Он присел на корточки и, немало не заботясь о сохранности своего нового спортивного костюма, привалился спиной к стене. Нужно было немного успокоиться и идти выяснять, куда же его занесло. Судя по архитектуре, это усадьба середины восемнадцатого века. Ну, плюс-минус, конечно… А учитывая отсутствие стекол в окне, трещины на стенах, да и россыпь мелкого мусора на глинобитном полу, уже какое-то время пребывает в запустении. Внимание привлёк маленький полиэтиленовый пакетик с зелёным порошком, лежащий рядом с выходом. Ого! Это уже привет от его строителей. Они поголовно жрали эту гадость. Насвай, кажется. Значит они где-то неподалёку. Антон оттолкнулся спиной от стены и поднялся на ноги. Надо идти.
Он приоткрыл дверь и прислушался. В большом доме царила тишина. Антон, продолжая подсвечивать себе фонариком, поднялся по лестнице. Усадьба мало чем отличалась от виденного ранее – те же ободранные стены, местами разобранные полы и зияющие пустотой оконные проёмы. А вот огромного штабеля разнокалиберных деревянных ящиков посреди большой парадной залы раньше не было. Антон выглянул из окна и тут же быстро отпрянул назад. Мимо неспешно прошагал солдат в немецкой форме.
«Да ладно! Быть этого не может!», – промелькнуло у него в голове. Читая многочисленные книги о попаданцах, он постоянно удивлялся, почему всех этих бедолаг заносит непременно или на ВОВ, или к Николаю II. Даже смеялся, что если всех этих суперменов собрать вместе, то получится сформировать, наверное, целый батальон, а учитывая их навыки и опыт, то это будет, пожалуй, самое боеспособное подразделение всех времён и народов. И тут на тебе…
Антон присел и снова осторожно выглянул во двор. У стены несохранившегося в его времени сарая лежало несколько человеческих тел, одетых в знакомую синюю робу с широкой желтой полосой на спине. Он даже ухитрился рассмотреть логотип своей фирмы. Вот значит, что его ждёт. Сердце бешено колотилось в груди. Нужно немедленно убираться отсюда. Он пару раз глубоко вздохнул, стараясь унять сердцебиение, но это не помогло. Так никуда не годилось. Эдак он и ста метров не пробежит. Примерно столько отделяло эту усадьбу от небольшого леса. Но бежать просто так, наудачу, явно не стоило. Пуля всё равно догонит. Надо сперва осмотреться, узнать сколько тут всего немцев и где у них выставлены караулы. И само собой сделать это скрытно и незаметно. Иначе он рискует разделить с этими ребятами одну общую могилу.
Приблизительно представляя себе расположение усадьбы на местности, он не вставая, на корточках переместился в другое крыло здания и снова осторожно выглянул в окно. Антон не ошибся в своих расчётах. Вожделенный лесок зеленел метрах в двухста от здания. Вот только от спасительной густой листвы его отделяли несколько деревьев в саду около дома и совершенно пустой луг, поросший высокой сочной травой. Хотелось надеяться, что она сможет укрыть его от случайного взгляда. Он с недовольством оглядел свой чёрный спортивный костюм. Это одеяние мало подходило для скрытного перемещения ползком по траве.
«Эх, знать бы заранее, запасся бы камуфляжем. – промелькнула глупая мысль. А следом за ней другая, уже более умная и рассудительная: знал бы заранее – послал бы Жорика на… и жрал бы сейчас водку у себя дома под шашлыки. Спасибо, что не одел белый костюм, как планировал.»
Понимая всю бессмысленность подобных рассуждений, Антон принялся осторожно выискивать взглядом часового и к своей огромной радости обнаружил его сидящим на каком-то чурбаке в тени невысокой вишни. Часовой относился к своим обязанностям караульного без особого рвения. Очевидно, они находились где-то в глубоком тылу, и немцы здесь чувствовали себя весьма вольготно. Иначе, как можно было объяснить его расслабленную позу, целую россыпь окурков вокруг и лежащую рядом газету. Для полноты антуража не хватало разве что чашечки кофе. Антон, конечно, не был знатоком уставов караульной службы, но он очень сомневался, что так должно быть. Будь на его месте спецназовец из будущего, он бы наверняка неслышной тенью скользнул бы за спину часового и одним резким отработанным до автоматизма движением свернул бы тому шею. Но Антон не был спецназовцем, и поэтому не придумал ничего лучшего, чем просто бросить валявшийся под ногами камень в густой кустарник, росший на углу дома за спиной у немца.
