- За совесть, - поднял он стопку, немного расплескав на стол.

- А я их просто ненавижу, - угрюмо сказал Лёха.

- Нет. Папа прав, - сказал Зипка: - Нельзя жить одним чувством. Нельзя только ненавидеть, или только любить, или только бояться. Если человеку даны, не знаю кем, Богом или Дарвином там, все чувства, то, если какого-то не хватает, он уже не совсем человек. Как танк без одного катка. Ехать можно, но уже не то.

- Давайте просто напьёмся, - предложил Мохер: - Погрустим, поплачем, а завтра пойдём Чужим лица разбивать. Я вот во время боя не думал. Враг передо мной и всё там. Стреляю без раздумий. А потом, да накрыло малость.

- Я, такая же херня, - поддержал Семён: - Только я ещё и злился на них. За Лёху с Дианой. А потом на Пашку. За то, что не сказал.

- Главное верить в то, что чувствуешь. И прав Папа, по совести нужно жить, - высказался обычно молчаливый Ворчун. Видимо, и его проняло.

- Олега, ты чего? – обратил внимание на зависшего соседа Семён.

- Да я же их с пулемёта мочил. А вдруг их можно вылечить? Удалить эту хреновину из башки, и они нормальными станут, - потерянно сказал Олег.

- Чужие утверждали, что это невозможно. Наши учёные тоже результата пока не добились, - сообщил Пашка.

- Паша, а что ты испытывал, когда с тем Чужим на их базе разговаривал? – задала вопрос Кристина.

- Как будто в тазике с говном рукой копаюсь. Ищу что-то очень нужное, - ответил Пашка.

- А с сегодняшним?

Пашка задумался.

- Досаду. Страх. Злость, - перечислил он.

- То есть, он тебе был не интересен? А тебе не жалко было того, чьё тело он занял? Ведь парень погиб, - спросила Таня.

- Да. Почему-то мне его было не жалко, - признался Пашка.

- И мне тоже, - тихо поддержала командира Кристина: - Он меня вообще напугал до смерти.

- А мне жалко, - заявила Варя: - А в бою – нет. Сёма прямо на моих глазах человека застрелил. Но он был с автоматом и стрелял в нас.

Из парней никто признаваться в любви к несчастному технику не стал.

- Давайте уже пить, - закруглил сеанс самокопания Семён. Шустро разлил по стопкам водку, покосился на командира: - Ещё есть?

- Ящик за дверью, - ответил Пашка.

Глава 8 Кто ты?

Как узнать, что наступило утро? Можно прислушаться к щебетанию пташек за окном, можно просто посмотреть на это самое окно. На худой конец, бросить взгляд на часы. А если ничего этого нет, ты под землёй, а дождевые черви чирикать не умеют? Придётся слушать противный писк будильника на тумбочке.

- Выключите его уже, - простонал Семён. Никто не отозвался. Видимо, каждый надеялся, что героическое усилие предпримет кто-нибудь другой. Не в силах больше терпеть эту пытку, Семён нашарил под головой подушку и, не открывая глаз, метнул на звук. Почему-то глухих шлепков, было три. Будильник продолжал трезвонить. Наконец, чьи-то ноги прошлёпали по полу, и наступила тишина.

- Мазилы хреновы, - сообщил голос Мохера. Снова нетвёрдые шаркающие шаги, скрипнули пружины кровати. Рай существует. И он здесь. В эти самые счастливые минуты.

Без подушки было неудобно. Упрямо поворочавшись ещё несколько минут, Семён открыл глаза и уселся на кровати. В тусклом дежурном свете единственной лампочки он разглядел три валяющиеся вокруг тумбочки подушки. Встал, дохромал до тумбочки и поднял с пола свою. Вроде бы.

- И мне тоже кинь, - попросил Зипка.

- И мне, - высунулась с верхнего яруса голова Ворчуна.

- Ага. Как кидать косо-криво, так каждый горазд, а как за подушкой топать, то подождём-ка мы дядю Бурята. У него здоровья же дохрена, - проворчал Семён, но подушками в попрошаек все же запустил. Уселся на свою кровать и потянулся, чуть не вывихивая челюсть. Сон куда-то подевался, и в немного гудящую голову полезли непрошеные мысли. Вроде бы выпили прилично, а похмелья особого нет. Да и под затронутые командиром темы пилась она как вода. Блин, эти вопросы морали и этики – довольно сложная тема, если задуматься. Легко удариться не в ту сторону. И прав был Ворчун, по совести нужно жить. Кто как не она, тщательно вдолбленная в головы детей их родителями, должна вести человека по жизни? Ведь эти самые ветхие и замшелые заветы предков – это действительно спасительный ориентир в стремительно меняющемся мире. Вектор, не дающий сбиться с пути. Или палка надсмотрщика….

