Вадик встретил ее, зареванную, спросил, что случилось. Аня вкратце рассказала ему и добавила, что домой не вернется. Вадик обрадовался, засопел и сразу полез ей в трусы, подталкивая к дивану, Аня в ужасе отшатнулась и даже взвыла от возмущения. Ну как же так можно? Ведь ей так плохо – ее обидели, ударили, унизили, она пришла, чтоб ее пожалели и сказали, что все будет хорошо, а вместо этого ее подталкивают к дивану, чтобы вставить в нее свой неприкаянный стручок, коли уж приехала. Аня снова заплакала. Она и так-то особенно не увлекалась интимом – с Вадиком ей все это было неинтересно и даже в тягость, а сейчас ей так плохо, но он, козел похотливый, ничего и понимать не хочет. Неужели хотя бы сейчас нельзя оставить ее в покое? Вадик обиделся и лег спать. Аня еще поплакала, потом умылась холодной водой и легла рядом, завтра надо было рано вставать на работу. Вадик недовольно сопел, Аня отвернулась к стене и подумала: «Пошел в жопу!»
На следующий день они помирились и решили, что как только Ане исполнится восемнадцать, они сразу пойдут в ЗАГС и подадут заявление. Ждать надо было еще три месяца. Через две недели Аня решила съездить домой, забрать оставшиеся вещи. Отпросилась с работы – она хотела поехать прямо с утра, в будний день, чтобы никого не застать. С опаской зашла в темную прокуренную квартиру, прошлась по комнатам. Дома никого – все на работе, гардероб, как ни странно, был заперт. Аня собрала огромный тюк, куда поместились и куртка, и зимние сапоги, и свитера с шапками и варежками. Вышла из квартиры, повернулась и плюнула в дверь – пропадите пропадом! Потом поймала такси и уехала уже навсегда.
В августе Вадик устроился на работу в какой-то НИИ помощником чертежника с зарплатой в тридцать пять рублей. Туда его запихнула мать благодаря своим бесчисленным знакомствам и сказала, что это временно, пока он не подыщет хорошую работу. Вадик уходил к девяти, в обед уже возвращался, все выходные был дома и искать другую работу не торопился. Свадьбу им назначили на пятнадцатое января. Аня взяла на работе ссуду и у знакомой портнихи сшила белое шелковое платье, к платью купила шляпу с вуалью и белые лодочки с бантиками. Еще они с Вадиком заказали две «Волги», чтобы поехать на них в ЗАГС и на Красную площадь – возложить цветы к Могиле Неизвестного Солдата. В галантерее Аня купила несколько метров разноцветных атласных лент – украсить машины, потому что кукол к капоту уже не привязывали, мода прошла, а за месяц до свадьбы съездила на хлебозавод и заказала там большой праздничный торт с коричневым прудом из повидла и кремовыми кувшинками из маргарина. Праздновать решили дома. Будущая свекровь к тому времени нашла себе нового ухажера Юрку и ушла жить к нему. Юрке было двадцать восемь, свекрови – сорок два, но она говорила, что влюблена и счастлива. Свекровь подкинула молодым денег на свадьбу, привезла несколько банок болгарских огурцов и три батона сырокопченой колбасы. Еще Аня в обмен на французские дезодоранты, которые время от времени привозили в универмаг, достала несколько банок дефицитных шпрот и две коробки мороженых венгерских кур, которые распихала по морозилкам знакомых. На свадьбу позвали нескольких друзей и каких-то дальних родственников со стороны жениха. Аня же не пригласила ни мать, ни бабку и даже никому не сообщила, что выходит замуж, в свой город она больше не ездила и общение ни с кем не поддерживала. Пригласила только Ленку из обувного и завсекцией Зинаиду Павловну. Зинаида Павловна помогала достать водку. Времена стояли горбачевские, за спиртным давились в очередях насмерть, и Аня не представляла себя стоящей в очереди с мужиками в винно-водочном отделе. От Вадика же толку не было никакого, доставать он ничего не умел и только ныл, чтобы Аня поменьше тратила, а кольца купила попроще и подешевле. Вадик уже много лет мечтал о хорошей аппаратуре, и свадьба ему казалась пустой тратой, но Аня только отмахивалась – ей хотелось и свадьбу, и чтобы все было, как у людей. Вместе с женихом и невестой набралось двадцать человек, и Аня собирала по соседям стулья и табуретки, чтобы разместить всю эту ораву гостей.
