– Мне тридцать один год.
– Я знаю.
– Так не должно быть.
– Что именно?
– Моя жизнь. В тридцать один год моя жизнь не должна быть такой.
– Это был твой выбор.
– Спасибо, – саркастически отозвалась она. – А то я сама не догадалась.
– Ты знаешь, что это сделал он?
– Кто?
– Довик.
– С чего ты взял?
Только тут я вспомнил, что она ничего не знает.
– Нас снимали.
– В смысле?
Я не ответил. Она вжалась в спинку дивана, подобрала под себя ноги и обхватила их руками. Разгадка тайн – моя профессия, и я понял: ей отчаянно хочется, чтобы я ее обнял, но я был не в силах шевельнуться.
– Кто?
– Полиция.
– Они видели, как мы… – Ей на миг отказал голос. – Наверху?
– Да.
Ее явно терзал какой-то вопрос, который она не решалась задать. Помучившись немного, она все же не выдержала:
– Как я выглядела?
К счастью, она была не в моем вкусе, иначе сейчас влюбился бы.
– Не знаю. Кассета у них.
– Где?
– В сейфе с уликами. За семью печатями.
– Тогда, может, он не знает?
Такая возможность существовала. Как и возможность того, что все мы живем в стеклянном шаре, который стоит на каминной полке в доме сказочного великана, а последнее цунами случилось из-за того, что его дети без спроса играли с этим шаром.
– Довик такого бы не сделал, – заявила она.
– Мужчины делали такое и из-за меньшего.
– Только не Довик. Ты его не знаешь. Все думают о нем всякие ужасы, но он самый деликатный на свете человек.
«Деликатный» – самое подходящее слово для характеристики международного торговца наркотиками.
– Ты знаешь о нем далеко не все.
– Не важничай.
– Хорошо.
– Что мне теперь делать?
Сбеги со мной, вот что она хотела сказать на самом деле, хватай меня, и давай сбежим, туда, за горизонт, или за море, или куда там еще сбегают. Впрочем, у меня есть двухкомнатная квартира в ипотеке, прогорающий бизнес и «Вольво» 1989 года выпуска, который заводится через раз. Как можно все это оставить? Я встал, размышляя, обнять ее или нет, и решил, что не стоит.
– Я поговорю с ним, – сказал я.
– С кем?
– С Довиком.
– Неудачная идея.
– Знаю, но других у меня нет.
– Будь осторожен.
Невероятная девушка. Полчаса назад ее чуть не распылили на атомы над Тель-Барухом, и вот она призывает меня к осторожности.
– Я добавлю тебе еще двух охранников, – сказал я. – Скоро сюда придет человек и уберет все камеры.
Она улыбнулась и кивнула мне. У меня было чувство, что позвоночник мне скрутили в тугой узел.
На тропинке возле дома я столкнулся с Гаем. На этот раз он поднял на меня глаза.
– Проваливай, – сказал я ему. – И последнюю зарплату ты не получишь.
Сев в машину, я раздумывал, куда поехать. Мне нужно было срочно попасть как минимум в пять мест, но я направился в спортзал, встал на дорожку и за полчаса, обливаясь потом, пробежал пять километров. Потом спустился вниз, где в углу висела кожаная груша.
Я бил ее. Довольно долго. И довольно сильно.
7
Когда я вышел из душа, в тренажерном зале было пусто. В сумке зазвонил мобильный.
– Да?
– Это Эла.
– Что вы хотите?
– Вы что-нибудь нашли?
– А вы собираетесь донимать меня вопросами каждые два часа?
– Вы сказали, что берете сто восемьдесят шекелей в час.
Я рассмеялся и никак не мог остановиться.
– Алло! – сказала она. – Алло!
Но я продолжал смеяться. Живот – я видел в зеркало – у меня трясся, как у борца сумо – я видел таких на канале «Евроспорт». Она повторяла свое: «Алло, алло!» – пока я, все еще давясь от смеха, доставал из своей сумки трусы и надевал их.
– Что вас развеселило?
– Я не беру с вас сто восемьдесят шекелей за каждый час с момента нашей встречи. Только за время работы над вашим делом.
– Вы уже начали над ним работать?
– Еще нет.
– Почему?
Я перестал смеяться.
