Когда мы вернулись к машине, я тихонько спросила Вихру:

– У тебя всё хорошо?

– Говорят, у Сенокласа были подозрительные следы, и…

– Нет-нет, я о другом.

– А… ты о папе? Да, всё в порядке, не переживай.

Мы расселись по местам и поехали дальше. Приметив рощицу белоснежных берёз, я вспомнила, что рудник в Маджарове помогали открыть советские рабочие. Они же построили пятиэтажные панельки на въезде в город, а ещё высадили по всему муниципалитету вот такие рощицы. Берёза прижилась, и на подъезде к Сенокласу её было особенно много.

Завидев очередную повозку, Настя протиснулась между передними сиденьями и спросила Вихру о цыганах. Вихра призналась, что знает о них мало. Общалась с ними в школе, но мельком. В её классе сидели семеро болгарских учеников, столько же цыган и восемь турок – школьный автобус собирал их со всей округи. Они никогда по-настоящему не дружили. После уроков болгары шли в столовую, а цыган и турок забирали родные: кого на машинах, кого на повозках, – даже в столовой поболтать не получалось.

Мы въехали в Сеноклас, и Вихра, умолкнув, припарковалась на обочине. Дальше предстояло идти пешком.

Выбравшись из машины, я подумала, что посёлок не такой уж захудалый: нас встретили белёные здания с краснокирпичной оградой, по опрятным дворикам стелился газон и бежали выложенные плиткой тропинки, – но стоило пройти в глубь посёлка, и сразу обнаружилось его полнейшее запустение. По обе стороны от грунтовой дороги попадались обшелушённые дома с просевшей крышей, выбитыми окнами и вываленным на землю скарбом, до того старым, что им не заинтересовались бы и самые бедные из бродяг.

Изредка я замечала приютившихся в тенёчке кур, одинокую спутниковую тарелку «Булсатком», вывешенный вместо утраченной входной двери ковёр. Среди сухих кустов и свалок кирпича выделяла ухоженное плодовое деревце или оборудованные для скота ясли. Самого́ скота поблизости не видела, но понимала, что даже в полуразрушенных хибарках тут по-прежнему живут люди.

Когда впереди обозначилась околица, дома пошли совсем скверные: без одной или нескольких стен, а то и вовсе разваленные до основания. В комнатах с уцелевшими крышами хозяева хранили сено, иногда набивая его под стреху. И вроде бы посёлок был горный, но за руинами домов открывался непривычный для здешних мест простор, лишь в отдалении ограниченный полосами леса и горбами холмов. Ни пашен, ни выгонов я не приметила – только выжженное солнцем разнотравье. К северу от Сенокласа лежало Ивайловградское водохранилище, оно могло бы отчасти оживить пейзаж, однако разглядеть его за холмами и деревьями не удавалось.

Вихра свернула налево. Мы с Настей и Гаммером пошли следом. Глеб за нами не торопился. Шёл будто нехотя и держался поодаль. Миновав парочку развалок, мы увидели на пригорке увешанное цветными тряпками дерево. Послышались голоса, и я догадалась, что мы приближаемся к цыганскому табору.

Вихра сказала, что дальше пойдёт одна, и я расстроилась. Из любопытства прокралась чуточку вперёд, но совсем уж внаглую пойти за ней не решилась. Снизу разглядела, что на пригорке стоят пять или шесть повозок, две палатки вроде той, что мы встретили в лесу, и обустроен открытый очаг, возле которого суетятся большинство цыган. Под деревом с сохнущим бельём притулились два стеллажа. На металлических полках красовалось неразличимое отсюда барахло.

– Думаешь, стеллажи из библиотеки? – спросила я Настю.

– Нет, заказали по каталогу «Леруа»… Ну конечно из библиотеки!

– Плохо.

– Почему?

– А вдруг там что-то спрятано в стойках?

– Сходи посмотри.

Настя толкнула меня в спину. Я увернулась и попыталась толкнуть её в ответ. Мы завозились, по очереди хватая друг друга и вытягивая к пригорку. Заметив, что Вихра возвращается, присмирели.

– Главное, чтобы книги не пошли на растопку, – вздохнул Гаммер.

Судя по всему, не пошли. Вихра сказала, что они лежат в одном из ближайших домов. Завладевший книгами цыган разрешил покопаться в них, но потребовал у Вихры зелёненькую на сто левов. Вихра убедила его взять зелёненькую попроще – на десять.