Согласно его задумке, часовой, услышав шум за спиной, должен был бы встать и пойти проверить, что там шуршит в кустах, и на какое-то время скрыться за углом дома. Но немец даже не обернулся. Он продолжал сидеть на своём чурбаке, облокотившись о ствол дерева и никак не реагировал. Антон бросил второй камень, но результат был аналогичный. Тогда он швырнул уже гораздо более увесистый булыжник. Шуму он наделал изрядно, но часовой оставался неподвижен.
«Да он спит. – внезапно осенило Антона, – И даже не шевелится».
Теперь появилась возможность подобраться к нему незамеченным. Вот только, что делать дальше, он не представлял. Разве что чисто теоретически. Убивать людей ему раньше как-то не доводилось. Оставалось одно: пользуясь ситуацией, постараться улизнуть незамеченным. Ведь вожделенный лесок так близко… Если рвануть в спринтерском темпе по полю… Антон усилием воли подавил в себе это желание. Сколько там мировой рекорд на сто метров? Секунд десять, кажется, или чуть меньше. Но это по идеально ровной дорожке и бегуном мирового уровня. Ему же на эту дистанцию потребуется в разы больше времени, а за эту минуту его сто раз застрелят.
Антон, стараясь не шуметь, осторожно вылез в окно и затравленно осмотрелся по сторонам. Никого. До часового метров десять не больше. Точно, дрыхнет на посту. Глаза закрыты и поза абсолютно расслабленная. Эх, дать бы ему сейчас чем-нибудь по башке и отобрать винтовку. Мечты-мечты… Он инстинктивно пригнулся, стараясь сделаться меньше, и постоянно оглядываясь, стал перебегать от дерева к дереву. Сад был совсем небольшой и деревья быстро закончились. Луг тоже не оправдал надежд. Вряд ли эта трава способна скрыть ползущего по земле человека. Нужно было решаться – каждая секунда промедления могла стоить ему жизни. И тогда Антон изо всех сил рванул через луг, молясь только об одном: чтобы не раздались сзади гортанные крики и щелчки передергиваемых затворов.
Он бежал так, как не бегал никогда в жизни. Прокуренные за тридцать лет легкие не подвели, да и ноги, разнеженные сидячей работой и комфортом автомобиля, тоже справились с поставленной задачей. Он даже ухитрился напоследок одним мощным прыжком преодолеть высокие по пояс и удивительно густые кусты на опушке. Оказавшись в тени деревьев, Антон сразу же сбросил скорость и плюхнулся на землю. Несколько секунд просто лежал на спине, жадно заглатывая целые кубометры воздуха, но опомнившись, пополз назад и укрывшись за стволом дерева приподнял голову, высматривая «своего» часового. Тот безмятежно дрых на посту и поднимать тревогу не собирался. Ну, и прекрасно.
Теперь нужно было решать, как жить дальше. По-хорошему, следуя всем устоявшимся канонам книг о попаданцах, следовало бы немедленно пробираться к своим, неся товарищу Сталину бесценные знания о будущем и попутно уничтожая всех попадавшихся на пути фашистов, делая исключения только для самых высоких чинов от генерала и выше. Но с этим могли возникнуть серьезные проблемы. Он очень сомневался в своей способности пройти по оккупированной противником территории хотя бы сколь значимое расстояние, не говоря уже о том, чтобы пересечь линию фронта. Да и с бесценными знаниями дело обстояло прямо скажем не очень. Его знания об этой войне были весьма приблизительными и совершенно бессистемными, а устройства атомной бомбы, впрочем, как и любого другого оружия, он попросту не знал. И с гражданской информацией было не лучше: вряд ли его дипломная работа на кафедре технологии и организации строительного производства здесь кого-то заинтересует, а никаких других монументальных научных трудов создать не довелось.
Соответственно планы были гораздо скромнее: узнать, где нет немцев и забиться в эту нору поглубже. А там уже в спокойной обстановке придумать, как отсюда выбираться. Но сперва узнать актуальную дату и найти чего-то пожевать. И тут без помощи аборигенов не обойтись. С деньгами, конечно, проблемы, но толстая, в мизинец толщиной, цепь с таким же немаленьким распятьем (память о девяностых) позволяла надеяться на понимание среди местного населения.
