Вес груз подарков лёг на плечи спутников, так как мне хватало узла с нанокостюмом и оружием. Впрочем, идти пришлось не так уж и далеко, разве что попетляли хорошенько из-за неровного ландшафта и кучи овражков да бочагов с холодной водой.
Через час с лишним вышли на просторную поляну, заставленную шалашами, с жердями, на которых были растянуты верёвки с сушащейся одеждой и несколькими дымящимися кострами. Рядом с поляной под деревьями был оборудован большой загон для скота. Запах навоза был настолько ядреным, что бил в нос даже с расстояния в пару сотен метров.
Наше появление вызвало заметное оживление среди населения лагеря, особенно среди детворы, которая в силу возраста не могла заниматься сбором даров леса.
— Митя! — наша проводница обратилась к мальчишке лет шести. — Найди тётю Прасковью и скажи, пусть срочно идёт в лагерь. Один не ходи, возьми кого-нибудь. И не задерживайтесь нигде.
— Если быстро вернётесь, то получите ещё сахара, а пока вот держи, — я присел рядом с мальчуганом и протянул ему кусок колотого сахара размером с грецкий орех. — Ну, беги давай.
Пока искалось начальство, нас провели в большой шалаш, где усадили за стол на самодельные лавки из неструганых досок. Голым задом на таких не посидишь — мигом заноз нахватаешь. Вот стол был куда лучше в этом плане, хотя видно, что гладкую поверхность ему придавали чуть ли не ножом, так как обработка явно производилась непрофессиональным инструментом.
— Нина Ильинична, возьмите эти «сидоры» и передайте поварихам или куда там положено, — я протянул женщине вещмешок с сухарями, а Паршин с Седовым свои, в которых лежали консервные банки с сахаром, солью и мукой. На полсотни человек наших запасов при жёсткой экономии хватит дня на три или четыре. Хотя, думаю, колхозницы растянут их на куда больший срок, оставив всё для детей.
Дети… я тяжело вздохнул и приказал себе абстрагироваться от вида чумазых, одетых кто во что горазд совсем мелких детишек, которые собрались перед входом в шалаш.
Как-то от вида женщин и детей в лагере исчезло всё весёлое настроение. Ни о каком приятном времяпрепровождении теперь и речи быть не могло. Голодному человеку не до желаний плоти, а тут видно, что все уже давно привыкли к вечному сосущему чувству в животе.
Прошло почти сорок минут, прежде чем появилось местное начальство.
— Прасковья, — сообщила нам мощная тётка, ростом не уступающая Седову, но толще его раза в два. — Учительница я, а теперь старшая здесь.
Выглядела она моложе нашей лесной знакомой и лучше, как одеждой, так и цветом лица.
— Здравствуйте, товарищ Прасковья… — я представился сам и представил своих спутников.
— Партизаны?
— Угу, — кивнул я.
— Отступаете? — прищурилась она.
— Возвращаемся к своим после выполнения задания, — ответил я. — Но это военное дело, думаю, вам неинтересно будет, да и не стоит вам знать лишнего.
— Да, да, — спохватилась та, — разумеется. Мне сказали, что вы продуктов дали. За это вам большое спасибо, товарищи. Знали бы вы, как нам нелегко тут приходится. Мужики все на фронт ушли, старики да инвалиды остались. Мы с бабами покрепче ушли сюда, следить за стадом, да детишек своих забрали. Остальные остались дома, — тут её глаза заблестели, — думали, позже к нам придут или мы вернёмся домой, как немца погонят назад, да только не вышло ничего. Две недели назад были мы в своей деревне… нетучки её больше, спалили дотла. Только печки торчат да угольки чернеют. И родных не видать никого.
Я отвёл взгляд в сторону. Судьба стариков и тех, кто остался дома для меня особой тайной не являлась. Не ошибусь, если предположу, что их всех убили. Возможно, от злости, что немцам не досталось стадо, которое было бы отличным подспорьем их солдатам в питании. А ещё здесь должны действовать финские части, которые отличались особой жестокостью к советским гражданам. Пытки военнопленных с выкалыванием глаз, отрезанием языков, снятием кожи, вырезанием звёзд на теле — вот немногие примеры садизма союзников Германии. Всё это я видел на фотографиях в интернете в родном мире, читал записи. В момент обострения отношений между Россией и Европой в сеть были выброшены многие документы как ответ на обвинения в жестокости коммунистического режима и оккупации СССР в прошлом веке (хотя, чего ворошить прошлое, уже глядя на мою жизнь, СССР не было лет тридцать как). Часть если и была сфальсифицирована, то остального материала хватало, чтобы понять, кто был зверем под шкурой миролюбивого соседа, а на кого эту шкуру накинули, воспользовавшись смертельной болезнью.
