Надо признаться, что я до сих пор не задумывался о жизни после смерти, ведь я не жил, а существовал, как списанная торба. В моём понимании смерть случилась со мной гораздо раньше ещё при жизни, словно я забыл вот так умереть – упасть и никуда не идти. Но теперь я действительно умер, и эта данность меня никак не волновала, напротив, я даже испытывал нечто похожее на умиротворение, ибо теперь не страшился той жизни, которой знал.

– Я даже не смог умереть как все нормальные люди, – вдруг сорвалось с моих уст. Послышались тяжёлые шаги. Кто-то приближался всё ближе и ближе, медленно шаркая одеревеневшими ногами. Этот человек явно измучился влачить обременённое жизнью тело, которое вынужденно оповещать своё присутсвие жуткими звуками. Из-за угла показалась отвратительная мужская фигура омерзительной наружности – его длинное тело было настолько сгорбленным, что он без труда мог поцеловать собственные ноги! Увидев перед собой препятствие в виде обездвиженной тушки, эта мразь облизнулась и зашамкала языком. В его тусклых зрачках блеснула агония наживы, и он как пожиратель падали кинулся к моему телу. Я закричал, но мой крик не подействовал и тогда я ударил его – эффекта не последовало. Он рылся в моих карманах, он глумился, рычал и злобными рывками снимал с меня одежду как забирают и вырывают товар в чёрную пятницу!

– Это не твой размер, скотина! – Я орал как резанный, угрожая натравить на его гнилую душу всех церберов подземного царства, но мои лихорадочные действия оказались тщетными. Я чувствовал себя униженным и оскорблённым. Уж лучше бы мой гроб обоссали на похоронах чем видеть это…

Молча, сглатывая, жгучую ярость я стоял и смотрел, как эта мразь тщательно до каждой ниточки обшаривает свою добычу. Смотрел, как идёт мимо меня жизнь и в этой жизни осталось моё тело – поруганное, нагое, мёртвое. Я чувствовал, как бегут облака, а утреннее солнце ласкает зелёные кроны могучих деревьев. Мир продолжал существовать без меня, и я услышал, как кто-то залязгал слабоумным смехом, выглядывая из-за невидимых занавесок вечности.

Не замечая меня, вызывающей походкой прошёл ещё один человек – высокий и лысый. Я узнал его по полинезийской татуировке на толстой шее. Короче говоря, любуйтесь, собственной персоной хозяин бара! Он с наслаждением принялся пинать бомжа и тот, скорчившись от боли и харкая кровью, не хуже футбольного мяча послушно отскакивал от его грязного башмака.

Стоя в стороне наблюдая за всем этим Божьим промыслом, я окончательно понял, что меня больше нет, но эти люди есть, причём сами по себе. Я мог откровенно смотреть в их глаза, корчить рожи и даже вертеть средним пальцем перед самым их носом! Я мог делать всё что угодно и при этом оставаться безнаказанным!!

– Ты стал приведением.

Я обернулся на голос. Позади меня стоял всё тот же с ярко-жёлтой башкой незнакомец.

– Ты неупокоенная душа.

Я захохотал – истерически, долго, а после заплакал и, упав на колени, закрыл руками лицо.

– Знаешь, – подходя ко мне, продолжил он, – быть призраком, пожалуй, не самое худшее из всех зол. Я вот, к примеру, не жалуюсь. Привык надо тебе сказать. Зарплату здесь конечно не платят, но и на работу ходить не надо.

Я поднялся, стараясь не шмыгать носом, и ошарашено уставился на него:

– Где это здесь?

– В городе заблудших душ. В здешних местах лучше не задерживаться, и коль уж довелось вкусить местных яств, то всё, считай, застрял. Кстати, – незнакомец гордо выпрямил спину, – Мала́хий.

– Черт тебя дери! – Заорал я. – Из-за тебя я упустил этого гада! – И чуть ли не закипая от злости, я стал метаться в поисках бомжа, который успел исчезнуть вместе с солнечным светом. Небо затянули свинцовые тучи, подул северный ветер. Тем временем хозяин бара крепкими словцами распекал кого-то по телефону и лениво поглаживал свою лысую голову. Я почувствовал, что в последний раз вижу своё мёртвое тело.

– Эй, Мэ́дарт.