Сколько себя помнил, он так и жил: садик, школа, институт. Армия. А потом долбанное Вторжение. Ведь и в танкисты пошёл не потому, что искал лёгкой службы, тут скорее наоборот, а потому что хотел сделать как можно больше для Анклава – их новой-старой Родины. И всегда он жил по заветам и правилам. И именно поэтому сейчас в нём бурно рос протест. Протест против действий командира – Пашки. Он попрал заветы, наплевал на традиции и субординацию, влез туда, где они некомпетентны. Пусть они вчера почти хорошо выступили, но кто сказал, что так и дальше будет? Нужно всё же попробовать с ним поговорить. Предупредить и убедиться, что крыша у него на месте.

- А где Папа? – не обнаружил он в комнате командира. Вроде бы именно он поставил на тумбочку проклятый будильник. А сам, выходит, уже проснулся и куда-то умотал.

- Я ночью вставал, его не было, - просипел Олег, сорвавший вчера голос. Парни, даже не найдя гитару, принялись орать песни. Девушки, впрочем, не отставали. И орали, перемежая песни задушевными разговорами, выгоняя из души напряжение, грусть и тоску, до часу ночи. Благо из соседей и них были только кроты, да шахтёры.

- Значит, пошёл к Тане подкатывать, - предположил Семён.

- Не наше дело, - отрезал Зипка, прилипая к бутылке с водой.

- Не наше, - согласился с ним Ворчун.

- Так и Лехи нет, - обнаружил отсутствие ещё одного бойца Мохер.

- Этот точно к Диане умотал, - ухмыльнулся Олег.

- Ладно, подъем, мужики. Кто последний, тот посуду моет, - скомандовал побудку Семён.

- Ага. Кому-то амуры крутить, а кому-то тарелки мыть, - проворчал Олег, вылезая с кровати: - Пойду и я к Кристинке подкачу.

- Она тебе яйки с ноги отобьёт, - усмехнулся Зипка.

- Ну и ладно, зато посуду мыть не придётся. Буду лежать в лазарете, а вы мне апельсины носить будете, - не растерялся Олег.

- Яйца луковой шелухой покрасим, за апельсины сойдут. Только до Пасхи подождать придётся, - сказал Зипка, не спеша и аккуратно заправляя кровать.

- Э-э, не. До Пасхи долго. К тому времени уже все Чужие кончатся, - запротестовал Олег.

- Тогда сиди на жопе ровно, и нефиг Криську трогать, - тоном строгого учителя заявил Зипка. Семён бросил на него изучающий взгляд и на всякий случай записал в память.

- Да сижу я. И вообще у меня жена есть. Где-то, - почесал затылок Олег.

- А чего ты её не найдёшь? – спросил Ворчун: - Знаешь же, где трудится.

- Знать то знаю. Очкую я, парни. Вдруг там всё уже, - признался Олег: - Хотя, когда в лесу встретились, вроде нормально было. Я же, считай, бросил её, когда в учебку сбежал. Хотя она уже договорилась, чтобы меня в полицию взяли. То есть, теперь уже милицию. Это в самом начале было.

- Ага. Ты уже сто раз рассказывал, - похлопал по плечу загрустившего Олега Мохер: - Ты, брат, главное верь, что всё нормально будет – и оно будет.

- Точно. Нужно её найти! Когда хрень эту закончим, - решил Олег.

- Твоё дело, но я бы не затягивал. Война, она шутка такая. Вдруг не успеешь ей сказать, что хотел, - сказал Мохер.

Олег задумался. И продолжал оставаться в таком состоянии, пока они дружно топали на утренние умывальные процедуры и на завтрак.

В столовую они пришли последними. Даже четвероногий Дед уже был здесь и с довольным лицом наворачивал кашу. Видимо до сих пор радовался выделенной Папой мастерской. Он ещё вчера заставил Олега с Мохером притащить ему туда кровать и тумбочку и объявил, что будет жить там. Девушки сидели дружной стайкой с краю стола и о чем-то вполголоса переговаривались. Лёха тоже был здесь. Не хватало лишь командира. Парни поприветствовали всех, и подошли к столу.