Признаю, я был слишком горяч и не внял предостережениям. Ты, тот, кто читает эти строки, волен осудить меня, но подумай — в моих руках оказался ключ к возрождению рода Митасовых. Разве имел я право упустить его?

В тот же вечер я снарядился в дорогу. Меня не смогли остановить ни стареющий отец, чье тело слабело с каждым днем; ни малолетний сын, ни супруга, которая грозилась покинуть наше имение и уйти в монастырь в случае моей отлучки.

Я лишь сказал, чтоб делала все, что посчитает нужным, хоть катилась под три черта, если вздумается. Вечером же моя карета выдвинулась в путь.

Долгих три дня дороги заставили лошадей выбиться из сил. Мой кучер, вечный спутник, и я гнали их до мыла, пока они изможденные не стали спотыкаться через шаг. Вечером же четвертого дня мы прибыли к подножию Аккардских гор. У самой острой вершины, где ровное плато резко обрывалось, виднелся лагерь чудотворцев. Ни шквальный ветер, ни разряженный воздух нисколько не смущал их. В тот момент я молил Всевышнего лишь обо дном: дай мне сил, чтобы взобраться наверх.

К полудню шестого дня, изодрав колени и ладони в кровь, потеряв несколько ногтей, я смог взобраться на самую вершину. Равнодушные взгляды суровых мужей, живших на этой горе, встретили лишь меня одного… спи спокойно, дорогой друг.

Я бегал глазами по строчкам старого дневника, погружаясь все глубже в историю рода Митасовых. Теперь уже — своих предков. На этих желтых страницах он в красочных деталях рассказывал о том, как жил несколько недель в племени горных отшельников. Как закалял тело и характер в суровых условиях.

Горные чудотворцы же вместе с тем помогали постигнуть ему неизведанное. Александр Иванович описывал различные методики медитации, среди которых были и использования разного рода веществ, микстур и декоктов, состава которых он не знал. Также в ход шли грибы и мох.

Совсем скоро, писал он, к нему во снах стал приходить голос, пока однажды не явился лично. Рогатый человек, предложивший силу в обмен на его жизнь и жизнь близких. Он согласился, но, когда вернулся домой и застал полную разруху: отец умер, жена ушла в монастырь, а сын пропал невесть где — осознание ударило большее, чем молотком по пальцам.

Александр Иванович понял, что наделал и что это было фатальной ошибкой. Что в погоне за силой позабыл в чем обычное людское счастье.

Журнал так и пестрил различными символами и закорючками на полях. Дата сменяла дату. И с каждым листом я видел, как почерк становился хуже. Чем дальше шла история, тем запутаннее становился слог и труднее воспринимать написанное.

Создавалось впечатление, что Александр Иванович торопился, что было мочи, но его здравый разум все быстрее и быстрее угасал, пока в один момент не потух окончательно.

Записи обрывались рядом непонятных символов, а дальше часть листов была вырвана с корнем.

— Ты понимаешь, что тут написано? — спросил я у бесенка и ткнул пальцем в иероглифы.

Бес слез с руки, спрыгнул на стол и критично принялся рассматривать каракули. С одного бока. С другого. Постоял на руках вниз головой, после чего резюмировал:

— Ни слова не понимаю. Марк, у него чердак протек, — он покрутил пальцем у виска, — я вообще сомневаюсь, что он последние листы в адекватном осознании себя писал. Оглянись и посмотри внимательнее — у него тут за каждым углом всякая ерунда выцарапана. Вот, например…

Он вспорхнул крыльями и пересел на деревянный подоконник, после чего постучал когтистым пальцем по торцу.

— Видишь? Какое еще «.ВЕК·ВАК.»? Тебе это хоть о чем-нибудь говорит?

Я покрутил головой.

— Ни единого слова не понимаю.

И если слово «ВЕК» я еще как-то худо-бедно притягивал за уши к временному отрезку, то вот загадочное «ВАК» действительно оставалось для меня тайной за тремя печатями. На каждую из печатей по букве.

Я закрыл дневник и осмотрел помещение еще раз, но уже глазами, привыкшими к свету, а не сумрачным коридорам. И действительно: мебель, стены, стол, подоконник, почти все было испещрено странными символами и узорами, наслаивающимися друг на друга.

