Наверно, мне просто повезло: условное обозначение одного из запасных доступов к вентиляционной шахте уцелело на стороне, противоположной взрыву. Сама бетонная тумба «вентиляшки», видимо, когда-то была закрыта защитным кожухом, от которого осталась только тень на обугленном асфальте. При этом бетонный корпус, представлявший собой куб со стороной около двух с половиной метров, практически, не пострадал.

Входных отверстий было два, оба располагались на уровне чуть выше земли. Размер – где-то метр на полтора. Пришлось быть очень осторожным, чтобы не повредить защитный комбинезон, когда пролазил внутрь.

Дальше вход забирал вверх под углом сорок пять градусов: первый барьер на пути пыли и мусора. На верхушке находился фильтр грубой очистки, который довольно легко демонтировался. Под фильтром начиналась непосредственно вентиляционная шахта. Судя по току воздуха, агрегаты, которые должны обеспечивать доступ воздуха внутрь убежища, исправно работали. Однако опасности в этом не было: «вентиляшки» совмещали функции запасных выходов на случай, если главные будут завалены, поэтому тяговые вентиляторы располагались на нижних уровнях, за защитными решётками. Проход внутрь убежища должен находиться выше по шахте.

В самом вентиляционном ходе были предусмотрены ступеньки-скобы. Немного поколебавшись, я достал и включил фонарик. Едва ли тут кто-то был до меня: никаких следов. Да и фильтр был на месте, безо всяких признаков вскрытия. Кто бы ни обитал в развалинах, скорее всего, так далеко на опасную территорию он не забирался.

Внутри шахты фон сильно упал, и я немного расслабился. Если внизу всё в порядке, от первого комбинезона надо будет избавиться в шлюзе – пыли он собрал изрядно и теперь был самым опасным объектом в ближайшем моём окружении.

Мощности фонарика не хватило для того, чтобы добить до дна шахты. Точной глубины я не знал, но обычно такие объекты строили основательно, со всеми расчётами как раз на случай попадания ядерного заряда. Так что внизу вполне могло быть и пятьдесят метров, и сто.

Спускался я довольно долго: старался не спешить, проверяя каждую скобу. Ещё не хватало «срезаться» на такой мелочи, когда цель вроде бы уже близка.

И вот, наконец, площадка у входа в первый шлюз – бронированную дверь, выкрашенную в зелёный цвет, со штурвалом. На двери обозначение: ОЩ-95. Понятия не имею, что это могло значить. Наверно, условное обозначение цехов или участков, которые эвакуировались в этот сегмент.

Я дёрнул за штурвал. Тот ожидаемо оказался заблокированным. Что ж, остаётся только стучать условным стуком в надежде, что меня услышат, если внутри кто-то есть. В противном случае придётся как-то пробираться через вентилятор, чтобы добыть доказательства гибели целей.

Уже достав нож и приготовив рукоятку для стука, я задумался на секунду. Предприятие-то довольно больше. Конечно, их давно должны были эвакуировать – но что, если нет? Что, если там, под землёй, до сих пор сидит куча народу? Что им сказать? Как обосновать то, что только избранные специалисты могут уйти со мной?

На этот счёт у меня никаких указаний не было. Как, впрочем, и ограничений. Остающимся можно будет предоставить выбор: попытаться выйти самостоятельно и дойти до границы опасной зоны, где обратиться к властям. Или же оставаться на месте в ожидании эвакуации. При этом придётся рассказать о страшной находке там, наверху, конечно же.

Я поднял рукоятку ножа и уверенно отстучал шифр. Подождал пару минут, потом повторил действие. Прошло минут десять, и я уже мысленно готовился к преодолению вентиляторной камеры, когда внутри, наконец, послышалось движение. Скрипнули механизмы замка, штурвал начал медленно проворачиваться.

Я на всякий случай отошёл на край площадки. Конечно, расслабляться не приходилось: был шанс, что именно те, кто скрывался в бункере организовали нападение на «Арчи» и попытаются атаковать меня.

Бронированная дверь распахнулась. За комингсом, в шлюзе стоял человек в старом противогазе, кажется, ещё советских времён и таком же древнем ОЗК.

