Новороссийскую гавань такими качествами природа не наделила; и, уж конечно, ни сам этот город, ни Анапа, ни Темрюк с Геленджиком, при всех их достоинствах, никогда не смогут обладать той силой воздействия на самую сердцевину нашей национальной души, которой обладал Севастополь. Это будет уже другой Черноморский флот; стабильность же его положения в новом месте базирования окажется напрямую связана с развитием ситуации вокруг Абхазии и Южной Осетии. А развиваться эта ситуация может не так гладко и однозначно, как обрисовал это премьер-министр Грузии Зураб Ногаидели после встречи с Кофи Аннаном, в ходе своего визита в США заявивший, что курс Грузии получил полную поддержку: “других мнений нет”.

Что ж, на тех уровнях, где проводил свои встречи Ногаидели, их, может быть, и нет. Но народы самих этих непризнанных республик явно придерживаются иного мнения, и не только они. 28-29 января 2006 года в Сухуми прошла конференция народов Кавказа, на которую из республик Северного Кавказа приехало около 50 человек. Это было напоминание о той роли, которую сыграли в войне 1992-1993 гг. вставшие на сторону Абхазии её горские соседи. Возможно, это было также и предупреждение: во всяком случае, на конференции прозвучали призывы к воссоединению Абхазии и Южной Осетии с Северным Кавказом. Вряд ли при таком остром развитии событий положение в остающейся у России части Северного Причерноморья сохранит ту стабильность, о которой не без натяжки ещё можно говорить сегодня.

И в любом случае теперь уже почти неизбежное и, очевидно, скорое вступление Грузии и Украины в НАТО выводит вопрос о Черноморском пространстве на совершенно новый уровень, а это как раз и возвращает нас к вопросу о Приднестровье. К слову сказать, прибытие в Тбилиси оценочной миссии НАТО, призванной обсудить готовность Грузии к получению ею статуса страны — кандидата в члены альянса, вряд ли случайно совпало с началом жестокой блокады Приднестровья.

Речь ведь, как уже сказано, о комплексной стратегии. А в этой стратегии важнейшее место занимает цель простраивания балтийско-черноморской дуги, окончательно замкнуть которую не позволяют Белоруссия и — крошечное непризнанное Приднестровье.

* * *

Сравнительно недавно немецкая газета “Юнге вельт” поместила статью Кнута Меллентина, подзаголовок которой содержит, по сути дела, резюме вопроса и объясняет стойкую ненависть западного альянса к президенту Лукашенко: “Со сменой режима в Белоруссии окружение России было бы завершено”. Автор напомнил, в частности, о состоявшейся ещё в ноябре 2002 года в Вашингтонском Конгресс-центре Американского института предпринимательства конференции на тему “Беларусь — недостающее звено”, и наивно было бы полагать, что давление ослабеет после победы Лукашенко на выборах. Напротив, всё ещё впереди, и России предстоит “последний и решительный бой”, потому что сдать Белоруссию — значит окончательно сдать свои позиции на западном рубеже и позволить дугу замкнуть. События же вокруг Приднестровья получают в этом контексте значение авангардного боя, ибо здесь, не в последнюю очередь, проверяется решимость России свои позиции отстаивать и своих союзников защищать.

К сожалению, эта роль Приднестровья сегодня не понимается не только широким общественным мнением, но, похоже, и многими во властных верхах. Белоруссия — это более или менее ясно, но крошечная полоска земли, некогда звавшаяся Диким полем?.. Между тем в самом этом названии уже обозначено её геостратегическое значение, намного превосходящее размеры самой территории Приднестровья. В своё время оно, никогда не входившее ни в Молдавское княжество, ни тем более в Румынию, было местом, куда стекались “вольные люди”, готовые служить самым передовым рубежом России в её противостоянии с Турцией. Оно связует Северное Причерноморье с обширным восточно-славянским пространством, и эта связь была вещественно явлена цепочкой крепостей, заложенных Суворовым. Можно было бы, конечно, углубиться ещё дальше в тьму времён и напомнить, что “точкой сопротивления” эта земля была ещё в эпоху императора Траяна, не сумевшего продвинуть власть Рима за Днестр. Но ещё важнее, на мой взгляд, обратиться к истории Великой Отечественной войны, когда необыкновенно ярко обнаружились и свойства Приднестровья как плацдарма, и его рационально непостижимая сопротивляемость. Необыкновенно интересен и малоизвестный факт, о котором сообщает Хайнц Хёне в своей написанной по архивным материалам книге “Орден “Мертвая голова”. Оказывается, в ведомстве Гиммлера вынашивался план создания государства СС, “если бы война с Россией принесла удачу немцам”, и в качестве полигона был выбран четырехугольник Люблин-Житомир-Винница-Львов. Особо подчёркивалось, что Винница даёт выход на всё Приднестровье, значение которого, в силу его роли “замка”, смычки северного Причерноморья и обширных славянских территорий, оценивалось должным образом.

