— Десять грузовиков? Это очень хорошо, — обрадовался седой танкист.

— Четыре, — опустил я его с небес на землю. — Столько водителей мне нужны, чтобы они подменяли себя и с гарантией, что хотя бы у четырёх останутся силы для того, чтобы привести машину сюда.

— Людей найдём. Максим Михайлович, прими меры.

— Есть, — козырнул тот и быстрым шагом ушёл к основной толпе бывших пленных, которые на данный момент просто не знали, чем себя занять. Когда он вернулся с группой бойцов, я отправил их под командованием Седова к грузовикам, приготовленных за эти дни. В их кузовах кроме небольшого количества оружия и патронов лежали продукты и одежда. Около пятисот шинелей и сапог. Увы, реализовать большее количество мне было просто не под силу. И так от карандашей у меня уже характерные мозоли на пальцах появились. Я уже пробовал нарисовать себе фотоаппарат, вроде бы сейчас в ходу некая «лейка» и пользуется успехом у фотографов. Но ничего не вышло из-за моих куцых знаний, я просто не мог достоверно вспомнить как он должен выглядеть.

По большей части, именно из-за одежды с продуктами и случилась задержка в планах по освобождению, оттянув на три дня этот момент.

Меня меньше вымотала реализация четырёх больших «бюсингов», чем пять сотен шинелей и столько же пар сапог. Грузовики были мощные, на сто пятьдесят «лошадок» с колесной формулой 6×4 и дизельным двигателем. Все колёса я и Седов обтянули цепями, так как предполагали, что придётся ползти по грязи. Надеюсь, звенья никак не помешают движению по подмороженной почве.

Из трофеев нам досталось не очень много. Несколько мешков картошки и свеклы, два ящика рыбных консервов и тушёнки, мешок гороха, десять мешков с овсом и ячменём, сколько-то кочанов капусты (просто не запомнил), канистра какого-то алкоголя с сильным запахом. На всякий случай я сказал майору, чтобы он запретил пить его, вдруг окажется метиловым спиртом или ещё какой гадостью. Из оружия мы получили тридцать винтовок «маузер» с двумя сотнями патронов, ящик круглых немецких гранат, четыре МГ-34 с тысячей патронов, пять тридцатьвосьмых «вальтеров». Из движимых трофеев были восемь лошадей, причём три из них понимали русскую речь. Скорее всего, этих животных отобрали в деревнях, чтобы пополнить свой конный парк, так как личную, так сказать, конюшню, которая была положена каждой роте, у охраны забрали для нужд боевых частей, оставив пять лошадёнок. К «буцефалам» прилагались пять сносных телег и полевая кухня.

Но самым важным — для меня — трофеем оказался фотоаппарат, обнаруженный в офицерском домике. Leiсa IIIa «G» — та самая «лейка», про которую я думал, что она является продуктом советских мастеров. Оказалось — фигушки, ею одинаково пользовались фоторепортеры с обеих сторон. Аппарат комплектовался деревянным маленьким чемоданом из лакированной фанеры с металлическими уголками. Внутри лежали два съёмных объектива, реактивы для проявки, лампа, зажимы, кронштейны, увеличитель, глянцеватель и ещё куча мелких предметов, мне совершенно незнакомых. Нашлась и бумага для фотографий с плёнкой — чистой и использованной. Не ожидая ничего хорошего увидеть на отснятых кадрах у фотографа, живущего рядом с концлагерем, выбросил всё это. Позже я с досадой подумал, что стоило бы оставить их и передать советскому командованию в качестве доказательства зверств фашистов. Хотя бы как пропаганду в войсках для тех личностей, которые собирают немецкие листовки, обещающие «горячий чай, хлеб, вкусную кашу» и кучу прочих бочек с вареньем и мешки с печеньем.

Удалось захватить и пленных, целых пятнадцать человек. Среди них оказались трое предателей и та самая немка, к которой у многих в лагере были личные счёты за переломанные пальцы, выбитые глаза, рассеченные головы. Я даже опасался, что озверевшие и попробовавшие кровь только что красноармейцы сотворят нечто кошмарное и придётся их останавливать. Но всё обошлось. Немку, как и предателей «просто» повесили на куске телефонного кабеля на воротах лагеря. Остальных гитлеровцев без всяких премудростей расстреляли.