Я вздрогнул, услышав своё имя. Недолго мой разум бродил по закоулкам извилин пытаясь понять, откуда этому проходимцу известно моё полное имя. Обычно я представляюсь чужими и, ко всему прочему, меня чаще зовут нарицательно, к примеру «мудак» или «эй, ты, иди сюда!». Остановившись на этой мысли, я воочию увидел приближение увесистого кулака, который соприкоснувшись с моим лбом, сшиб меня с ног. От такого внезапного удара мне ничего не оставалось, как с болью принять поражение и потерять сознание.

Придя в себя, я понял, что нахожусь непонятно где, проще сказать, у чёрта на рогах. Первым, что я увидел – это небо выцветшего синего цвета. Деревянная скамейка, на которой я отлежал себе все бока, была посередине широкой площади вымощенной булыжником. Не знаю, сколько я пробыл без сознания, но спина моя ныла невыносимо, словно каждый позвонок пропустили через гладильный пресс. Осмотревшись по сторонам, я приметил ларьки с разноцветными крышами. Стоит отметить, меня поразил изощрённый вкус местных архитекторов, ибо цветовая палитра была настолько изыскана, что от их вычурности зарябило в глазах. Столь необычайный и дерзкий стиль вполне объяснял и внешний вид людей, которые сновали возле ларьков и галдели на каких-то странных и чуждых мне языках.

Одежда горожан вызывала куда больше вопросов, чем геолокация моей пятой точки! Судя по всему, я угадил в самый разгар костюмированной вечеринки. И мне придется сдохнуть от зависти, потому что с моим никудышным видом следовало бы сгореть от стыда, а ещё, на всякий случай и провалиться сквозь землю, дабы не казаться белой вороной среди местных рыцарей в кожаных доспехах. Рыцарей, конечно, было не много, как впрочем, и красивых дам в пышных нарядах, а вот в стиле франтих и фанфаронов было предостаточно.

Попытавшись причесаться всей пятерней, я понял, что сливкой общества мне не быть и от греха подальше надо сматывать удочки. Недолго думая, я направился в сторону одинокого ларька с тёмно-красной крышей из старой и нуждающейся в починке черепицы. Вывесок и всяких там опознавательных знаков как бы я не старался, нигде не нашёл, кроме притягательного запаха печёных каштанов. К моему удивлению возле ларька, собственно как и самого торговца – никого и ничего такого съестного не обнаружилось, кроме толстого кота с серо-голубым окрасом, который сидел прямо на прилавке вместо товара.

– Чем торгуешь, жирная морда?

Кот понял, что обращаются к нему, и как полагается благостепенному представителю кошачьего рода лениво потянулся, зевнул, а затем подмигнул мне янтарным светом, словно вместо глаз у него два прожектора. Догадавшись, что за душой у меня ни гроша, он нарочно принялся вылизываться. Я с досады аж крякнул. Его непочтительность задела моё уязвленное самолюбие и потому без зазрения совести я прибегнул к враждебным выпадам – руки в боки, выпячивание глаз и даже мой первосортный бубнёшь, не произвели на кота должного впечатления. Что ж, делать нечего, пришлось героически признать поражение и отступить.

Гордо восвояси уйти не получилось. Я даже не успел, как следует обидеться и щёки надуть. Вдруг нежданно-негаданно объявился хозяин ларька. Появился он, как мне думается прямо из заморского Тридевятого царства и, по-видимому, в тамошних краях уважающим себя сагибам заведено носить бороды, заплетённые в косы. Делец выглядел как сказочный персонаж, и я бы принял его за Хоттабыча, если бы не эффектная композиция ниже подбородка, которая гармонично смотрелась с длинными медными волосами, случайно и небрежно собранными в самурайский пучок. О возрасте этого господина лучше умолчать, ибо тот, кто перестал стареть не иначе как вступил в сделку со временем и теперь несёт бремя мёртвой красоты. Ко всему прочему, если бы он носил тёмные очки, то мог бы сойти за безнадёжного красавца или солидного представителя знатного рода. Ему бы ничего не стоило вскружить голову по весне какой-нибудь славной девчонке. К счастью, ни высокий рост, ни осанистость не могли сгладить воздействие его бездушных глаз – светлые почти прозрачные с глянцевым блеском, всё равно, что смотреть в зеркало только вот вместо отражения в них пустота. К тому же его серебряный плащ явно указывал на дьявольское происхождение или служил признаком самой жуткой невостребованной профессии, от которой кровь стынет в жилах либо сходишь с ума.