— Война, — глухо произнёс я. — Ничего, фашисты за всё ответят, обещаю.
— А когда наши вернутся? — Спросила она, и с надеждой посмотрела мне в глаза.
Я вздохнул, и тихо произнёс, не отводя взгляда:
— Не хочу обманывать, Прасковья. Не скоро это произойдёт. Эту зиму вам точно придётся прятаться в лесах, да и весну тоже, скорее всего. Поэтому я советую вам, как следует подготовиться к холодам. Скажу ещё вот что: по сводкам метеорологов, эта зима будет очень суровой, с сильнейшими морозами.
— Как же так… как же так…
— Мы поможем, но многого не обещаем. Завтра будет встреча с основным отрядом, я поговорю с командиром и смогу его убедить, чтобы оставил большую часть продуктов и разных вещей вроде шинелей да прочих тряпок.
— У нас коровы зиму не переживут, — неожиданно всхлипнула женщина. — Умрут от бескормицы… кормов же нет совсем, или идти в деревню, там сено заскирдованное стоит… должно стоять.
— И наведёте немцев на свой лагерь, — покачал я головой в ответ. — Детей пожалейте, Прасковья. У немцев в тылу действуют каратели, которые даже младенцев убивают. Для них мы низшая раса, которой не место на земле. Ладно, я попробую что-то придумать с сеном, не обещаю, правда, гарантированного результата.
Невесёлый разговор длился ещё полтора часа. Я расспрашивал о местности, уточнял карту, узнавал имена и фамилии местных влиятельных лиц (а вдруг сведет судьба!), слухи, истории.
Для ночлега нам выделили небольшой шалаш с ложем из еловых лап. Едва проснувшись, мы отказались от завтрака, отговорившись, что нужно срочно идти на соединение с отрядом. Но обещались после полудня вернуться и сообщить, какую помощь может оказать колхозницам командование отряда.
Уйдя подальше и отыскав подходящее место, я достал пачку листов, как чистых, так и с рисунками, после чего активировал свой Дар.
За три дня десятки коробок с консервами, мешки с сухарями, сахаром, солью, сухофруктами, бидоны с растительным маслом, мешки с сушёной рыбой, пакеты с чаем и даже с шоколадом заполнили всё свободное место на поляне, выбранной специально для этого. А так же несколько железных бидонов с керосином и деревянный ящик с керосиновыми лампами, десять курковых «горизонталок» с тысячей патронов, среди которых преобладала волчья картечь. Оружие я создал по совету Паршина, который подсказал, что женщинам чем-то нужно отбиваться от хищников зимой, которых привлечёт запах человеческого жилья и особенно — скотины.
Были и овощи — картофель, морковь, свекла, капуста. Всего тонн пять. Вроде бы и много выходит, но после того, как вытягивал в реальность единомоментно танки весом в десятки тонн, то эти пять тысяч килограмм смотрятся ерундой.
Дополнительно я создал бензоагрегат, отлично зарекомендовавший себя ещё в то время, когда я работал с партизанами. Он, около тонны бензина в канистрах и два небольших прожектора с запасом ламп должны помочь справляться ночью с освещением коровника. Понятное дело, не постоянно — никакого топлива и моторесурса не хватит, а лишь в момент отстрела или отпугивания волков. Мотки с колючей проволокой должны были помочь в борьбе с ними.
Десять чугунных печек «буржуек» с жестяными трубами помогут людям согреться. Они куда удобнее всех самодельных очагов и кирпичных печей, меньше требуют топлива и быстрее согревают помещение. А так же два десятка шинелей, столько же полушубков, пятьдесят ушанок, валенок и два огромных куска толстой портяночной ткани. Топоры, пилы, молотки и три больших ящика с гвоздями помогут колхозницам обустроить себе жильё до сильных холодов.
