Он отнесся к мальчику с большой теплотой, а Котя, рано лишившийся отца, ответил отчиму взаимностью. С этого момента Зайцев начинает потихоньку и постепенно погружать Константина в азы актерского мастерства, декламации, сценического движения и фехтования, обучать искусству грима и другим, чисто актёрским хитростям и премудростям. А тот в свою очередь стал с глубоким интересом и любознательностью проникаться делом, которым Зайцев был нешуточно увлечён.

Так в домашних занятиях прошло 5–6 лет, когда они счастливо вместе за чашкой чая читали, кто выразительнее, стихи, разыгрывали, кто угадываемее, сценки, разминали характеры действующих лиц и характерные черты исполняемых образов. Эта нехитрая домашняя игра постепенно, но неуклонно выходила на такой осязаемый уровень художественного мастерства, что Пётр Алексеевич стал всё чаще и чаще ловить себя на мысли, что пора бы Константина приобщать к сцене.

Парные портреты родственников К. К. Токаржевича. 1830-е гг.

Котя Токаржевич с домашним питомцем Инди. 1906–1907 гг.

Константин Иосифович Токаржевич. 1880-е гг.

Варвара Сергеевна Токаржевич. 1904 г.

Пётр Алексеевич Зайцев. 1900-е гг.

Тем временем за окном стремительно текла жизнь.

В 1905 году была жестоко, бездарно и с большими потерями проиграна русско-японская война, оставив за собой общественное недовольство, упадок моральных сил, активизацию радикальных общественных организаций и трогательные мелодии русских вальсов о диковинных местах, где виднеются сопки Маньчжурии, и плещут волны Амурского залива.

Трагические события сотрясали русский народ одно за другим.

В январе 1905 года газетные заголовки шокировали граждан Российской империи новостью о расстреле шествия рабочих в Санкт- Петербурге, которое вошло в историю под названием «Кровавое воскресенье». Это происшествие, одновременно с неудачами на фронтах боевых действий, всколыхнули протестную волну и повлекли за собой серьёзные народные волнения и беспорядки, которые позже назовут Первой русской революцией.

Так в Российской империи установилась новая форма верховной власти – Государственная Дума, а царский манифест 17 октября даровал людям новые гражданские свободы.

Однако, несмотря на все потрясения 1905–1907 годов, Россия продолжала демонстрировать высокий экономический рост, сохраняя за собой позиции одной из ведущих европейских держав. Благодаря этому внутриполитической ситуации в стране удалось стабилизироваться. А жизни каждой русской семьи протекали своим чередом, вопреки глобальным невзгодам. В них, как и обычно, были свои радости и горести, обретения и утраты.

Так в начале 1906 года Екатерина Николаевна Самарина неожиданно овдовела. Первое время она вела очень замкнутый образ жизни, принимая по обыкновению лишь близких родных и друзей. Постепенно стала возвращаться к жизни и вести обычный для неё распорядок дня. Но именно в эти дни траура Екатерины Николаевны для неё произошло окончательное понимание, что ближе родни, чем Варвара Сергеевна и Котя у неё больше нет. И прозрение того, что Котя к тому же оказывается ещё и последним мужчиной – наследником Румянцевых по их женской линии.

Оценив такое положение дел и взяв личную ответственность за происходящее, как старшая женщина семьи летом этого же года Екатерина Николаевна похлопотала и устроила мальчика бесплатно обучаться в гимназию Франца Креймана, которая в это время как раз и располагалась в особняке М. П. Губина.

И это стало важным и очень правильным решением вопроса для всех. Варвара Сергеевна не смогла бы оплачивать самостоятельно обучение Коти, что уже было для них большой проблемой. А тут такая удача! Кроме того, Токаржевичи квартировали в пешей доступности от этого особняка – в доходном доме князя Горчакова на Страстном бульваре, что в пяти минутах ходьбы. И Котя мог сам туда добираться.

Начав благополучно учиться в гимназии, младший Токаржевич был более чем увлечен делом, которым занималась его вновь обретенная семья. Он был безгранично благодарен матери за то, что Варвара Сергеевна приняла правильное и своевременное решение о продолжении актёрской карьеры и не ошиблась в выборе своего спутника жизни. Материальная жизнь семьи налаживалась, и они более не стесняли своими просьбами Екатерину Николаевну, или как её нежно называли в семье – тётю Катю. И это очень радовало Котю, который никогда не любил зависимых отношений.

А тётя Катя, устроив возможность обучения Коти, стала часто после занятий в гимназии задерживать его и постепенно посвящать в некоторые тайны их рода. Она оставила за собой в особняке Губина на втором этаже небольшие личные апартаменты, в составе которых находился и рабочий (мемориальный) кабинет, где хранились библиотека, бумаги и доставшиеся по наследству реликвии большой семьи, в том числе и реликвии фельдмаршала П. А. Румянцева.

Коте было всего десять лет. Он с открытым ртом слушал тётю Катю, которая будто преображалась, когда рассказывала ему историю их большой семьи, показывала бумаги, хранившиеся раритеты и всякий раз напоминала о том, что это всё нужно постараться сберечь и передать по наследству своим потомкам. Слушая тётю Катю, он оказывался словно богатырем в какой-то сказке, следя за линиями её рассказов о чести и доблести своих предков и их успехах в служении своему роду и Отечеству. Всё услышанное заставляло и Котю преображаться. Его спина выпрямлялась, его тело вытягивалось, его чело становилось светлым, а мысли – ясными.

В этих важных познавательных занятиях прошли годы и, наконец, преображение Коти стало очевидным. И тётя Катя поняла, что юноше уже можно полностью доверять. Она не только стала чаще его оставлять у себя, но и позволяла ему пользоваться «мемориальным» кабинетом семьи. А все вокруг от дворника до управляющего уже были точно осведомлены, что Котя – следующий наследник. Так к нему и относились: уважительно, приветливо и предусмотрительно.

В гимназии Котя обучался в «своей» среде. Здесь были в основном отпрыски известных дворянских и очень именитых купеческих фамилий Москвы. Здесь же он познакомился с младшим графом Всеволжским из старинного дворянского рода, обедневшая семья которого снимала половину дома в Богословском переулке. Всем классом по обыкновению они стояли на праздничных службах в Высоко-Петровском монастыре. А после вместе с Всеволжским-младшим возвращались домой по Богословскому переулку. Пару раз Котя был удостоен чести приема в доме Всеволжских, а младший Всеволжский – ответного приема в апартаментах тёти Кати.

Мама и тётя Катя не препятствовали его общению и дружбе со сверстниками и по своему обыкновению по-женски (как все мамки- няньки) просили его лишь не задерживаться и быть дома засветло. Им было также очень важно помочь Коте сложить его ближний круг людей, на которых в его дальнейшей жизни он мог бы опереться. Они прекрасно понимали как это важно, поддерживали и никак ему в этом не препятствовали.

Но в годы учебы в гимназии Котя не бросал и своих домашних занятий с Петром Алексеевичем Зайцевым и при всякой возможности с восхищением наблюдал за тем, как работают мама и отчим. Он проникался театром всё больше и глубже. А Варвара Сергеевна Токаржевич, к слову сказать, была неподражаема в спектаклях «Король жизни», «Волки и овцы», «Кровавая свадьба», «Обрыв» и других.

В августе 1910 года Пётр Алексеевич даже организовал её сценический бенефис в комедии «Шелковичные черви» на сцене театра сада «Гай» в Кусково. Она была счастлива и безмерно благодарна за трогательное отношение Зайцева к её таланту, к ней лично как к женщине и к её повзрослевшему сыну, подающему большие артистические надежды.