Так же оценивается она и сегодня в проекте строительства балтийско-черноморской дуги, и, конечно, именно этим объясняется упорный отказ Кишинева принять неоднократные предложения Приднестровья о создании в регионе демилитаризированной зоны, что стало бы громадным шагом на пути к сравнительно мягкому урегулированию конфликта. Однако у стоящих за Кишиневом сил другие планы, и если позволить им полностью осуществиться (“дойти до конца”, по выражению президента Саакашвили), то мы можем стать свидетелями чудовищного трагифарса. Свидетелями, разумеется, не построения в этом регионе “государства СС”, но обретения одной из стран — участниц гитлеровской коалиции территории, на которую она не имеет никаких исторических прав и которой с августа 1941 года по апрель 1944 года обладала лишь как государство-оккупант. Далеко идущие последствия такой рокировки исторических событий и, строже, итогов Второй мировой войны либо не просматриваются российским руководством, либо оно, преследуя свои цели и продолжая начатую Горбачёвым политику односторонних уступок, сознательно их игнорирует. И, стало быть, в перспективе принимает тот оборот, который приобретут — в случае подобного реванша Румынии — проблемы Калининградской области, Карелии, Выборга, да и Курильских островов тоже.

Во всяком случае, адекватного ответа на то, с каким упорством проводится линия на неизбежное в будущем объединение Румынии и Республики Молдова (с подаренным ей Приднестровьем, в качестве приданого, конечно), со стороны России нет. И, более того, любая попытка указать на это встречается насмешливо-скептически, как своего рода бред преследования. Между тем о перспективах такого объединения открыто говорили и говорят первые лица обоих государств — начиная с первого президента РМ Мирчи Снегура, в мае (!) 1991 года, то есть еще до распада СССР заявившего о необратимости начавшегося движения к соединению с Румынией, и кончая недавним выступлением нынешнего президента Румынии Траяна Бэсеску, с обращенным к соседям призывом объединиться. Ответ из Кишинёва последовал лишь через несколько дней и не отличался той жёсткостью, которую, казалось, требовало подобное, пусть и косвенное, посягательство на его суверенитет.

План, предложенный Бэсеску, предполагает прежде всего вывод из зоны конфликта всех российских военных (будь то ОГРВ или “голубые каски”) как, по его словам, “зонта приднестровского режима”. Не меньшее значение придаётся в этом плане и экономической блокаде: “Если эти шаги будут реализованы, я вам гарантирую, что группа Смирнова не протянет и больше месяца”. Такую позицию он и намерен отстаивать на уровне ЕС, ОБСЕ и НАТО, а также на встречах с Дж. Бушем, добиваясь в перспективе объединения “двух румынских государств”, как гласит эта почти официальная формула.

Несомненно, именно рассматривая перспективу объединения (или, как любят говорить в Кишинёве и Бухаресте, “воссоединения”), молдавское руководство, в лице всех своих президентов, упорно отказывалось рассматривать проект создания федеративного государства, который также предлагался Приднестровьем. Предлог такого отказа смехотворен — малая территория Молдавии (словно в мире нет малых федераций!), и его весьма развязно в 1995 году озвучил президент П. Лучинский: “…Создавать территориальные образования по национальному признаку… не идиоты же мы!.. Да это же идти в ХIХ век”. “Идиоткой”, надо понимать, является Российская Федерация, организованная именно по такому признаку и следующая в указанном направлении. Москва, однако, и тогда отмолчалась, а самое главное — не прекратила своей политики фактической поддержки Кишинёва, ограничиваясь в крайнем случае мягким журением его. Словом, хрестоматийная ситуация “кот и повар”. И, как это ни покажется странным на первый взгляд, режим особого благоприятствования по отношению к Кишинёву только укрепился со сменой высшего руководства в России. Кишинёву потворствовала созданная в июле 2000 года Государственная комиссия под руководством Евгения Примакова, фактически вернувшаяся от идеи общего государства (в составе РМ и ПМР как равноправных субъектов), к которой склонялись уж и некоторые члены миссии ОБСЕ, к концепции единого государства и заговорившая о “Приднестровском регионе Республики Молдова”.