В день свадьбы было холодно и морозно, поэтому вся поездка прошла в бестолковой суете. До ЗАГСа из машины добежали раздетыми, а вот на Красной площади пришлось накинуть пальто, хотя Ане очень не хотелось нарушать свадебный ансамбль. Белая шляпа никак не сочеталась с синим синтепоновым пальто. Аня с Вадиком, спотыкаясь на скользкой брусчатке, быстро добежали до Могилы Неизвестного Солдата, Аня сунула три красных гвоздики к Вечному огню, и они так же быстро побежали обратно к машинам. На Воробьевы горы ехать отказались – гулять было холодно, поэтому решили поехать домой. На свадьбе все было, как обычно – гости много ели, много пили, кричали «горько!» и танцевали под группу «Мираж». К ночи, когда все разошлись, у них с Вадиком осталась гора грязной посуды и конверт с деньгами, которые им подарили на свадьбу. В конверте было четыреста рублей, которые Вадик потратил на следующий же день, пока Аня мыла посуду после свадебного пира. Свекровь уехала со своим Юриком еще накануне и помогать не собиралась, а Вадик умчался с самого утра, предупредив Аню, что у него срочное дело. Весь сияя от радости, он принес домой коробку с каким-то непонятным ящиком, про который сказал, что это дека. Аня не поняла, что это за дека такая и для чего она нужна, но Вадик объяснил, что дека – это как магнитофон, только сама она не играет, потому что к ней еще нужны колонки, усилитель и эквалайзер, которые он тоже собирается купить в обозримом будущем, потому что давно мечтает иметь дома качественную аппаратуру, чтобы слушать музыку. Аня, уже подозревая нехорошее, поинтересовалась, сколько же стоит эта сраная дека, и когда услышала, что четыреста пять рублей, опустилась на табуретку и уставилась на Вадика ошалелыми глазами. Вадик сказал, что пришлось еще занять у матери пятерку и добавить к свадебным деньгам, чтобы купить эту самую деку. Он объяснил хлопающей глазами Ане, что деньги подарили им обоим, вот он и потратил их на себя и жену, ведь Аня же тоже будет слушать с ним музыку. Аня отказывалась верить своим ушам. Не говоря ей ни слова, не советуясь и не спрашивая, вот так вероломно забрать все деньги и потратить их на гроб с музыкой? Нет, такого просто не может быть… А как же поездка на море, куда Аня мечтала поехать с самого детства, как же французские духи и новое пальто? Вадик напрягся и даже как-то рассердился, что Аня не радуется вместе с ним. Но Аня радоваться не собиралась, она лишь вздохнула, затем поднялась, отшвырнула ногой коробку в угол комнаты и пошла домывать посуду. Началась семейная жизнь.
Дека пока, за неимением колонок и усилителя, снова отправилась в коробку, и все пошло, как и раньше, только остро не хватало денег. Аня на работе сильно уставала и рада была бы сменить работу, но не знала, куда можно устроиться, не имея ни образования, ни какой-либо специальности. В магазине она получала по-прежнему сто десять рублей, но зато имела доступ к дефициту, правда, дефицит этот сбывала всем желающим по госцене, хотя многие ее сотрудники вовсю приторговывали французскими дезодорантами и перламутровой помадой. Но у Ани, по простоте душевной, как-то не получалось продать подруге помаду за три рубля, когда та стоила рубль пятьдесят, совсем некоммерческий человек была Аня. Вадик говорил, что она дура, но сам продолжал ходить в НИИ и получать свои тридцать пять рублей, на Анины упреки отвечал, что круг его состоит из интеллигентных людей, а не то что у нее – одни торгаши, и даже как-то пригласил Аню в свой институт на праздничный вечер. На вечере сначала унылые очкарики читали со сцены такие же унылые стихи собственного сочинения, потом все отправились в буфет пить шампанское с пирожными, а потом были танцы в актовом зале, где толстые тетки кружились в вальсе с лысыми инженерами – скука смертная.
Аня же пыталась строить нормальную семейную жизнь, которую когда-то себе придумала, и старалась как могла. Она мыла, чистила и убирала дом, доставала продукты и пыталась готовить. Читала книги по кулинарии, спрашивала у соседки, как надо варить мясо, чтобы бульон был прозрачный, и тащила в дом сыр, колбасу, банки с венгерским горошком и индийский чай, с получки покупала торт или коробку эклеров. Иногда приезжала свекровь, замечала пыль под диваном или недожаренные котлеты и недовольно поджимала губы. Вадик, отрезая себе толстый кусок салями, который приносила в дом Аня, беззлобно посмеивался над ней и называл торгашкой, себя же, благодаря мамаше-художнице, считал богемой. Аня огрызалась:
