– Тогда, конечно бы, слова Цепина о том, что во мне находится душа кузнечика,– признался Емельянов Розову,– я поднял бы на смех и урезонил Гришу, если бы эти, самые настоящие чудеса ни продолжались. Гриша был ещё очень пьян, и ему надо было оторваться в своих «закидонах»… по полной программе. И что ты мне прикажешь завтра, в прокуратуре, про это тоже рассказывать?

– Про это не стоит, Егор Нилович. Кстати, меня зовут Анатолий. Рассказывайте дальше про эту вашу… рыбалку. Поподробнее. В деле всё может пригодиться.

– Вряд ли, ибо Гриша, может быть, и сам чёрт, но не убийца. А я расскажу, чтобы у меня душа успокоилась…

И он продолжил свой рассказ.

Очень быстро Цепин и Емельянов оказались за городом. Шли уже к месту рыбной ловли через одно из новых кладбищ. Большей частью они молчали, и Емельянов всё думал и никак не мог понять, каким же непонятным образом он и Гриша двадцать минут тому назад прошли сквозь здание и даже не поцарапались о всякие там арматурины, да и сам бетон.

Кроме того, не очень ясно, каким образом они за полчаса отмотали добрые сорок-пятьдесят километров. Цепин ухмыльнулся и сказал: «Брось ты Егор о мелочах размышлять. Мне тебе объяснять некогда, что и как. Вот лично я думаю о рыбалке. Но не уверен, что мы в правильном направлении идём». «Я тоже, всю жизнь здесь прожил, а толком и не знаю, где здесь находится озеро. Да и на кладбище спросить-то абсолютно не у кого». «Вокруг столько всякого народу,– возразил Цепин,– а ты говоришь, что спросить не у кого. Вон, к примеру, поинтересуемся у Силямова». Под фотографией покойника именно такая фамилия и была выгравирована, ещё имя и отчество (Никодим Кагетович), даты рождения и смерти.

Цепин подошёл вплотную к памятнику и бесцеремонно постучал по нему кулаком. Земля под ногами зашевелилась, и на свет божий выбрался полуразложившийся труп огромного мужика в полуистлевшей одежде. Но как было назвать трупом существо, пусть с пустыми глазницами в черепе, с кусками полусгнившего мяса на лице, руках и теле, которое, пусть не так быстро, но передвигалось. Покойник спокойно сел рядом с ними на небольшую скамеечку и повернул свой череп в сторону Царя Успения.

Его вид говорил о том, что усопший полон ожидания, ему, разумеется, любопытно было знать, зачем его потревожил сам Великий Элементал. Что касается вида и состояния души Емельянова, то его лучше не описывать. Но надо сказать, что Егор Нилович крепился и даже пытался что-то произнести, но кроме «эы-э-э», ничего из его уст не вылетало. Любой может догадаться, что личное погружение в бездну шока, от ощущения глобального ужаса, никого ещё не радовало.

Каким-то образом, относительно придя в себя и, как бы, широко вытянув

зрачки глаз вперёд, он раболепно слушал мирную беседу цепина с покойным Силямовым.

– Никодим, мы вот тут с Егоркой на рыбалку собрались… на дальнее озеро. Может, лещей половим. Ты не подскажешь, как покороче туда пройти.

– Дай-ка, хозяин, закурить. А то, когда живые меня сюда приходят поминать, только водку на могиле жрут, – с обидой сказал Силямов. – Но ни одна собака даже пачки папирос ни принесёт. Они думают, что всё это шутки… Никто ведь из них не понимает, что без папирос курящему хреновато.

Понимающе кивнув головой, Цепин протянул покойнику папиросу, и та загорелась, то есть подкурилась, сама собой. Покойник жадно затянулся дымом и со знанием дела, с удовлетворением, изрёк:

– Питерский табачок.

– А то какой же. Неужели ты думаешь, Никодим, что сам Царь Успения будет курить сигареты «Парламент», который производят граждане из Ближнего Зарубежья в подвалах старых кирпичных домов дальнего Подмосковья? Ты мне лучше скажи, как и куда нам идти. Знаешь?

– Когда я, помнится, был жив, – ответил покойник, почесав подбородок, лишённый кожи и мяса, в буквальном смысле слова, костяшками пальцев, – озеро находилось на северо-востоке от нашего города, да и от кладбища. Но туда вам пешком… надо четыреста километров топать. Но для тебя-то это, Григорий Матвеевич, не проблема.

