Гипнос поднялся на ноги, пошатываясь и держась за ушибленное место.

– Дорогая, я же предлагал его забрать из клетки, но Камаэль сам отказался. Невозможно предугадать финальный исход, пока пытаешься изменить будущее, – елейным тоном оправдывался Гипнос, удерживая на губах виноватую улыбку, которая время от времени становилась страдальческой.

– Не можешь сделать как надо, не берись! – Не повелась на его жалостливый вид Веста, а повернув голову ко мне, она стала пугающе спокойной. – Кассия, заходи в дом, я приготовлю ужин.

– А Гипнос?

– Он пусть спит где хочет, но в мой дом не войдёт, – отрезала она, игнорируя присутствие отца.

Я опешила, глядя то на одного, то на другого, сомневаясь, можно ли оставить их в таком настроении.

– Это ведь и мой дом, – напомнил Гипнос с приклеенной неловкой улыбкой.

– Что-то ты не шибко об этом вспоминал, оставляя нас здесь с Камаэлем месяцами в одиночестве! Дом вновь станет твоим, когда сын, которого ты едва не угробил, выздоровеет!

От её угрожающего тона трава вокруг засветилась ярче, а плющ под окнами пополз по стенам дома, закрывая камень. Теперь я боялась Весту даже больше, чем Гипноса с его божественностью. Веста шумно выдохнула, плющ прекратил расти, а свет травы вернулся к привычной яркости.

– Всё хорошо, Кас, иди в дом. Я заслужил, а Весте нужно немного времени, – вполголоса заверил меня Гипнос, потирая живот. Я вспомнила, что иногда он спал в «Подворотне», может, Веста не раз гнала его из дома? Отец из Руфуса не самый примерный. Кажется, что он безмерно любит своих детей, но при этом до сих пор не знает, как правильно их растить. Или, может, он действительно считает, что оставлять их один на один с проблемами – это лучший вариант воспитания?

– Кассия, – строже позвала Веста, и я заторопилась в дом, часто оглядываясь на Гипноса.

Тот ободряюще кивнул. Как только я зашла, Веста с такой силой захлопнула дверь, что с потолка посыпались крупицы. Она сделала глубокие вдох и выдох, утёрла слёзы и наконец посмотрела на меня. Вся краснота ушла из радужек, вернув им привычный зелёный цвет.

– Прости, – тихо пробормотала она. – Моя усиливающая эмоция – горе. Я с трудом держу себя в руках после произошедшего с Элионом, а теперь Камаэль. Отцу лучше не показываться на глаза, могу придушить случайно.

– Ты бы никогда не смогла его убить, – заверила я, успокаивающе сжав её плечо.

Веста мотнула головой.

– Нет. Однажды я действительно его чуть не придушила. Веткой дерева, та обвилась вокруг шеи. Тогда еле взяла себя в руки и отпустила.

Я замерла с открытым ртом.

– Это произошло после того, как отец вернулся из Санкт-Данама без тебя. В тот вечер я… я разрушила наш дом почти до основания, а пришла в себя, едва не задушив отца, – стыдливо призналась она.

– Эти земли принадлежат Морфею и подчиняются тебе? – уточнила я, и Веста кивнула.

– Всё хорошо. Я жива, – заверила я, видя, что тот момент её сильно травмировал. – А Гипносу есть куда идти или он будет спать на траве?

Веста встрепенулась, отбрасывая старые воспоминания.

– Он бог и может ночевать где угодно. Если что, пойдёт к Моросу, – отмахнулась Веста. – Ты голодна?

Я помотала головой, чувствуя что угодно, но не голод.

– Ты заперла сивиллу в своей комнате? Уверена, что от неё не будет проблем или всё-таки приковать её к кровати?

– Думаю, она достаточно напугана упоминанием о керах и тем, что они где-то поблизости. Хотя можешь на всякий случай создать на окнах решётки, – предложила я, и Веста задумчиво кивнула.

Она выглядела истощённой тревогой, лицо осунулось и совсем побледнело.

– Тебе самой лучше отдохнуть, а я посижу с Каем. Ему что-нибудь нужно?

– Нет, он под капельницей и проспит до утра, – пробормотала Веста, обеспокоенно глянув вверх по лестнице. Затем она закусила губу, рассеянно обводя гостиную взглядом. – Хорошо, я посплю немного, но если что-то будет не так – буди.

