Константин глубоко вздохнул и вспомнил всё, чему его научил отчим. Он блестяще прочел отрывок из пьесы, которую не раз играл за других актеров. Удачно воплотил несколько образов, изобразив разных по характеру героев, поупражнявшись в драматических этюдах. Прекрасно справился со шпагой, без аккомпанемента исполнил ряд хореографических фрагментов. Молодой, подтянутый, с прекрасной дикцией, отлично владеющий словом и голосом в разных диапазонах и тембровых оттенках, гибкий телом с подвижной мимикой и отточенными четкими жестами. Не актер. Мечта!

Фёдор Адамович был поражен.

А Константин не сразу заметил, как Корш улыбается ему сквозь густые усы и богатую окладистую бороду. Фёдор Адамович встал, подошел к Токаржевичу и крепко пожал ему руку.

– Вы приняты, пятьсот рублей. Зайдите теперь же в контору.

Подписав как в тумане свой первый профессиональный контракт, Котя с Петром Алексеевичем поспешили домой, где их ожидала Варвара Сергеевна, домашний ужин и атмосфера любви, трогательного отношения и искреннего обожания. Войдя в квартиру, они дружно сказали, что пришли, вымыли руки и Котя вошел в комнату, откуда доносились божественные запахи свежеприготовленной домашней пищи, с контрактом в руках и, показывая его радостно маме, сообщил:

– Приняли! Контракт! Пятьсот рублей!

Варвара Сергеевна сидела за накрытым уже столом в любимом своём кресле из красного дерева, когда-то принадлежавшему фельдмаршалу Румянцеву. Глаза её сияли от счастья и радости за очень важный и для неё такой желанный успех сына. Но не только. Она чисто по-женски уже сама для себя соображала, что в доме появятся дополнительные средства и семье станет намного легче выживать в наступившие нестабильные времена.

В комнату вошел и Пётр Алексеевич. Он с порога стал балагурить и показывать Варваре Сергеевне как замечательно выступал Котя на смотринах у Корша. Конечно, комик по призванию, он это показывал со свойственным комическим оттенком. Все дружно смеялись и отдыхали душой. А Котя вдруг осознал для себя, как лаконичны движения, мимика и жесты Зайцева, но как много они показывают и говорят. Истинный мастер и великое искусство!

Он бросился к Петру Алексеевичу, обнял его и попросил:

– Только не оставляйте меня советами, подсказками и знаниями! Без Вас никогда бы не случилось этого счастливого дня и передо мной не открылась бы эта широкая дорога. Очень благодарен! Не откажите, пожалуйста, в дальнейшей поддержке!

Варвара Сергеевна была счастлива и слезы радости скатились по её щекам. Зайцев вернул Котю за стол. И они втроем приступили к долгожданной и показавшейся всем невероятно вкусной сегодняшней вечерней трапезе. Они много шутили, о чем-то говорили, что-то обсуждали и были искренне довольны друг другом. Наконец, праздничная трапеза была счастливо завершена. Они вместе убрали со стола, попрощались, пожелав спокойной ночи, и разошлись почивать, довольные собой и успехами Коти.

Константин долго не мог уснуть. Его мысли кружились вокруг постигшего его успеха. Ему – Константину Токаржевичу было суждено начать свою актерскую карьеру в такое нестабильное время. Он был принят в труппу Фёдора Адамовича Корша на ставку пятьсот рублей золотом. И Константин вдруг осознал, что прописанный гонорар является не только жестом высокого доверия, оказанного ему и его молодому таланту, но и наделившего его грандиозной степенью ответственности, так щедро дарованной мастером и судьбой.

А ещё всего через несколько недель в том же октябре 1917 года в России установилась советская власть, и описанные выше события войдут в историю под названием Октябрьская революция.

На несколько лет страна погрузилась в братоубийственную гражданскую войну, хаос и разруху. Установившаяся власть рабочих и крестьян с особой жестокостью отнеслась к некогда привилегированным сословиям, обвиняя их представителей в угнетении рабочего класса и крестьянства, длившегося веками.

