– Ну, самая легкая часть закончилась, – сказала она Сэйтеру, когда тот подбежал и бросил ей сумку с медицинскими принадлежностями.

Разведчик что-то буркнул в ответ, а Херад принялась вытирать кровь и наносить мазь на лицо.

Закончив, Херад приказала копейщикам не подпускать никого к тому, что осталось от гулей. Черный Коготь попытался поближе рассмотреть останки, но копейщики отогнали его. Гоблин не слишком расстроился, все равно от растерзанных тварей очень плохо пахло.

Затем Херад приказала столкнуть гулей копьями на брезент, а брезент сбросить в яму, которую помог вырыть Черный Коготь. Туда же, в яму, сбросили все, к чему прикасались гули, или на что попала их кровь.

Туда же отправилась и одежда, даже одежда Херад. Она сняла кожаные доспехи и бросила их в яму. Черный Коготь мельком разглядел худое, мускулистое и покрытое шрамами тело, прежде чем Ворша накинула на плечи атаманши чистый плащ и вручила ей новую одежду.

– Проклятые гули! Мне нравились эти доспехи. По крайней мере, теперь мы можем не беспокоиться о дальнейшем заражении, – выругалась Херад.

– Верно, но остались те, кто уже заражен. Эти гули, вероятно, уже несколько раз проникали в лагерь, прежде чем проголодались настолько, что начали похищать людей, – ответил Сэйтер.

Он с беспокойством посмотрел на оставшихся раненых, которых использовали, чтобы подманить гулей. Ему явно не нравилось, что их использовали в качестве приманки.

– А что насчет тебя? Откуда мне знать, что ты не заразился сам? – спросила Херад, приподняв бровь.

– Я всегда ношу с собой фляжку с порошковым серебром и экстрактом чеснока, как раз для таких случаев, – ответил Сэйтер.

– Недешевая паранойя. Если бы у меня не было иммунитета, я бы стащила ее у тебя, – сказала Херад, бросив ему мимолетную улыбку.

– Если бы у тебя не было иммунитета, я бы не стал тебе о ней рассказывать. Только не проси меня делиться. Мне самому едва хватает, – сказал он.

– Очень жаль. Я надеялась на другое, – ответила она и двинулась к центру лагеря.

– Боюсь, нам все равно придется перекрыть лагерь и изолировать всех, насколько это возможно, – сказал ей Сэйтер. – Ты все равно не узнаешь, кто заражен, а кто нет, пока болезнь не разовьется настолько, что чеснок и серебро не начнут оставлять на них ожоги. Но даже тогда тебе придется позаботиться о том, чтобы обратившиеся не вырвались наружу и не распространили болезнь дальше.

– Сколько нападений гулей ты видел, Сэйтер? – спросила Херад с внезапным любопытством.

– Вместе с сегодняшней три, и это уже слишком много, – мрачно ответил он.

Черный Коготь трусил за хозяином. Они прошли мимо бандитов, сидевших вокруг костра, с явным шоком на лицах. Гоблин был рад уйти подальше от этих жутких гулей. Они совсем не походили на животных.

Черный Коготь глубоко вдохнул чистый воздух, чтобы успокоиться, но громко чихнул, когда нос защекотал неприятный запах. Он машинально повернулся к одному из ближайших бандитов и начал принюхиваться. Из любопытства он подошел ближе, чтобы лучше разобрать запах.

Сэйтер остановился и вопросительно посмотрел на гоблина.

– Что ты делаешь, Черный Коготь? – спросил он гоблина.

– Пахнуть гулем, – ответил Черный Коготь, пристально глядя на одного из людей, сидевших неподалеку.

Теперь пришла очередь бандита уставится на Черного Когтя. Но прежде чем мужчина успел что-то сказать, к нему подошла Херад и окинула пристальным взглядом. Мужчина побледнел. У нее была впечатляющая способность отдавать приказы без слов, что-то вроде: «Заткнись, или я тебя зарежу».

– Ты чуешь инфекцию? – спросила она гоблина.

Впервые она обратилась к Черному Когтю напрямую. Гоблин замер, так как внезапно оказался в центре всеобщего внимания. От мрачного взгляда атаманши ему стало не по себе, желудок скрутило.

