Даниэль повернулся к гостям, поднял в воздух бокал.

– Чин-чин! Здоровие! – второе слово на ломаном русском.

Все подняли бокалы, произнесли: «Чин-чин!» И Лейла тоже, а потом добавила, улыбнувшись: «Здоровие!»

Забавно, по всему миру иностранцы, узнав, что она из России, поднимали тост Na Zdorovie, думая, что именно так принято говорить в ее стране. Однажды кто-то рассказал, что виной всему сцена в старом голливудском фильме про русских. Лейла улыбнулась и этой мысли.

Яхта продолжала идти по каналу, по сторонам которого высились бесконечные небоскребы. Вдоль берегов люди сидели за столиками уличных кафешек, гуляли. Их было много, выглядели они вполне обычно.

– Ой, знаете, в России, когда пьют, всегда говорят какой-нибудь тост: за любовь, за мир, за прекрасных дам, и каждый раз что-нибудь новое. То есть у нас пьют только осмысленно и со смыслом. – Лейла повторила хорошо отработанную в разных компаниях шутку. Нынешняя публика тоже разулыбалась, и она продолжила:

– Ну и вот, мой тост за прекрасные дни, лайк такие, как сегодня! Спасибо за этот день доктору Даниэлю и всем вам! – Она высоко подняла бокал, в котором отражались искорки солнечного дня. Доктор улыбнулся в ответ по-особенному, вода, воздух и все вокруг светилось вместе с Лейлой.

Хорошо было в этот день, легко, пусть так же непонятно и путано. Казалось, все люди на земле были радостны, находились вне времени и пространства, как и Лейла сегодня. Вскоре лодка вышла из канала в открытое море, берег с небоскребами начал удаляться. Филиппинки забрали пустые бокалы. По приглашению доктора гости спустились и прошли на носовую палубу. Там, в тени белоснежного навеса, их ждал как по волшебству накрытый стол.

Лейла села на одной лавке с дочкой британки и Кармелитой. «Почему она меня игнорирует, как будто и не знает? И как так может быть? Сестра? Двойник? Но с таким же именем? А в общем, неважно». И она начала ловить искорки от морских волн и солнца в бокал, радовалась смеху и голосам вокруг. На столе появлялись все новые разноцветные салаты и соленая рыба, белые и оранжевые сыры, овощи, огромные креветки на гриле, много розового игристого вина. Лейла сосредоточенно прожевывала еду и слушала, хотя по-прежнему не улавливала бо́льшую часть сказанного другими. Надо было все же понять, где она и что это за люди.

Из разговоров пока не складывалось ясной картины, только отдельные, не связанные друг с другом мазки на огромном белом холсте. Они в Палестине, и сюда сложно попасть, поэтому в клинику доктора Даниэля едут исключительно самые знаменитые европейцы и китайцы. Сам Даниэль из Австрии, но давно уже живет здесь, он хорошо знаком с ближайшим окружением первых лиц Палестины, России и других стран. Лодка плывет сейчас по Средиземному морю, а прозрачные ломтики соленой рыбы – египетское блюдо. Пока получалось, что Палестина состояла из зеркально гладких, отражающих солнце небоскребов, огромной клиники посреди пустыни, тротуаров вдоль длинного канала и пристани с белоснежными яхтами.

Девушки рядом долго обсуждали упражнения для лица, и Лейла переключилась на разговор Даниэля с Этани. Те говорили про развитие районов вокруг как медицинского хаба и привлечение богатых пациентов из ближайших Египта и Файзаловской Аравии.

– Подождите-ка, а где евреи? – вопрос Лейлы врезался тупым ножом в податливую массу общего гомона.

Даже Эмили и Кармелита притихли. Все вокруг засмеялись.

– И эта туда же. – Этани делано поморщила нос и улыбнулась. – Как это где? Здесь, там и везде. Один сейчас перед тобой. – Она приобняла Даниэля за острые плечи, с легким смешком добавила: – Чтобы наверняка, поищи в руководстве любой крупной компании. Правда, дорогой друг? – ласково взглянула на доктора.

Лучше бы Лейла ничего не спрашивала. Она повернулась обратно к своим соседкам по лавке и стала поддакивать новой беседе, на этот раз – о дыхательных упражнениях. Кармелита все это время избегала взгляда Лейлы, а обращаясь к ней, быстро произносила фразу и смотрела куда-то в сторону. С Эмили и другими гостями она держалась свободнее.