Я проводила её до комнаты, убедилась, что она ляжет. Веста рухнула на кровать, свернулась калачиком, подтянув колени к груди, и почти сразу погрузилась в сон. Я ещё немного постояла рядом, наблюдая, как её дыхание выравнивается и замедляется, а затем вышла. После возвращения воспоминаний в комнате Кая я не бывала, и мне стало вдвойне совестно входить к нему без приглашения.

Я ожидала увидеть какие-то отличия в декоре: расцветке или мебели. Думала, что найду собрание памятных или любимых вещей. Может, Кай что-то коллекционировал? У Весты хранилась пара картин, по её словам, это настоящие человеческие произведения искусства, а не копии. Она сама любит рисовать, в углу у неё в спальне – мольберт и краски.

Однако комната Кая едва отличалась от моей. Мебель на вид новая, ковёр, балдахин и занавески чистые, на письменном столе и комоде практически пусто. На одном из низких столиков свалены лекарства и травы. Комната казалась необжитой и никак не характеризовала своего владельца. Даже его спальня и кабинет в доме Санкт-Данама что-то рассказывали о хозяине, но здесь… словно у Кая и не было детства.

Может, его вещи спрятаны где-то в коробках в подвале или убраны в кладовку? Или на Переправе нет ничего настоящего и на самом деле вечного, и все следы его детства исчезли с его переездом в Санкт-Данам?

Зашуршали простыни, Кай пошевелился, и это вывело меня из раздумий. Он шумно выдохнул и вновь затих. Единственного горящего торшера в дальней части комнаты было достаточно, чтобы видеть Кая, но занавески балдахина приглушали свет, чтобы его не разбудить.

Я проверила капельницу и лишь потом посмотрела на самого Кая. Он выглядел лучше. То ли сам помылся, то ли ему помогли целители. Лицо оставалось осунувшимся, синяки под глазами казались ещё темнее из-за удлинившихся теней, но кожа перестала быть серой. Кровь ртом больше не шла, и он размеренно дышал, лёжа на спине. Я проверила его лоб: тёплый, не горячий и не ледяной. Кай перестал потеть. Облегчение навалилось, и мне стало тяжело стоять. Самой захотелось лечь рядом и уснуть, прижимаясь к его тёплому боку, но я не стала, боясь разбудить.

С ногами забралась в ближайшее кресло, обняла колени и принялась наблюдать, отдаваясь отсутствию каких-либо мыслей и эмоциональному опустошению. Как только Кай поправится, будет новая возможность подумать, как жить дальше.

На рассвете меня разбудила Веста. От лёгкого прикосновения к плечу я вздрогнула и попыталась вскочить, едва не опрокинув кресло. Сердце заколотилось как сумасшедшее.

– Всё хорошо, – заверила она. – Я тебя сменю. Скоро придут целители и, скорее всего, Гипнос. На кухне есть завтрак. Твою сивиллу я уже покормила, дала ей новую одежду. И, Кассия, тебе тоже стоило бы… переодеться, ты можешь воспользоваться моей ванной.

Я рассеянно кивнула и покачнулась, встав на ноги. Всё тело ныло от сна в неудобной позе. Я запоздало заметила засохшую на мне кровь раздавленного керой даория. Помню, что помыла руки, а потом голова была занята другим.

– Хорошо, – хрипло заверила я и, бросив взгляд на спящего Кая, нехотя вышла из его комнаты.

Я сделала, как Веста велела. Пошла в её спальню, а там в личную ванную комнату. Прохладная вода немного привела в чувство. Я выбрала первое попавшееся платье Весты. Чёрное, как почти все её наряды. Сандалии Весты были мне малы, но я уже хорошо управлялась с иллюзиями одежды и смогла их изменить под себя.

Я послушно спустилась на кухню и принялась за приготовленный завтрак. Каша и выпечка с трудом лезли в горло, но, даже не ощущая вкуса, я заталкивала их в рот, зная, что Веста будет переживать, если я не поем, а ей необходимо сосредоточиться на Кае. Я съела половину, когда пришли целители вместе с Гелионом и Гипносом. Последний спокойно прошёл в дом, они с Вестой вели себя так, словно вчерашней ссоры и не было, хотя взгляд дочери в сторону отца оставался холодным.

– Руфус, что мы будем делать с сивиллой? – спросила я, пока Веста сопроводила целителей к Каю, а мы с богом сна остались наедине.