9 сентября 1941 года, аэродром Кратово (ныне аэропорт «Жуковский»)

Командир 81-й дальнебомбардировочной дивизии полковник Александр Евгеньевич Голованов

Ровно месяц назад, девятого августа, меня неожиданно сняли с командования двести двенадцатым дальним бомбардировочным полком, за первый месяц войны потерявшим большую часть боевых машин[1], и назначили командующим формирующейся 81-й тяжелой бомбардировочной авиадивизией РВГК.

К тому времени основной накал наземных сражений стих, враг наконец-то крепко получил по рылу и убавил свой пыл. Отгремели ожесточенные сражения под Островом и на Житомирском направлении, а над Белоруссией, там, где Гитлер наносил свой главный удар, седьмого июля вдруг раскрутился настоящий тропический тайфун. Причем это явление природы не гуляло по местности, как это свойственно атмосферным образованиям подобного рода, а было жестко привязано своим центром к точке на местности примерно в семидесяти километрах к западу от Могилева.

Как сказал наш полковой синоптик, «такого не может быть, потому что не может быть никогда, но вот же оно есть, и с этим не поспоришь…».

Представляю, что творилось в эпицентре, если даже в двухстах километрах от него, в Смоленске, погода была совершенно не летной: проливной дождь с порывистым ветром, видимость от семисот до трехсот метров. И если взлетать в такую погоду можно исключительно от большого отчаяния, убегая от того, что хуже самой смерти, то совершить благополучную посадку не сможет, пожалуй, и Герой Советского Союза, ас заполярных трасс товарищ Водопьянов.

В общем, имелось ощущение какой-то чертовщины, о которой я сам имел представление побольше, чем иные прочие товарищи, потому что еще третьего июля по приказу товарища Сталина лично вылетал на воздушную разведку в район Борисова, чтобы проверить неожиданный и прямо-таки фантастический рапорт корпусного комиссара Сусайкова. Рапорт тогда подтвердился в полном объеме, но я оставался в недоумении по поводу того, каким образом тем загадочным незнакомцам с такой тщательностью удалось растерзать германскую танковую дивизию. Я просто не мог представить, какой поражающей силой обладало вооружение их летательных аппаратов, чтобы насквозь пробивать танковую броню… И еще мне было непонятно, как удалось добиться такой слетанности в эскадрильях и звеньях, а также общей управляемости всего воздушного соединения, ведь одно дело – бомбить всей формацией по команде ведущего, и совсем другое – проводить групповую штурмовку, при которой каждый пилот сам выбирает цели, а все вместе они действуют как один человек. Кроме того, было неясно, где может базироваться такая армада, особенно в свете того, что в рапорте корпусного комиссара Сусайкова было указано, что неизвестные аппараты прилетели к Борисову с западного направления.

Впрочем, прошло несколько дней, и это происшествие почти забылось, потому что в полосе Западного фронта начался великий потоп, в числе прочего, приковавший к земле и наш полк. Хляби небесные разверзались в течение пяти дней, до двенадцатого июля включительно, и еще несколько дней погода западнее Днепра была просто нелетной: низкая облачность, моросящий дождь и порывистый ветер. Но как только состояние атмосферы улучшилось (что произошло после двадцатого июля), наш полк снова задействовали в вылетах на фоторазведку: товарищ Сталин хотел знать, насколько сильно это погодное явление повлияло на возможность германской армии вести наступление на Московском направлении.

Фотопленки, отснятые в заданных квадратах экипажами нашего полка, доставлялись в Москву, где над ними колдовали синоптики из Центрального Института Погоды, но даже без их высокоумных выводов, по устным докладам пилотов, штурманов и стрелков, было ясно, что наступление немцев на Московском направлении невозможно. Озера, и раньше присутствовавшие на этой территории в достаточном количестве, увеличились по площади в несколько раз, и, кроме того, на месте большинства бывших болот блестела водная гладь. Насыпи шоссейных и железных дорог во многих местах были размыты, как и большая часть проселочных дорог, и теперь немцы прикладывали отчаянные усилия по их восстановлению. Истребительное противодействие со стороны противника над разведываемым районом отсутствовало, потому что полевые площадки, на которых сидела германская истребительная авиация, затопило дождевой водой, превратившей их грунтовые летные поля в болота.

