Я прикоснулся большим пальцем к губе и посмотрел на него. Кровь. Интересно, лопнула просто потому, что пересохшая или умудрились рассечь, а я и не заметил?

— Ну, чего ждем? — спросил я и сплюнул кровавый сгусток в сторону. — Или очко жим-жим?

— Т-ты ч-че, с-сука? — не выдержал заика. Он выхватил из-за пояса заточку. Его худая крысиная мордочка вытянулась в каком-то оскале. Пацан сделал выпад в мою сторону, крестом расчертив воздух. Я рефлекторно отклонился корпусом и сделал шаг назад, перенес вес на эту ногу.

— Ладно, играть так играть, — сказал я и хищно улыбнулся. Я выставил руку вперед и мысленно произнес заклятие. На кончиках пальцев сверкнула маленькая пентаграмма. Заика попытался дернуться ко мне, но рука, в которой он держал заточку, оставалась в зависшем положении.

Я видел, как его глаза почти выпали из орбит от удивления. Он смотрел на свою руку, как на инородное тело, которое не подчинялось его власти. Мозг посылает импульс, а в ответ — балалайка.

Что за слово такое странное… балалайка? Откуда я его знаю?

— Саня, ты чего? — спросил его приятель пониже ростом, но пошире в плечах.

— Рука, — сказал заика сипло. — Она… н-не слуш-шает-тся м-меня.

Я дернул правую руку на себя и резко развернул влево. Рука заики описала полукруг и вогнала заточку своему хозяину в левое плечо.

Он завыл, как сирена.

— Саня! Ты че творишь, Саня!

— Ничего он не творит. Простейшее заклятие контроля, — процедил я сквозь зубы. Это действительно было простейшее заклинание, на которое сил хватит даже у самого бездарного демонолога.

Его приятель схватился за голову, отскочив от заики, как от прокаженного. Трое были повержены физически, один — сломлен морально. Он сорвался с места, прочь из переулка, пока его друзья: с отбитыми яйцами, выбитым кадыком и заточкой в левом плече валялись на полу и пускали сопли.

— Помогите! Полиция! Кто-нибудь! — верещал коренастый отщепенец, сверкая пятками.

Я стоял в тесном переулке перед поверженными врагами, улыбаясь. Это была улыбка торжествующего правосудия. Будут знать, как толпой нападать на беззащитных; как щемить того, кто не может дать сдачи.

— Да, это жоска, — прокомментировал бесенок.

Воздух пронзил резкий звук свистка. Напротив выхода из переулка возникли высокие фигуры с широкими плечами. Они перегородили выход. Тот, что стоят впереди, выставил дубинку в мою сторону.

— Полиция, всем оставаться на своих местах! Ты! В конце переулка! Лицом к стене, живо!

Глава 4

Похоже, я попал

— IV —

— Похоже, ты попал, — сказал бесенок.

Я медленно поднял руки. При большом желании я мог бы разобраться и с ними, но становиться вне закона сейчас и вообще — не выгодно. Мне надо узнать больше. Мне надо стать сильнее. Мне надо разобраться, как устроен этот мир.

— К стене! — гаркнул тот, что шел впереди всех.

Я послушно подошел к стене, слегка повернул голову и прислонился щекой к холодному шершавому кирпичу. Он пах сыростью. Руки тоже положил на стену. Приятная прохлада. Только сейчас осознал, что на дворе лето. Жарко и влажно до того, что воздух липнет к телу. А одет мой новый аватар явно не по погоде. Мало того, что рубаха плотная, так под ней еще и подкладка шерстяная. Зачем? Да черт его разберет.

— Так, может, это у него единственный комплект одежды без дыр, — захихикал вышеупомянутый черт, — в остальном со стыда сгореть можно.

Зато вентиляция хотя бы была на должном уровне. А сгореть можно и так, особенно если регулярно иметь дело со всякими властителями преисподней.

Сейчас, однако, иметь дело пришлось с представителями власти мирской, а не потусторонней. И манеры у них оказались сомнительные. Не то чтобы я рассчитывал, что эти бравые ребята предложат мне выпить свежемолотого кофе с шоколадными рогаликами, но так обходиться с представителем известного рода?..

— К стене, твою мать, кому сказано! — рявкнули сзади.