Когда мы двинулись к указанному дому, я обернулась и увидела, что цыган, с которым торговалась Вихра, спустился на пару шагов с пригорка и смотрит нам вслед, словно ждал нашего появления, а теперь захотел разглядеть нас получше. Если это вообще был тот цыган. Наверное, тот. Прикидывал, не прогадал ли с ценой. Ну или гонял куда более тёмные мысли. Мне стало не по себе, и я поторопилась за Вихрой. Добравшись до нужной развалки, обернулась вновь – цыган пропал.

Мы вошли в пустовавший дверной проём и очутились в единственной уцелевшей комнате. Она была до половины набита слежавшимся и, кажется, отсыревшим сеном. Пахло оно неприятно. Через пробоины в стене проникал солнечный свет, и мы сразу увидели сгруженные в углу книги. Если Смирнов и вкладывал в их расстановку на стеллажах особый смысл, то сейчас думать о ней не приходилось.

Глеб и Вихра остались в дверном проёме, а мы с Гаммером и Настей приблизились к книгам. Действовали молча, не спеша. Потом я вздрогнула – и рванула вперёд. Выхватила один томик. Не обратила внимания на предостерегающий шёпот Гаммера, не обеспокоилась тем, что потревоженная мною стопка упала и книги рассыпались по полу. Опустилась на колени и ладонью погладила обложку. Узнала бы её среди тысячи похожих. Оранжевая, с крохотным всадником и витиеватой буквой «Р» в имени автора, похожей на кнут или готовое к броску лассо.

Это был второй том собрания Майн Рида, изданного «Детгизом» в середине прошлого века. Под обложкой прятался «Оцеола, вождь семинолов», с которого когда-то начались наши блуждания по лабиринту мертвеца. В точности такой! Только без красно-синих карандашных рисунков, экслибриса, утраты в тридцать две страницы и чернильного пятна на развороте. Пролистав книжку, я убедилась, что в ней нет ничего особенного. Обычный новенький томик, насколько может быть новенькой книга семидесятилетней давности, полтора года пролежавшая в Моминой скале и затем угодившая сюда, в помещение с отсыревшим сеном.

Зацепок я не нашла, но продолжала сидеть с «Оцеолой», когда Гаммер прошептал:

– Смотри!

Я увидела зелёную обложку «Лорда Джима».

– Что-то нашли? – поинтересовалась Вихра.

– Издание на русском, – уклончиво ответила Настя.

Я только сейчас поняла, что она сзади нависает надо мной и тоже смотрит на «Лорда Джима».

– О… – неопределённо протянула Вихра.

Глеб по-прежнему стоял в дверном проёме, а мы с Гаммером и Настей отыскали ещё три книги Смирнова. Не было лишь «Таинственного похищения» Ружа – вечно оно где-то терялось. Точно такие издания Смирнов в сентябре прошлого года получил в библиотеке на Бородинской. Получил, чтобы тут же сдать и больше никогда в библиотеку не возвращаться. Два месяца спустя он умер, так и не дождавшись победителя в объявленной им гонке за сокровищами…

Пытаясь привести собственные мысли в порядок, я разложила перед собой пять до боли знакомых томиков и затаилась над ними. Наверное, со стороны выглядела немножко блаженной.

– Возьмёшь? – пройдясь по комнате, спросила Вихра.

– Нет.

Я качнула головой и, кажется, смутила Вихру – никак не могла привыкнуть по-болгарски кивать с «нет» и качать головой с «да». Отложила томики Смирнова и взялась за те книги горной библиотеки, которые видела впервые. Настя и Гаммер последовали моему примеру.

Вытащила тоненькую книжку. Озадаченная, уставилась на имя автора. Обнаружила, что держу английское издание Грина. Под неказистой синей обложкой прятались «Золотая цепь» и несколько мне неизвестных повестей.

Гаммер нашёл немецкое издание рассказов об отце Брауне, написанных Честертоном, а Настя – «Потерянный горизонт» Хилтона на французском языке.

Копаясь в свале из трёх сотен книг, мы по стопочкам раскладывали испанские, итальянские, корейские, японские, арабские издания одних и тех же произведений, выпущенных отдельно или сопровождённых дополнительными произведениями. Хотя насчёт последних трёх языков я не была уверена. Да это и не имело значения. Мы всё равно не понимали, что с ними делать.