Вполуха Лейла слушала спор англичанки, палестинца и доктора о конституционной монархии в России, ее вечном противостоянии с Англией, рассаднике социалистических проеврейских идеалов, о постоянных конфликтах и гонке вооружений между странами. Наверное, Лейла что-то не так поняла, потому что получалось, что революция и рассадник были в Англии, а монархия – в России. Впрочем, даже после многих месяцев в Лондоне она не научилась как следует улавливать эти «фоновые» разговоры. Возможно, опять недопонимала что-то из-за языка или усталости, тем более все было так странно в последние недели. Иногда сильно хотелось вставить слово, растормошить всех, особенно Кармелиту. Что за бессмыслицу они несут. Лишь тонкая улыбка Даниэля удерживала от этого, он точно был настоящим и в своем уме, не кривлялся, ничего не изображал.

Даниэль предложил всем освежиться в море, лодка остановилась, и гости стали вставать из-за стола и переходить на заднюю палубу. Эмили и Кармелита позвали Лейлу переодеться. Она сначала вошла с ними в салон, но вспомнила, что уже надела купальник под сарафан, и вернулась на палубу. Там скинула одежду и открылась солнцу. Услышала откуда-то сверху голоса пожилой британки и палестинца, прислушалась.

– Не знаю, Ахмед, я намерена странствовать по свету и писать книги всю вторую половину жизни, только вот выстрою сначала всех своих уток в ряд.

– А кто же будет платить за эту дольче вита? Когда таких долгожителей станет действительно много? Уже сейчас ресурсов хватает не всем и не всегда. Безусловно, я не о Палестине, но есть же и другие места на земле.

– Дорогой Ахмед, за десятки лет омолодилось менее одного процента людей, не надо тут искать ни леса, ни деревьев, оставь ты.

– Информация непременно просочится, рано или поздно она или станет общедоступной, или спровоцирует большие социальные волнения. Мне ли говорить тебе про историю, которая повторяет сама себя.

– В Палестине никто ничего устраивать не будет, полно тебе, мой друг, всем нужно такое вот сокровенное место. Нам повезло жить в прекрасном оазисе посреди вечного хаоса. Давай поблагодарим вашу гостеприимную землю и лучше попросим еще розе́.

Лейла опять не вполне разобрала услышанное, подумала, что перегрелась на солнце, поэтому подошла к краю лодки намочить волосы. Этани окликнула ее с верхней палубы и широко помахала. В руке у англичанки была синяя бутылочка с водой, одна из тех, которые доктор Даниэль называл своими и просил не трогать. Через пару минут Этани спустилась, предложила помочь нанести крем от загара. Лейла застыла от мягких и одновременно сильных касаний, было непривычно, тело как бы впитывало тактильную заботу. Постепенно на палубу подтягивались другие гости уже в купальных костюмах. Матросы-филиппинцы выбросили в воду большие надувные круги и матрасы, привязанные к лодке.

Даниэль вышел последним, быстро всем улыбнулся. Они с Этани спустились в воду и поплыли к самым дальним надувным кругам, расположились на соседних и начали о чем-то тихо говорить.

Две подруги-англичанки с визгом запрыгнули в воду, потом забрались на надувные матрасы почти у лодки и молча загорали. Ахмед и Лейла расположились на задней палубе у входа в море, полулежа в воде.

– Витамин Д – лучшее лекарство от всего! – выкрикнул в сторону гостей доктор. – Я не понимаю, почему все прячутся от солнца. Впрочем, как и от любви, и от других даров небес! – продолжил громко и, оценив внимание к своей небольшой речи, снова вернулся к тихому разговору с Этани.

Лейла засмотрелась на смуглого, ладного Ахмеда, хорошо, что была в солнечных очках и не выдала себя. C крупным медным телом, кудрями, природной вальяжностью и при этом по-детски непосредственной улыбкой, он наверняка считался привлекательным мужчиной. Его богатую на шутки речь иногда сложно было понимать, слова и окончания сливались, как у англичан из высшего общества, говорил он практически как Этани. Лейла хотела что-нибудь разузнать: наедине не так страшно ляпнуть что-то не то, да и расположить к себе собеседника легче.