Правда, я заметил, как несколько человек подошли к дёргающейся в петле фрау и… помочились на неё.

М-да.

Всего насчитали семьдесят пять тел немецких солдат с офицерами и двадцать четыре трупа их пособников. Остальные просто не успели выскочить из казарм и сгорели. По словам танкиста немцев здесь было около ста пятидесяти человек, целая стрелковая рота, слегка урезанная за счёт отсутствия миномётного отделения и «лошадников», которые на охране пленных не требовались. И пятьдесят предателей.

Потери красноармейцев: шестьдесят человек убитых и двадцать один человек раненых.

Выживших оказалось больше на порядок. Всего тысяча шестьсот восемьдесят девять человек. Неходячих и тех, кто свалился бы на землю уже после километра марша, набралось чуть меньше полутысячи человек. Всех уместить в грузовики и на телеги не вышло. Даже половина туда не влезла.

«А вот и те самые проблемы, про которые мне вещала чуйка, — с тоской подумал я. — Чёрт, чёрт, чёрт! Как же всё хреново».

Для того чтобы хоть как-то справиться с этой проблемой, пришлось делать волокуши из всего, что под руку попалось, которые потом прицепили к грузовикам. Пришлось и мне поучаствовать, использовав тайком свой Дар и реализовав брезент с досками. Рисунки с этими вещами лежали в моём мешке, так как они использовались для создания схронов.

При таком раскладе нечего было и думать идти в сторону фронта. Людям, испытавшим ужас немецкого плена, предстояло долго отдыхать.

— Майор, пора выходить. Слишком мы тут надолго задержались, после такого шума. До расположения немецких войск, конечно, далеко, но… — я не договорил и покачал головой.

— Если понадобится, то мы встанем в заслоне, — влез в разговор политрук. — Я и остальные товарищи…

— Ещё успеете поиграться в героев, — оборвал я его. — Умереть любой дурак сможет. А вы попробуйте и победить, и выжить. Всё, выдвигаемся. Товарищи командиры, командуйте.

Вот ещё мне не хватало, чтобы самые боеспособные бойцы свои головы сложили. У меня на них совсем другие планы.

— Здравствуй, Генрих.

— Курт, моё глубокое уважение, — хозяин кабинета встал из-за стола и сделал несколько шагов навстречу гостю. — Когда я узнал, что ты ищешь со мной встречи, то даже не поверил в первый момент.

— Почему же? — гость с любопытством посмотрел на того.

— Как же? — усмехнулся он. — Я курирую самые обычные дела, в которых нет ни грана мистики, служу далеко от Шамбалы, и убиваю таких же людей, как я сам, из мяса и костей, с красной горячей кровью.

Оба были мужчинами возрастом около сорока пяти или пятидесяти лет. Хозяин кабинета носил чёрный в полоску костюм под белую рубашку, имел короткую причёску, был очень высок, не ниже ста восьмидесяти пяти сантиметров. Плотное телосложение делало его ещё выше. При первом же взгляде казалось, что одежда на нём висит, как на корове седло и мундир офицера высокого ранга будет ему куда более к лицу.

Второй был его полной противоположностью. Он носил тёмно-серый в полоску костюм «тройку», галстук с золотой запонкой, украшенной голубым камнем в половину горошины. Одежда явно шилась на заказ у лучшего портного и оттого подходила мужчине идеально. Ростом он заметно уступал хозяину кабинета. Сантиметров на десять, если прикинуть на глазок. У него были светлые волосы, узкое лицо и яркие голубые глаза, взгляд которых пронизывал любого собеседника насквозь, заставляя чувствовать неуверенность в себе.

— Поверь, с материальными делами моей службе приходится сталкиваться куда чаще, чем с тем, что ты сейчас озвучил, — улыбнулся Курт. — Мы как серые мыши зарываемся в библиотеки и архивы, получая близорукость, искривления позвоночника, геморрой и кучу других болячек, про которые стыдно говорить. А про мистику тебе нашептали наши завистники и враги Вирта.

— Присаживайся, — Генрих указал в угол кабинета, где стояли три кресла с красивыми резными ножками и обитые яркой светлой парчой, там же находился низкий столик из красного дерева. — Коньяк? Или бренди?