– Давай, – Богдан обрадовался. – Сам хотел предложить, но постеснялся.

– Самостоятельный, стеснительный и симпатичный – прямо находка, а не племянник, – Даша снова огляделась.

Стены выкрашены в теплый брусничный цвет, на потолке люстра в стиле техно, такие же бра. Мебели минимум. Все очень функционально, со вкусом. На полу прямоугольный бежевый ковер с абстрактным рисунком, ухоженный паркет.

На одной из стен Даша заметила узкие полки с аккуратно расставленным округлыми камнями. По камням шла резьба.

– Это нэцке? Настоящие? – она вопросительно посмотрела на Богдана. – Можно?

Тот кивнул.

Осторожно взяв один, как показалось издали, из камней, она положила брелок на ладонь и внимательно осмотрела со всех сторон.

– Боже праведный… Это же мандзю. – Она перевела взгляд на другую полку и изменилась в лице. – О, нет… А здесь рюса. Тоже настоящая?

Богдан снова кивнул. Он был очень удивлен:

– Ты первая, кто знает, что это такое.

– Я искусствовед. Правда, бывший. Откуда они у тебя? – Даша продолжала изучать брелоки. – Увлечение не из дешевых.

– Знаю. Но они достались мне по наследству.

– Ничего себе наследство. – Осторожно вернув фигурку на место, Даша обернулась. Либо с ее памятью что-то, либо… – Но ты говорил, что воспитывался в детском доме.

– Но я же не родился сиротой, – ответ прозвучал холодно. – Отец погиб незадолго до моего рождения. Разбились на машине. Мама умерла позже.

Даша испытала чувство неловкости. Надо же быть было оказаться такой бестактной. Она отошла от полок и присела.

– Извини, пожалуйста. Я не хотела тебя задеть. Мне так жаль…

– Мне тоже, – Богдан смотрел в окно. – Когда отец погиб, мама была в роддоме. Меня рожала. Наверное, поэтому шок оказался слишком сильным… – каждое слово давалось ему с трудом. – Она почти попала больницу. Психиатрическую… А меня отдали в детдом.

– Господи… – Даша сама была в шоке. – И что, у тебя не было других родственников?

– Нет. Бабушка и дедушка по отцу погибли вместе с ним. Они ехали в одной машине. У мамы никого не было. В больнице она покончила с собой.

От жгучей жалости перехватило горло.

– Как жаль, что наши родители тогда не были знакомы. У тебя тогда все сложилось бы по-другому.

Богдан лишь невесело усмехнулся:

– Наверное. Но ничего, бывает и хуже. Я уже почти забыл. Со мной все хорошо.

Даша снова посмотрела на полку с нэцке.

– Это все, что тебе осталось от родителей?

– Ну почему, – он огляделся. – Еще эта квартира.

Чуть особняком стояла традиционная фигурка нэцке, изображающая двух трущихся друг о друга бегемотиков. Даша улыбнулась:

– Символ вечной любви.

– Знаю.

– Значит, ты не женат.

Взгляд с поволокой стал ускользающим.

– Почему. Я и сейчас женат.

«Что?!»

Даша вскинула голову.

– Ты же говорил, что холостой!

– Я сказал не так. Я сказал, что жены дома нет.

Точно. Именно так он и сказал. Но Даша все равно испытывала нечто похожее на обиду, нет, скорее, досаду.

– И где твоя жена?

Красивое лицо вновь поддернула грусть.

– Не знаю. Мы расстались. Поженились совсем юными, но потом оказалось…

– Не сошлись характерами? – Даше хотелось уже закончить с этими печальными семейными воспоминаниями.

– Ну, если измену можно назвать «не сошлись характерами», то да.

Еще лучше.

– Почему тогда не развелись?

Богдан пожал плечами.

– Она не настаивала, а я подумал, что так даже лучше.

– Лучше?.. А, поняла. В том смысле, что другие дамы не будут пытаться затащить в ЗАГС?

– Можно сказать и так.

– А если ты встретишь женщину, на которой захочешь жениться?

– Тогда и буду решать.

– А дети у вас были?

– У нас сын, – настроение у Богдана испортилось окончательно. – Извини, понимаю тебе хочется обо мне побольше узнать, но давай о чем-нибудь другом? Кстати, ты хотела поговорить о прабабушке.

Даша обхватила колено сплетенными пальцами. Против воли на лице заиграли улыбка.

Боже, неужели ее мытарствам конец?!!!

