обещал, и на моря возить, но как показала практика- врун и вор, этот Антон. После того как он обчистил меня – украв все мои сбережения – (пять тысяч рублей – между прочим копила их целых три года) и исчез.

Теперь имя Антон у меня ассоциируется с похожим, но не очень хорошим словом.… После, я зареклась не доверять всяким «Антонам».

Есть, конечно, экземпляры пытающиеся подкатить ко мне. Ведь я девка «красивая»– так они считают. А я самая обычная. Нос курносый. Глаза – серо-голубые, волосы – средней длины темно каштанового, с добавлением серо-мышиного цвета, брови и ресницы того же цвета. Худощавого телосложения, невысокого роста 165 см. С огромными сине-чёрными кругами под глазами на бледной коже. Зрелище то ещё, скажу я вам!!!

Хожу все время сонная и злая от недосыпа. Но в душе я очень даже ничего. Но где-то очень глубоко… отсюда не видно.