– Ох – тяжело вздыхает спросонья Фиест, потирая ушибленное место. – И приснится же такое – продирает наконец глаза. – Будь он неладен, его брат – даже во сне нет покоя.
Помнит прекрасно Фиест этого барашка – помнит драки и ссоры из-за него. Помнит хмурое лицо отца – тот, устав разнимать сыновей, приказал изловить барашка, да и принес его в жертву Артемиде, одним махом положив конец бесконечным скандалам. Но, что ни говори, а умен их отец Пелоп – зачем сжигать такую красоту? Потому и досталось богине лишь мясо того барашка, а саму шкурку сохранил отец – поначалу запер ее в сундук, чтобы утихли страсти, а после отдал матери – любят женщины блестящие вещи. Это потом, спустя много лет, мать подарила золотую шкурку Аэропе – та умеет подлизаться к свекрови, когда ей надо, поди ж ты – все кругами ходила, пока не получила своего. Приглянулась молодой невестке блестящая мягкая шкурка – и надо же, ведь столько лет прошло, а она будто новая – все ей нипочем, и моль ее не ест.
– Что за сон? – вновь устраивается на кровати Фиест. – Уж не тот ли это барашек? То есть – не та ли шкурка? Что, если та самая?
От этой мысли сон отступил окончательно. Да и какой тут может быть сон, если с помощью этой шкурки можно стать во главе Микен? Ну что он – вернется сейчас к отцу, тот его спросит – что да как – и придется признаться Фиесту – проиграл он на этот раз брату – напрасно только ездил в Микены. Хмуро взглянет на него Пелоп – может и не скажет ничего, но по одному лишь лицу отца будет понятно – разочаровал его сын, нигде не способен он проявить себя. Фиест вскочил с постели, заходил босыми ногами по холодному каменному полу. Он вдруг ясно представил себе свое возвращение домой, в Пису, как вся многочисленная семья владыки Пелопоннеса сбежится послушать об успехах Фиеста там, в Микенах – а что он им скажет? Что никак не может достойно устроиться в жизни? Вот если бы раздобыть ту шкурку… Да что это он? Остановился Фиест посреди комнаты – что он, в самом деле? Неужели поверил пустым бредням? Разве может какая-то шкурка стать решающим фактором в таком деле – повлиять на выбор взрослых серьезных граждан? Не сумасшедшие же они – отдать предпочтение коту в мешке, то есть в шкурке, пусть и золотой, когда перед ними уже заслуживший доверие Атрей. Но, ведь каждый в Микенах знает об этом – так кажется они говорили… И каждый верит… А что, если это правда? Ведь по преданию настоящий правитель Микен непременно должен предъявить народу эту шкурку. Так почему бы не попробовать? Впереди у него целый день, и даже целая ночь, чтобы раздобыть эту шкурку – если только Аэропа взяла ее с собой в Микены. Да что я – усмехнулся Фиест – конечно, она ее взяла. Женщина – она как сорока – что блестит, то и хватает – а тем более, такая как Аэропа – своего не упустит ни за что. Значит, нужно управиться за этот день – день игр в честь погибшего Эврисфея. А следующим утром… Фиест вдруг представил, как он выходит на залитую солнцем площадь – перед всем народом – а на плечах у него ослепительно сияет золотая шкурка. И граждане Микен, потрясенные сбывшимся на их глазах предсказанием, бросаются к нему, целуют Фиесту руки, кланяются чуть не до земли, плачут от счастья и умоляют править ими… Стены темной комнаты словно расступились перед Фиестом – он больше не чувствовал ночной прохлады, забыл, что стоит босой на холодных камнях – он был уже где-то там, на вершине славы – подумать только – он, Фиест – герой из микенской сказки. Честолюбивые мечты полностью поглотили Фиеста, запутались в длинных каштановых кудрях и окончательно утонули в голубых глазах любителя легкой беззаботной жизни.
Красотка Аэропа
– Где она может быть, эта Аэропа?
