Максим Томилко
Пока есть время
Выходной накрылся медным тазом. Хотя, по мнению Антона, тут больше подходило другое, более емкое и совершенно нецензурное выражение. А ведь так всё хорошо начиналось… Прекрасное субботнее утро. Стройная, длинноногая и голубоглазая блондинка в его кровати. Кажется, Оля. Гора вчерашних шашлыков в холодильнике, приличный запас алкоголя в доме и ещё спящая, по причине раннего времени, весёлая компания друзей. А впереди суббота и воскресенье…
Но не сложилось: противная трель телефонного звонка и скорбный, пропитанный вселенской печалью голос его компаньона Жорика:
– Антоха, брат, извини, что так рано, но у нас проблемы.
– Что случилось? – утреннюю расслабленную негу, впрочем как и остатки сна тут же как рукой сняло.
– Мне сейчас Пришвин звонил. У нас бригада из Ольховки куда-то пропала. Инструмент валяется, а на объекте нет никого. Сейчас брус и фанеру для опалубки привезут, а разгружать некому.
– Так ты мне предлагаешь с утра фуру леса разгрузить? Вместо зарядки? Чей это участок?
– Иваныча. Он на свадьбу к племяннику отпросился. – Жорик тяжело вздохнул, – Да туда другие люди уже едут. Просто подскачи и успокой этого Пришвина. Он там на изжоге весь – только аванс нам перечислил, а тут такое. Ну и проконтролируй там всё. Я б сам, конечно, но вчера в Питер рванул, уже по кольцевой качусь, а тебе полчаса езды.
– Какой езды, Жорик? Мы тут гудели полночи…
– Я вызвал такси. Уже где-то на подъезде.
– Ля, ты урод…
– Ага, – не стал отрицать Жорик.
Делать было нечего. Придётся ехать.
– Учти, я твоих абреков буду палкой гнать до самого Таджикистана.
– Они узбеки.
– Плевать!
– Спасибо, брат! Я знал, что ты не откажешь, – хохотнул Жорик, – А с меня маленькая и пирожок, как полагается.
– Да пошел ты! – Антон отбросил телефон куда-то на кровать и потянулся всем телом.
Нужно было ехать. Этот Пришвин мужик серьёзный, да и контракт обещает быть очень прибыльным. Реконструкция полторы тысячи квадратов и благоустройство более пяти гектар. Как ему только удалось выкупить объект культурного наследия? Там ведь усадьба, наверное, века восемнадцатого, если не раньше. Видать, хорошо подмазал.
Антон с тоской взглянул на обнаженные ноги девушки, вздохнул и принялся собираться. Вопреки уверениям Жорика до Ольховки добирались чуть менее часа. Антон, успевший за время пути выпить две банки пива, закинул в рот жвачку и протянул таксисту пару тысяч:
– Подожди с полчаса, и назад поедем.
Таксист молча кивнул и заглушил двигатель. Антон выбрался из автомобиля и с интересом осмотрелся. Дворянское гнездо, расположенное на окраине села в окружении большого заброшенного сада, состояло из трёх частей. Центральная часть представляла собой, каменное двухэтажное строение с парадным входом, украшенным портиком, поддерживаемым четырьмя круглыми колоннами и специальной надстройкой – бельведером, с которой, судя по всему, открывался неплохой вид на окрестности. Две другие части, одноэтажные и приземистые были деревянными и сохранились гораздо хуже.
Демонтажные работы здесь уже начались, о чём свидетельствовали огромные кучи строительного мусора, подготовленные к вывозу. Антон, опасаясь за свои фирменные кроссовки, аккуратно прошествовал к обшитым профлистом вагончикам, где обитали рабочие, но там никого не оказалось. Неодобрительно покосившись на царящий в бытовках беспорядок, он отключил тарахтящий генератор и закурил в надежде, что рабочие, оставшись без электричества, сами пойдут искать причину неисправности. Надежды не оправдались. Антон докурил до фильтра, а никто так и не объявился.