Это задание полк, уменьшившийся до одной эскадрильи, выполнял в течение трех последующих недель, совершая все больше и больше разведывательных полетов в полосах ответственности Северо-Западного и Юго-Западного фронтов. Там истребительное противодействие тоже было не очень значительным, будто кто-то взял на себя труд основательно проредить германскую авиацию. А потом случился это мой перевод с повышением. Сдав полк своему заместителю майору Филиппову (ибо никакого «варяга» на мое месте не прислали), я вылетел в Москву. В главном штабе ВВС у Жигарева по поводу моего перевода пребывали в полном недоумении, ведь формирующаяся дивизия относилась к частям Резерва Верховного Главнокомандования, подчиняясь только товарищу Сталину и никому более. Поэтому в управлении кадров мне вручили предписание за дальнейшими разъяснениями прибыть в Кремль к товарищу Сталину в указанное время. Мол, все кадровые решения в частях РВГК принимает только главный вождь Страны Советов.

В кремлевском кабинете товарища Сталина меня ожидала большая неожиданность: майор Барсуков, Никита Андреевич, мой заместитель по учебно-боевой работе и начальник всего инструкторского состава, а также инженер-капитан Яони Зата, прикомандированная к формирующейся дивизии в качестве временного начальника инженерно-технической службы дивизии. Если майор Барсуков выглядел почти обычно, и нездешнее происхождение в нем чувствовалось едва-едва, то его напарница в буквальном смысле шокировала. Это была высокая, на голову выше меня, девица неизвестной национальности, со светло-грифельной кожей, крупной головой с прижатыми к черепу острыми ушами, ее вторичные половые достоинства выдавались вперед двумя буграми, туго обтянутыми курткой сине-черной расцветки. На вороте куртки красовались наши голубые ВВСовские петлицы с молотом и штангенциркулем (обозначающими принадлежность к инженерному составу) и одной капитанской шпалой. Дополняли обмундирование этой особы свободные бриджи той же расцветки, что и куртка, и высокие шнурованные ботинки серебристого цвета. На висках ее череп был гладко выбрит, а коса, заплетенная из остальных волос и свисающая из-под пилотки, состояла из прядей фиолетового и розового цветов[2], что делало экзотическую девушку похожей на птицу какаду.

Видимо, удивление было так явственно написано на моем лице, что товарищ Сталин счел необходимым пояснить:

– Товарищ Яони Зата происходит из гибридной галактической народности серых эйджел, являющихся прирожденными инженерами. Сами они ничего не конструируют и не изобретают, но если вы дадите серой эйджел в руки какое-нибудь готовое изделие, то она, разобравшись в его назначении и принципе действия, доведет конструкцию до совершенства, а в том случае, если эта вещь была сломана, то при наличии необходимых материалов она починит и улучшит.

– Галактической народности? – ошалело переспросил я, переводя взгляд и товарища Сталина на мою новую заместительницу по технической части и обратно. – Это те самые неизвестные союзники, что хорошенько наподдали немцам под Борисовом?

– Отчасти те самые, Александр[3]… – уклончиво произнес товарищ Сталин, разглядывая меня с таким видом, будто решал, стоит ли мне доверять самую большую тайну Советского Союза. – Бомбоштурмовой удар по атакующей позиции наших войск в районе Борисова восемнадцатой танковой дивизии вермахта наносили четыре эскадрона палубных штурмовиков огневой поддержки сухопутных войск типа «Шершень», стартовавшие с борта галактического линкора планетарного подавления «Неумолимый», а также ротный штурмоносец типа «Богатырь», происходящий, впрочем, совсем из другой истории. Но, однако, сейчас происхождение этих аппаратов совершенно неважно, поскольку все они ныне подчиняются одному Верховному Главнокомандующему, Сергею Сергеевичу Серегину, настоящему большевику и борцу за правое дело. Этот человек сразу после прибытия в наш мир приказал своей армии вступить в войну с фашистской Германией на стороне Советского Союза. И дело под Борисовом было для него не единственным. Это именно его люди разверзли небесные хляби над Белоруссией, к чертям собачьим заживо спалили на рокаде моторизованную дивизию «Дас Райх», купировали прорыв германской армии под Островом и со всей решимостью разыграли оборонительную операцию на Житомирском направлении. Что касается товарища Яони Зата, то она присоединилась к армии товарища Серегина совсем недавно, уже позже тех славных дел, но, несмотря на это, эта женщина такая же званая и избранная, как и те товарищи, что стояли рядом с товарищем Серегиным в рядах борцов за справедливость с самого начала. Теперь тебе все понятно?