Спозаранку Фиест оббегал все гулкие каменные залы эврисфеевского дворца в поисках жены своего брата, даже заглянул на кухню – бесполезно. Самая простая мысль, что та, должно быть еще спит сладким сном, с заметным опозданием все же пришла в его взбудораженную голову. Как в такой день можно спать? – рассуждает Фиест, а день-то между тем самый обычный – в Микенах все идет по давно расписанным правилам – лишь ближе к одиннадцати утра начнутся игры – народ потянется на стадион, наблюдать схватки борцов, стрельбу из лука и состязания в беге. А сейчас восьми еще нет – только не выспавшиеся рабы вяло снуют по помещениям.
– Как не нужна, так караулит меня на каждом шагу, а как понадобилась – так нет ее. – возмущается Фиест. Не врываться же ему к ней в спальню, в самом деле.
И время так медленно ползет – когда же она проснется? Кстати, Аэропа – большая любительница понежиться в постели, и долго еще Фиесту придется ждать ее пробуждения, беспокойно метаться и нервничать, а потому оставим его на время в покое и посмотрим, чем в столь ранний час занят Атрей, который, кстати, уже поднялся. Как обычно серьезный, неулыбчивый, подтянутый, гладко выбритый, прекрасно выспавшийся, что называется со свежим лицом, Атрей, в окружении эврисфеевских советников решает вопросы организации игр – строго говоря, основные из них решены накануне, однако нынешний правитель Микен дотошно проверяет, все ли успели.
– Горячее питание организовали для зрителей? – под горячим питанием подразумеваются расставленные у входов на стадион вертела. Еще вчера резали эврисфеевских баранов, чтобы накормить всех зрителей игр.
– Хватит ли микенцам мяса и вина? Все ли атлеты готовы? Какие призы объявлены за победу?
– Все готово, буквально все – наперебой убеждают советники Атрея – Начало в одиннадцать, проход бесплатный, еда, напитки – все за счет казны, бочки с вином всю ночь свозили к стадиону – пришлось караулы выставлять
– Призы участникам – как водится – венков достаточно
– Нет, не достаточно. – возражает Атрей – Каждому победителю – по корове из царского стада, хочу чтобы люди оценили мою щедрость
– Вас и так ценят – никто не сомневается, что вам Микенами и дальше управлять
– Все единодушно за вас. Специально вчера людей посылали мнение народное послушать – весь город только и говорит – Атрея на трон, так что можете быть спокойны.
– Потому лишнее это – коров раздавать
– Ничего, один раз можно побаловать народ
Смотрит Атрей на советников Эврисфея – привыкли с прижимистым царем на всем экономить – их не переделаешь уже – старички одни, сморщенные, сутулые, седые…
– Лично поеду проверять. Прямо сейчас.
Атрей устремляется вон из дворца, прямиком к микенскому стадиону, увлекая за собой всех советников. Слишком важно для Атрея провести игры в честь Эврисфея на должном уровне – ведь он, как приемник погибшего царя, уже на следующий после игр день примет бразды правления на себя – а потому все должно пройти без сучка и задоринки.
А красавица Аэропа все еще спит, укрывшись мягким одеялом – даже солнечный лучик, что скользит по пухленькой щечке, совсем не беспокоит ее. Не знает Аэропа – да и откуда ей знать, что Фиест наверное в сотый раз проходит мимо закрытых дверей ее покоев и даже пару раз справлялся у прислуги – не встала ли хозяйка? А хозяйка, между тем, поднимется не раньше двенадцати, а то и позже, когда все мужское население Микен давно будет сидеть на стадионе – только ей-то куда спешить? Женщин все равно не пускают на такие состязания – обнаженными выступают атлеты – потому и нет болельщиков женского пола на трибунах микенского стадиона. Пока Аэропа проснется, пока завершит утренний туалет, еще и завтрак в постель наверняка потребует – вообщем, раньше часа дня ее не ждите, и Фиест вполне мог бы вздремнуть немного – только не до сна ему. Караулит он час ее пробуждения, караулит, а сам соображает, как бы похитрее, не вызывая подозрений, узнать ему о золотой шкурке? Как заставить Аэропу расстаться с ней? А время от вынужденного бездействия так медленно тянется, и он ничего не может сделать – остается ему только ждать, а с другой стороны – летит, летит время – скоро полдень, а Фиест еще ничего толком не смог предпринять. Остается ему сесть на широкий подоконник прямо напротив дверей покоев Аэропы – не предусмотрены в коридорах мрачного дворца кушетки да кресла – и ждать дожидаться.