Чертыхнувшись про себя, он щелчком отбросил окурок в сторону и вошел в дом, твёрдо решив распрощаться с этими иностранными специалистами. Согласно прочно укоренившемуся мифу, эти ребята из ближнего зарубежья работали за копейки, баснословно обогащая нежелающих платить налоги работодателей. Как бы не так! Может, если не платить им вообще, а сдавать в конце отчетного периода в прикормленную миграционную службу для депортации, то так оно и было бы, но в компании Антона подобного не практиковали. У него стоимость человеко-часа определялась квалификацией работника, а не национальностью, гражданством или вероисповеданием. Но в последнее время мигранты неожиданно стали героями множества скандальных видеороликов, представляющих их далеко не с лучшей стороны. И Антон был просто уверен, что рано или поздно проблемы возникнут. Он уже пару раз общался с Жориком, ведающим персоналом, и они пришли к выводу, что от них следует постепенно избавляться.
Антон прошелся по просторным гулким помещениям, но в огромном ветхом здании было пусто. Свежий белый провод переноски тянулся куда-то на цокольный этаж, и он пошел вслед за ним. В полуподвальном помещении было прохладно, сыро и темно. Не абсолютный мрак, конечно, какое-то количество света проникало сквозь небольшие арочные окна, но Антон пожалел, что отключил генератор: повешенная под потолком временная гирлянда освещения сейчас бы пригодилась. Он включил фонарик на телефоне, и жить сразу стало легче.
Трёхжильная нить Ариадны завершилась валяющимися на полу отбойным молотком и шлифовальной машинкой Milwaukee, упорно именуемой на территории всего постсоветского пространства «болгаркой».
– Суки! – беззлобно констатировал Антон, – Milwaukee ж по сотке сейчас стоят.
Потом его взгляд упал на вмурованный в стену старинный, должно быть, ещё дореволюционный сейф, некогда скрытый под толстым слоем штукатурки по деревянной дранке. Сейчас этот громадный пласт глины, вперемешку с соломой, лежал на полу расколотый на несколько больших частей.
«Наверное раму из окна вынимали, штукатурка и рухнула», – догадался он и внимательно осмотрел изуродованную «болгаркой» дверцу и пустые полки внутри.
«Понятно. Бравые строители тут явно что-то нашли и сразу же сбежали. А нам разгребай теперь эту ситуацию. Господин Пришвин да и всеми горячо любимое государство, если прознает кто, теперь станут предъявлять свои законные права на клад. И что ему со всем этим делать прикажите? Надо бы у юриста проконсультироваться», – Антон достал сигареты и закурил. С подобной ситуацией ему ещё сталкиваться не приходилось, поэтому он слегка растерялся.
Он ещё раз напоследок осветил комнату, собираясь уже возвращаться наверх. Внезапно среди мусора на полу что-то блеснуло.
«Так торопились, что обронили впопыхах» – подумал Антон и поднял с пола какой-то странный предмет, размером с ладонь на недлинной толстой цепочке. Медальон? Крупный голубой камень в центре и множество разнообразных мелких шестерёнок вокруг. Это было не просто украшение, а какой-то сложный технический прибор. Антон даже не успел толком ничего рассмотреть. Комната вокруг него колыхнулась, по стенам пробежали небольшие волны, как от брошенного в спокойную гладь озера камня, и медальон исчез с его ладони.
Антон не сдержался и выругался. Чертовщина какая-то. Впору усомниться в собственной адекватности. Может это на него так похмелье действует? Жара и всё такое… Но ни особого похмелья, ни сильной жары он не ощущал. Наоборот, в этом полуподвале было прохладно и комфортно.
«Надо выбираться наружу и звонить юристу», – решил Антон и развернувшись к выходу чуть не подпрыгнул на месте. Перед ним была дверь. Самая обычная добротная деревянная дверь из толстой строганой доски. Вот только когда он заходил в эту комнату, то никакой двери здесь не было. Это он точно помнил. Антон обернулся и осветил телефоном помещение. И снова не смог удержаться от длинной матерной тирады. Практически полностью выломанная из оконного проёма рама была на месте. Причём, даже с одним, чудом сохранившимся, треснувшим стеклом. А вот сейфа в стене видно не было. Его опять скрывал слой штукатурки. Да и брошенный без присмотра дорогой американский инструмент тоже отсутствовал.
Но понятное дело, что не исчезновение инструмента заботило сейчас Антона. Налицо все признаки перемещения во времени. Как минимум на неделю. Хотя он сильно сомневался, что такая хорошая дверь дожила до их дней и никто из местных жителей на неё не позарился. Скорее всего речь шла о более серьёзном сроке. Оставалось теперь понять, куда же его забросило. Антон вообще любил фантастику, и прочел не один десяток книг о попаданцах, но о том, что это может стать для него реальностью, конечно же никогда не думал.