— Да куда уж ближе, — выдавил я, — еще немного, и я врастать в нее начну.

Тут же что-то твердое врезалось чуть ниже лопаток. Врезалось сильно и резко. Я выдохнул и дернулся. Пробороздил щекой стену. Ее тут же засаднило — наверняка содрал. Еще один маленький штришок к портрету «честная бедность».

— А ты у нас острослов, да? — поинтересовался тот же грубый, рычащий голос. — Ну-ну, болтай себе пока.

— В закутке с недельку посидит — и совсем иначе запоет, — заявил его товарищ. Он забавно растягивал букву «о». Так у нас на севере некоторые народности разговаривают, про это даже шутки в народе ходят. Но сами северяне на них не обижаются, незлобивый они народ, неконфликтный.

Упоминание некого «закутка» явно пришлось служителям закона по нраву. По крайней мере, тот, что за моей спиной торчал, довольно загоготал прямо мне в ухо. Я поморщился от отвращения — то ли про чистку зубов он никогда в жизни не слышал, то ли предпочитал утреннюю яичницу запивать кружкой кошачьей ссанины. Скользкий горячий комок подкатил к горлу, и я зажмурился, превозмогая рвотные позывы.

Хотя переживал зря — все равно блевать этому телу нечем. Марк-Андрей давно не баловал себя такой роскошью как полноценный прием пищи.

Послышались приглушенные стоны — кажется, мои незадачливые обидчики потихоньку приходили в себя. Особенно раздражал заика. Ныл и ныл на одной ноте, как лесной комар, вьющийся около уха. И достал он, похоже, не меня одного.

— Да захлопнись ты, — прикрикнул на него третий голос, — подумаешь, мясцо проткнули слегка, а воет так, будто кишки наземь выпустили. Вот молодежь хлипкая пошла, конечно… Как низко пало урсийское дворянство!

После этой пламенной речи раздался шлепок. Заика последний раз охнул и затих.

— Тык ежели кишки выпустить, Акимыч, человек, напротив, быстро становится тихий, спокойный, — заржал державший меня мужик, — к препирательству и опрометчивым действиям не склонный.

— Тоже верно, — отозвался невидимый Акимыч и тут же раздраженно добавил, — ну что, соколики, в управление поедем или прямо здесь показания снимать будем?

«Соколики», однако, на беседу оказались не настроены — одного не беспокоило ничего в мире, кроме собственных яиц, другой вообще утратил способность издавать звуки, а заика продолжал жалеть раненое плечо.

Я почувствовал, как губы поневоле расходятся в ухмылке. Хорошо все-таки поработал, не сплоховал. Умеешь еще, Каммерер, могешь.

Руки выкручивали умело, но без лишнего трепета к задерживаемым. Видать, манеры у служивых везде одинаковые, как на подбор. Ментальность, что ли, такая у них? Схватили за запястья, рванули так, что чуть из хлипких суставов не вывернули, после чего на них (запястьях) сомкнулось холодное железо, и веселья у меня сразу поубавилось. Настроены эти мужики оказались серьезно, и простым выговором я тут явно не отделаюсь.

— Ну как ощущения? — поинтересовался бесенок, выглядывая из кармана, — уже скучаешь по былым временам, м? Когда законники под козырек честь отдавали.

Я сконцентрировался. Это оказалось делом непростым, от голода доходягу мотало и мысли путались, но все же телепатический сигнал прошел. Пусть так — если эти бравые жандармы поймут, что я с воздухом разговариваю, то упрячут, чего доброго, в богадельню. А оттуда знакомиться с миром будет гораздо сложнее. И самому черту лучше не высовываться, а то бог весть за кого примут. Еще на костер отправят.

— Есть такое, — ответил я. — Не высовывайся лишний раз. Если тебя увидят — снова домой поедешь. И я к тебе в гости. А в идеале наколдуй себе невидимость и неслышимость для окружающих.

Бес тут же слился с пространством. Видно, было только когда он шевелился, переливаясь неоднородностью воздуха под определенным углом. Напоминало это одного монстра из фильма… уже не вспомню. В общем, пришелец там был, гонял по лесу людей и имел костюм, которой ему эту саму маскировку давал. Сливался с окружением. Но не полностью, а тоже вот так «дребезжал» в воздухе контурами.