— Красота, — сказал бесенок, осматривая вместе со мной комнату.

Мое внимание привлек кованый сундук, который я приметил, когда входил в комнату. Металлические части каркаса тоже были усеяны разномастными линиями и узорами, которые понимал лишь их творец.

Я присел на корточки рядом с ларем и вытянул ключ из кармана.

— Ключ от всех две…

— Это сундук, бес — перебил я его. — И даже не дверь, а крышка.

— Ты скучный, — ответил рогатый.

— А ты желчный маленький говнюк, но я тебя почему-то терплю, — я пожал плечами и вставил ключ в амбарный замок. По весу он был явно тяжелее кирпича, когда я его снял и аккуратно положил на пол перед собой.

Аккуратно прикоснулся к крышке. Кто его знает, вдруг у Александра Ивановича тут не только проклятия припрятаны, а еще и огромный сундук-монстр, рот которого он закрыл на замок, чтоб на людей не кидался. А ему тут — раз — и рот открыли.

Но ничего не случилось. Я ощутил отполированную гладкую поверхность крышки, после чего поддел кончиками пальцев край и поднял ее вверх.

Внутри лежало разное: аккуратно сложенные шелковые вещи, очень приятные наощупь; кожаный сверток, внутри которого оказались бритвенные принадлежности — опасная бритва, помазок и чаша для пены.

Я вытягивал вещи одни за другими, пока не добрался до самого дня. Обычное деревянное дно, прикрытое плотным куском ткани. Я снял и его на всякий случай. Постучал по дну костяшками пальцев и этот звук мне показался мне пустым.

— Хм, умно, — сказал бес и ехидно усмехнулся.

Я попробовал надавить по краям, но ничего не произошло, дно не провалилось ни с одной, ни с другой стороны. Даже ни с противоположных оставшихся.

Бесенок сполз по руке, повис на стенке сундука и опустился головой вниз, вытянув руки. Его тонкие, но длинные коготки вошли в едва заметную узкую щелочку между дном и стенкой. Он поддел донышко и потянул вверх. Я перехватил и вытянул дощечку, сделанную аккурат идентично под самое настоящее дно. Не докопаешься.

— Вот так надо, — сказал он мне, стоя в горделивой позе человека больного шизофренией с бредовыми идеями величия.

— Спасибо, — сухо сказал я и опустил взгляд на второе дно сундука.

Там лежала книга.

— Не может быть, — не сдержал я удивления и тут же потянулся рукой к находке. Кожаный переплет, небольшой замочек, сдерживающий обложку, как две челюсти (как и у сундука), и круглая, как яблоко печать в виде пятиконечной звезды, обведенной кругом.

— Гримуар⁈ — рявкнул бесенок, усаживаясь на него сверху, обхватывая лапками и впиваясь ноздрями, словно собака, которой дали команду «нюхай».

Я выпрямился на ногах. Легкая дрожь волнения и предвкушения пробила все тело.

— Неужели…

Я ощутил, как чья-то рука обвила меня со спины и легла на живот, а вторая на плечо. Теплое тело прижалось со спины. Горячее дыхание обжигало затылок. Дрожь предвкушения испарилась также мгновенно, как и возникла. Мысли жужжали в голове, словно пчелы: кто это? Почему не слышал? Почему бес не предупредил? Что за фамильярное поведение?

И почему… такое дыхание?..

Я ощутил, как на висках и лбу выступил пот. Внутренне отметил, что даже дышать перестал.

— Опять ты? — услышал я голос бесенка, в котором отчетливо слышалось легкое раздражение.

— Что это тут у вас? — мягкие теплые пальцы скользнули с живота по руке и выхватили гримуар из рук.

Тело плавно отстранилось от меня и уже стояло в дальнем углу комнаты с гримуаром в руках. Я резко развернулся и увидел. Ее. Синие волосы. Рога. Строгий облегающий костюм.

Взгляд снова осмотрел комнату. Ни открытых окон, ни обвалившегося потолка. И как она только умудрилась сюда проникнуть — загадка.

Я посмотрел на Аиду, которая крутила гримуар в руках и осматривала со всех сторон.

Бесенок уже бежал по столу, махал крыльями, явно намеривавшийся выхватить ценный фолиант.