– Богдан, ты знаешь, зачем я сюда приехала?

Достав из шкафа чашки, Титаевский принялся их протирать. После небольшой паузы он пожал плечами:

– Познакомиться, наверное. Завязать отношения. Узнать о прабабушке. Рассказать о семье. Зачем еще к родственникам приезжают?

– Нет. Я здесь совершенно по иной причине. Тебе знакома фамилия Вельбах?

– Вельбах? Что-то… Нет, не знакома. – Богдан казалось чем-то расстроен или озабочен, полные, еще секунду назад такие красивые губы, вдруг стали сухими и тонкими. Даже на лице появилось несколько жестких складок. – А должна?

– Это фамилия моего и, возможно, и твоего деда. Моя бабушка была его третьей женой, вторую жену звали Галина Новикова. Она была актрисой или певицей. В связи с этим вопрос: если твои родители умерли, когда ты еще был очень маленьким и других родственников у тебя нет, откуда ты знаешь, как звали твою прабабку, и почему ты не знаешь, как звали ее мужа, то есть твоего прадедушку?

Ни тон, ни категоричность вопроса Титаевского не смутили. Поставив чашку на стол, он спокойно ответил:

– Когда мне исполнилось шестнадцать, директор детдома передала мне две коробки.

– Какие коробки?

– Обыкновенные. Из-под обуви. Была такая чешская фирма «Цебо».

– И что?

– Там хранились вот эти самые нэцке, документы и фотографии.

– Что за фотографии? – Даша навострила уши.

– Могу лишь предположить, что родственников.

– И эти фотографии здесь, дома?

– Разумеется. Где еще им быть. – Богдан подошел к шкафу и вынул фотоальбом в толстом бархатном переплете. – Здесь все.

Удивительно. Он не оставил фотографии в коробках, а поместил их в альбом. Кстати, соответствующий эпохе. Наверное, тяга к эстетике у них семейное. Даша раскрыла альбом. Большой пожелтевший снимок на плотном картоне. На снимке мужчина и женщина, такие молодые и такие счастливые, какими могут быть только молодожены. Она подняла глаза и вздрогнула. Из овального зеркала на противоположной стене комнаты на нее смотрели два очень похожих лица. Только они не были столь же беззаботными и счастливыми и совсем не походили на лица молодоженов. Даже несмотря на то, что сама она очень напоминала жениха с фотографии, а в лице Богдана без труда угадывались черты невесты. Последние сомнения отпали – сидящий рядом с ней человек – плоть от плоти ее племянник.

– А ты думаешь, почему я тебя сразу узнал в аэропорту? – Богдан с интересом следил за ее реакцией.

– Ты про сходство? – голос прозвучал глухо.

– А тебя оно разве не удивляет?

– Удивляет. Твоя прабабушка, действительно, была очень красивой. Я слышала, но не предполагала, что настолько… Ты знаешь, что с ней произошло?

– Нет. – Богдан смотрел на фото карими глазами с поволокой. Точно такими, что смотрели с фотографии на него.

– А как твой отец оказался на Украине?

– Не знаю. Эта коробка – все, что у меня есть.

– Плохо…

Даша перевернула страницу. Желтовато-коричневые снимки в резных рамочках. Мужчины в офицерских мундирах, их жены и дети… Кудрявые мальчики в шелковых рубашках, кудрявые девочки в бантах и панталонах с оборками. Не требовалось экспертизы, чтобы разглядеть и в офицерах, и в детях знакомые черты.

Сердце защемило. Стараясь не расплакаться, Даша осторожно вынула из уголоков один из снимков. Статный юноша держит на руках прелестную девочку с капризным ртом, «Кока и Мусечка, 1913».

Трудно представить, что Кока – это ее дед, которого уже давно нет на свете, а Мусечка – старая изможденная болезнями женщина… Она вынула следующую фотографию – уже знакомая красавица в облегающей шапочке. Призывно смотрит вверх, длинная шея красиво изогнута, полные губы четко очерчены. Даша перевернула снимок. «Галочка Новикова, Москва, 1931 год, „Летучая мышь“.

– Новикова – это ее девичьи фамилия?

– Не знаю. – Богдан кусал губы. – Это единственная фотография, подписанная полным именем. И поскольку я очень похож на нее, то предположил, что она, скорее всего, моя прабабка, вот и решил через Интернет попробовать поискать. С тех пор года два прошло, я уже и думать забыл. И вдруг сегодня ночью звонок.