– Оно верно, не проблема,– подтвердил Эвтаназитёр. – Уж, как-нибудь, доберёмся. А папиросы у тебя, «Беломорканал» всегда на могиле будут. Я намерен тебе всегда из… пространства выделять их или запрограммирую кого-нибудь. Пусть каждый день к тебе сюда с куревом приезжает. Две пачки на сутки. Много нельзя. Вредно для… здоровья.

– Ты прямо юморист телевизионный. Какое может быть у мёртвого здоровье?

– Вот ты, Никодим, умер, а так и остался на низком… земном уровне. Здоровье – везде нужно. В твоём теле, в могиле, осталось не так много элементалов. А сам-то ты… уже не здесь. Частично, конечно, это ты, но… Но ты, так сказать, основной, уже в другом месте… родился. Хоть в каком виде и где, знаешь?

– Обижаешь! Конечно, я в курсе, – вздохнул Силямов.– Но ничего хорошего. Опять я на свет появился в виде… пацана, в семье работяги и, снова, понимаешь, в России. Это снова придётся, когда вырасту, горбатиться за копейки.

– Ничего, ничего, Никодим, – успокоил его Цепин, – кого Господь любит, того, понимаешь, испытанию серьёзному подвергает. Хотя, кто знает. Может, выучишься. В обойму попадёшь, станешь… миллионером каким-нибудь или большим депутатом.

– Ну, уж нет! Это позор какой! Все, как люди, живут примерно одинаково. А я, понимаешь, пузо вперёд и говорю всем: «Смотрите, какой я особенный… пряник!». Стыдно! Лучше тогда уже всех элементалов из своего младенческого тела сюда призову и вампиром стану.

– Ты мне это брось! – погрозил пальцем Царь Успения.– Чего людей-то пугать? Убивать – другое дело… Это надо в разные миры стремиться. Впрочем, что это я. Ты, Никодим, меня тут не экзаменуй! Я всё знаю. Для того, чтобы попасть в цивилизацию Вампиров или даже Ликантропов, надо, как бы, это сказать получить туда… направление Свыше. Так что, лежи и… кури. В общем, отдыхай, Никодим Кагетович.

Покойник, в буквальном смысле слова, провалился сквозь землю… в могилу. Эвтаназитёр глянул на своего попутчика и друга, отчаянно распластавшегося на соседней могиле.

«Ещё и на рыбалку-то ни сходили, а ты уже устал, Егорушка, – с укоризной заметил Эвтаназитёр, наблюдая за тем, как Емельянов, в ужасе озирается по сторонам. – Плохо, я тебе доложу, что ты в предрассудки веришь. Тут всё у нас… по науке».

– Если я сейчас, Гриша, ни выпью водки, – чистосердечно признался Емельянов, – то… концы отдам. И у тебя в активе будет ещё один труп.

– Давай выпьем,– согласился с предложением Эвтаназитёр и протянул ладонь правой руки в сторону местного пригородного магазинчика. На ладонь ему, неизвестно откуда, «упала» бутылка с водкой. – Вроде, не «палёнка». Натуральный продукт. Развязывай свой рюкзак. У тебя там, Егор, кружка железная имеется и мясо варёное. А я пока Никодима из могилы позову. Втроём, оно, приятней пьётся.

– Нет!!! – завопил Емельянов. – Лучше я домой пойду! Я из одной кружки со скелетом пить… брезгую…

– Странный ты какой-то, ну, нет – так нет. Я понимаю, что у некоторых людей друг к другу антипатии возникают, даже без особых на то причин.

Свою порцию водки Емельянов выпивал, яростно стуча об железо вставными зубами, и ему ничего лучшего не вспоминалось, кроме тётки из телевизионной рекламы, которая утверждала, что, приклеив искусственные челюсти к дёснам, она будет со страшной силой грызть яблоки.

Потом Емельянов вспомнил, что Цепин, по науке, объяснял действие механизма всех происходящих чудес, доказывая, что это никакие не чудеса… Реальность, только чуть- чуть другая. Тогда, на кладбище, Григорий Матвеевич посетовал, на то, что нет сейчас на земном шаре активных и неутомимых убийц. Сплошная мелкота.

По утверждениям Цепина, научные обоснования всего того, что сам лично прочувствовал и пережил перед рыбной ловлей и во время её Емельянов, имеют под собой солидную базу. Но искать этот, так сказать, солидный фундамент под научно-практическими изысканиями и даже «смелыми» гипотезами докторов наук и академиков данной формации Земли не имело ни какого смысла. Цивилизация Творцов даёт Двуногим Мыслящим этой планеты (одной из её состояний) только ту информацию, которую они способны осознать, понять, посчитать её реальной и внедрить, что называется, в жизнь.