– От него пахнуть гулем, – ответил испуганно гоблин, и Херад злобно ухмыльнулась ему в ответ.

– Думаю, теперь ты наконец-то пригодился, – сказала она ему.

Довольная Херад быстро заставил Черного Когтя обойти лагерь и обнюхать каждого. Если от кого-то пахло странно, или тот просто чем-то не нравился Черному Когтю, головорезы Херад тут же утаскивали его прочь.

Зараженных изолировали до тех пор, пока не стало возможным их проверить. Вокруг расставили лучников, чтобы убить их с расстояния, если те попытаются что-либо предпринять. Никто из них ничего делать не стал. Херад ясно дала понять, что произойдет с теми, кто попытается бежать, и никто не захотел испытывать судьбу.

В конце концов, болезнь развилась настолько, что бандитов можно было проверить. Черный Коготь с интересом наблюдал, как к их коже прикладывали маленький серебряный нож. От прикосновения плоть зараженных загоралась и покрывалась красными рубцами.

Затем их убили, зараженных уже нельзя было спасти. Либо Херад обезглавила их, либо их пристрелили лучники, когда те пытались бежать.

Затем трупы побросали в яму с дровами. Херад с каменным лицом опустил в яму факел, а остальные молча наблюдали. Наружу с ревом вырвалось пламя и поглотило мертвых без следа.

После этого несколько дней в лагере было тихо и уныло. После налета на караван с оружием и нападения гулей число людей в лагере резко сократилось. Многие бандиты потеряли друзей и товарищей, а некоторые даже приложили руку к их смерти.

Впрочем, нет худа без добра. Как обычно, Херад не проявляла привязанности ни к кому, кроме себя, Сэйтер вообще считал большинство бандитов отбросами. А вот Черному Когтю, как ни странно, эти события помогли завести новых друзей. Нескольких больных выявили на ранней стадии и смогли вылечить с помощью порошкового серебра и чеснока. Если бы не гоблин, они бы никогда не узнали, что заразились.

Таким образом, Черный Коготь подружился с парочкой бандитов. Они даже стали тайком угощать его всякими вкусными вещами, и он начал набирать вес. Он не только получал угощения, но и начал чувствовать себя настоящим членом племени! Херад сама сказала ему, что он пригодился. Она никогда никому этого не говорила!

Все изменилось, когда однажды ночью гоблин по имени Черный Коготь свернулся калачиком и заснул рядом с палаткой хозяина.

Янтарь, рожденный из пепла

Интерлюдия

Сэйтер проснулся усталым и разбитым, что, по его мнению, означало лишь то, что за ночь он ничуть не помолодел. Земля под ним была жесткой, даже несмотря на одеяло, но с годами он к этому привык. Он провел так много ночей на голой земле, что мягкая постель теперь бы показалась ему чуждой и неудобной.

Открыв глаза, он увидел, как утренний свет пробивается сквозь холщовые стены его маленькой уютной палатки. С ворчанием и немалым усилием воли он сбросил с себя одеяла и быстро оделся. После он сделал небольшой глоток воды из фляги, лежавшей рядом с постелью – по утрам у него всегда пересыхало во рту.

Завершив утренний ритуал, Сэйтер откинул полу палатки и вышел на свежий утренний воздух. Как обычно в последнее время его взор приветствовал разбойничий лагерь.

Убедившись, что поблизости никого нет, он устало вздохнул и заставил себя собрать все необходимое для утренней охоты. У него уже не было столько сил, как раньше. Многие называли Сэйтера стариком, но он знал, что до старика ему далеко, даже если он и был старше всех остальных.

Его состарил образ жизни, который он вел, и который забирал все больше сил, когда их у него и так почти не осталось. Он повидал на своем веку около 40 зим, но забыл сколько именно. В молодости он знал многих мужчин и женщин старше этого возраста, причем намного старше, но здесь, в дикой глуши, такие долгожители встречались редко.

Однако он не позволял себе предаваться страданиям. Его место было здесь, среди зеленых лесов. В юности он любил лес и никогда не переставал любить. Он не мог придумать лучшего места, чтобы жить и умереть, чем дебри Севера.