– Я был занят. Если вам это не нравится, наймите кого-нибудь другого.
– Я не хочу другого.
– Почему?
– В каком смысле?
Мама называла это мое состояние «черным котом». Когда я вдруг без всякого предупреждения становился жестким и грубым. «На Джоша напал черный кот, – говорила она. – Надо подождать, пока он уберется». Спустя годы я узнал, что есть дешевое чилийское вино, которое так и называется – гато негро, по-испански «черный кот». Я не большой любитель вина, но прикупил пару бутылочек.
– У меня нет на вас времени, – сказал я, – но даже если и было бы, это бы ничего не изменило. Вам одиноко, и вы малость тронутая. Вот и выдумали себе сестру, чтобы позлить мать. Я буду работать над вашим делом в свободное время и, если что-нибудь выясню, сам вам позвоню.
Я понимал, что мой голос достиг громкости реактивного самолета, но мне было плевать. На другом конце провода послышался долгий вздох, сменившийся короткими выдохами.
– Что это вы делаете? – спросил я.
– Дыхательное упражнение.
– Зачем?
– Чтобы вам не отвечать.
Она действительно была не в себе, но черный кот уже нашел себе дерево, забрался на него и сверху взирал на нас.
– Как зовут вашу мать? – спросил я.
– Бетти.
– Дайте мне ее адрес.
– Вы собираетесь с ней встретиться? – В ее голосе прорезался испуг.
– У вас с этим проблемы?
– Она догадается, что это я вас послала.
– Решайте. Если не хотите, я не поеду.
На этот раз дыхательные упражнения не помогли. У нее как будто что-то застряло в горле, но она продиктовала мне адрес в квартале Бавли. Матери и дочери. В мире есть много видов нормальных отношений, но отношения мам и дочек в их число не входят. Я заканчивал одеваться, когда снова зазвонил телефон.
Кравиц.
– Ты уволил Гая, – без предисловий набросился он на меня. – Я сообщаю тебе секретные данные из полицейского расследования, а ты увольняешь моего агента?
Его преданность своим сотрудникам растрогала меня чуть ли не до слез.
– Пошел ты в жопу, – сочувственно сказал я, – вместе со своим расследованием.
С телефоном в руке я вышел из спортзала и обнаружил его на тротуаре, до крайности довольного собой. В эту игру мы играем уже много лет. Угадай, куда пойдет второй, когда у него погано на душе.
– Заскочим в «Молли Блюм»? – предложил он.
На улицу Ха-Яркон мы поехали на его машине. Ей уже два года, но пахнет в ней, как в новенькой. Стоял «глубокий синий вечер», или как там в песне поется. Кравиц припарковался возле американского посольства. За всю дорогу мы не перекинулись и пятью словами.
«Молли Блюм» – это старый ирландский паб, оформленный в зеленых тонах, – такие есть в любом приморском городе. В зале пока было почти пусто, хотя постоянные посетители потихоньку подтягивались. Я попросил черный кофе без сахара, а Кравиц, внимательно изучив карту вин, особенно раздел односолодовых виски, заказал «Балвени» и, когда его принесли, осторожно пригубил. Я молча смотрел на него. Это тоже часть игры. Он знал, что, пока мы не перейдем к делу, мои нервы будут как натянутые струны, и весь вопрос только в том, кто сломается первым.
Правильный ответ – я.
– Ты не говорил мне, что Гай твой агент. Я сам догадался.
Он поднял стакан, с видом знатока принюхался к напитку, и сразу стало ясно, что ему совершенно все равно, чем он пахнет.
– Но я это подтвердил, – ответил он.
– Ничего ты не подтверждал.
– Что ты собираешься делать?
– В каком смысле?
– Кляйнман знает, что ты трахал его жену.
– Конечно, знает. У вас ничего не происходит без того, чтобы об этом не стало известно всему миру.
Он воспринял мою шпильку относительно сдержанно:
– Предположим, ему все известно. Но вопрос остается открытым.
– Какой вопрос?
– Почему он хотел убить ее, а не тебя?
Я ждал этого вопроса. Я готовился к нему, пока весь в поту бежал пять километров в пустом тренажерном зале, понимая, что в любую секунду туда может ворваться человек с пистолетом в руке и проделать дырку прямо в моих мыслях.