Дворянские фамилии и вся русская интеллигенция оказались на грани своего исчезновения. На их глазах трагически разрушался мир, в котором они родились, постепенно канул в лету образ жизни, в котором они существовали. Казалось, что не было уже и их Отечества, которому столетиями служили их предки. Разочарованные и напуганные, многие из них последовали на юг, вслед за отступающими войсками Белой гвардии, в надежде на восстановление прежней жизни. Надежды эти были призрачными и безнадежными, но в тот роковой год об этом ещё никто не догадывался. Им суждено было найти пристанище вдали от родины и умереть за её пределами, найдя свой последний приют на русских кладбищах европейских столиц, Турции, Китая и США.

А оставшихся представителей бывших привилегированных сословий ожидала куда более тяжкая доля. В один миг очутившись в стесненных условиях, ютившись по маленьким комнатушкам бывших особняков и доходных домов, превращенных в коммунальные квартиры, они с достоинством продолжали нести своё бремя и в новых условиях служили своему Отечеству, находя в этом успокоение и смирение. Наблюдая за новыми веяниями эпохи, равнодушно пропуская мимо сердца кричащие советские лозунги, лишь вздыхали. Они бережно хранили все свои вещи, которые им удалось сберечь после революции. На их стенах по-прежнему висели старинные живописные полотна, они накрывали стол из любимых фарфоровых чашек уникальных сервизов, еле слышно постукивая о блюдца серебряными ложечками с фамильными гравировками на ажурных черенках. Все эти вещи также будут спасать их во времена голода и безденежья, а оставшиеся предметы былой роскоши останутся лишь горьким напоминанием об ушедшем, навсегда потерянном времени их расцвета, полного красоты и изящества.

Под угрозой оказался и особняк Самариных, за который получала арендные платежи Екатерина Николаевна. Как только весть о революционных событиях долетела до Европы, тётя Катя обратилась к Токаржевичам со срочной просьбой – забрать наиболее важные документы, раритеты и ценные вещи из её личных апартаментов в особняке. Это были старинные бумаги, вещи и мебель, переходившие из поколения в поколение от семьи фельдмаршала Румянцева и других родственных линий фамилии.

Котя с несколькими своими друзьями незамедлительно исполнил распоряжение тёти Кати и перенес в несколько приемов часть раритетных вещей, бумаг и мебели в свою квартиру. Также он несколько раз ходил за книгами из библиотеки кабинета. Однако все реликвии забрать из особняка Самариной не представлялось возможным. Дожди и ранние холода не позволяли. Домашние посчитали, что летом это будет легче осуществить.

Наконец был подписан постыдный мир, военные действия прекращены, и тётя Катя могла бы вернуться в Москву. Но куда?

По Москве зимой прокатилась волна мародерства. В один из вечеров Котя традиционно возвращался из Высоко-Петровского монастыря по Богословскому переулку и увидел двух людей неопределенного вида, которые выносили зальную люстру из дома, где квартировали Всеволжские. Котя её сразу узнал.

Он остановил молодцов и спросил, что они сейчас делают и чем занимаются? Услышав, что они несут эту вещь в скупку, Котя как опытный коммерсант пообещал заплатить им два золотых рубля, если они доставят люстру в его квартиру. Молодцы с большой охотой согласились и были очень довольны и друг другом, и благополучно завершившимся делом.

Так люстра Всеволжских оказалась в квартире Токаржевичей.

А к лету 1918 года настал черед национализации. Особняки опечатывались, мебель и вещи описывались, что-то куда-то уносилось и вывозилось, а потом на двери навешивались амбарные замки и уже никого туда не пускали. И в этих обстоятельствах, закончив в 1918 году два курса Коммерческого института, Котя принял решение его оставить. Какой теперь коммерсант и какое предпринимательство? Да и как он сможет дальше учиться без книг и кабинета тёти Кати? Тем более, что он служит в театре, который всё сильнее его затягивает в ремесло и времени на что-то ещё уже катастрофически не хватает.

Национализация моментально лишила тётю Катю не только дохода от аренды особняка, но и места проживания. И проведя впроголодь в Ницце еще один 1919 год, в январе 1920 года она почила. Хозяин отеля прислал телеграмму. Домашние, посовещавшись, собрали деньги на дорогу и отправили Котю срочно в Ниццу хоронить Екатерину Николаевну и принимать наследство.