– Двадцать три сыромыши улепетнули восвояси, – произнес он. Голос из-за мембраны противогаза звучал надтреснуто.

– Им сосули ни к чему, заводные папиросы, – ответил я, снимая маску.

Пароль и отзыв звучали забавно, но они специально подбирались таким образом, чтобы, с одной стороны, исключить случайную комбинацию, а с другой – сформировать в памяти достаточно яркие образы для точного запоминания.

Человек скрылся внутри шлюза. Там зажегся тусклый желтоватый свет, заработали какие-то механизмы.

Я осторожно сбросил защитный комбез, стараясь не касаться внешних поверхностей. Потом вошёл внутрь.

Человек в ОЗК стоял, удерживая перед собой шланг. Увидев, что я разделся, он замер в растерянности.

– Дезактивация? – спросил я.

– Нужно по протоколу.

Вместо ответа я достал дозиметр, выставил громкость на максимум и медленно провёл вдоль своего тела. Частота потрескиваний прибора не изменилась: мне повезло нигде не «замазаться».

– Я не знаю, как… – начал было человек, но я перебил его.

– Слушайте, давайте я разденусь здесь. А потом приму душ. И одежду постираю. У вас ведь стиралки есть, да?

Человек поколебался немного, потом кивнул. Затем он вручную закрыл внешнюю дверь шлюза. Я тем временем одолжил у него шланг, подошёл к ближайшему сливному отверстию и как следует обработал ботинки. Они, предсказуемо, фонили. Из шланга шла тёплая смесь воды и мыльной пены. Мыл ботинки я довольно долго, но, замерив уровень излучения после, удостоверился, что он вернулся к норме.

После этого я разделся сам. Встречающий же протянул мне два чёрных пластиковых пакета.

– Внутри ещё раз проверим. Потом можно будет постирать, – объяснил он.

В один пакет я сложил одежду, в другой – ботинки.

Затем человек попросил обработать его из шланга. По мне так мера была явно избыточной, но я не стал отказывать.

И только после этого он открыл внутреннюю дверь шлюза.

За ней нас ждали двое, оба из моего списка: Дмитрий Задорожный, полноватый мужчина лет пятидесяти, с большими залысинами и седой неряшливой порослью на голове и Лидия Петрова, женщина за сорок, с короткими волосами, в очках с золотой оправой.

Увидев меня, она смутилась и отвела взгляд.

– Он назвал отзыв, – радостно сообщил тот, кто встретил меня, сняв, наконец противогаз.

Им оказался третий из моего списка – Ефим Владимиров, главный технолог ракетного цеха. Он улыбался, восторженно глядя на меня глубоко посаженными карими глазами, которые вкупе с длинным крючковатым носом придавали ему вид хищной птицы.

– Ребята, за нами пришли! – продолжал он.

В наступившей тишине тихонько всхлипнула женщина.

Убежище оказалось не просто укрытием. Это был огромный комплекс, с законсервированными средствами производства в том числе, целыми цехами и запасами сырья. Однако не все сооружения сохранились после взрыва: часть относительно новых коммуникаций, находившееся аккурат под воронкой, обрушилась, заблокировав один из подземных горизонтов. К счастью, людей в этот момент там не было.

– А куда все делись? – спросил я, когда Ефим рассказывал мне о хозяйстве, пока мы шли в жилой сектор. – Вы же наверняка не одни спустились по тревоге, так?

Он удивлённо посмотрел на меня.

– Вышли где-то через месяц, когда фон немного спал. Со стороны реки был эвакуационный тоннель – вот, воспользовались им.

– Почему вы не пошли с ними?

Ещё один удивлённый взгляд.

– У нас довольно строгие мобилизационные указания, – уклончиво ответил он. – Разве вы не в курсе?

– Нет, – ответил я. – Подробностей до меня не доводили.

– Ясно, – вздохнул Ефим и улыбнулся. – Так, может, оно вам и не надо?

– Может и не надо, – согласился я. – Получается, вы прожили тут все эти месяцы? И наружу не выходили?

– Нет, – поспешно ответил он. Кажется, даже слишком поспешно, – даже не пробовали. Ждали вас.