Я кивнула и помахала Биллу, задержавшись на мгновение, чтобы проследить за тем, как он уходит, и ощутила пробежавшую по телу волну меланхолии. Удивительно, как в самые неожиданные моменты жизни появляется нечто хорошее в самых, казалось бы, неподходящих для этого местах. Билл появился внезапно, но в итоге стал одним из ярчайших благословений, обретенных мною в новой жизни.

Помчавшись вверх по лестнице, я резко остановилась. Прислонившись к стене напротив моей двери на площадке стоял домовладелец.

Он ничего не говорил. Просто наблюдал за мной налитыми кровью глазами. В тускло освещенном коридоре клубился дым от сигареты, зажатой между его губами.

Я быстро повернула ключ и влетела в квартиру, резко захлопнув за собой дверь и защелкнув замок, хотя и знала, что у него наверняка имелся запасной ключ на случай, если ему захочется зайти. Это разыгралось мое воображение, или я на самом деле сквозь стены услышала его низкий смех? Схватив стул, я подперла его спинкой дверную ручку и понадеялась, что такой маневр поможет мне немного расслабиться, ведь, если домовладелец попытается войти, я услышу.

Стукнувшись лбом о дверь и затем прислонившись к ней, я постаралась подавить страх. В конце концов именно этого добивались такие мужчины. Желали напугать меня.

Непроизвольно я начала мысленно сравнивать его с Биллом. Если бы один не вел себя как полный мерзавец, он бы мог добиться в жизни чего угодно. У другого же за душой ни гроша, однако он был гораздо более благородным.

Я покачала головой, осознав, что мне придется скрепя сердце взять на следующей неделе выходной и продолжить поиски нового дешевого места. Я уже начала поиски, но все варианты обходились сильно дороже того, на что у меня хватило бы денег.

В этот момент ожил телефон. При взгляде на него екнуло сердце – звонил Линкольн.

– Привет, – пробормотала я, не сумев скрыть нотки смущения.

– Я уже говорил, что больше не смогу довольствоваться только перепиской? – спросил он хриплым, глубоким голосом. Звучал он сонно, словно Линкольн звонил мне из постели, и воображение просто не могло не нарисовать этот идеальный образ: покрытое татуировками чудо, лежащее под шелковыми простынями, рука тянется вниз и…

– Монро, ты со мной? – спросил он, на этот раз с самодовольной интонацией, будто точно знал, насколько непристойными были мои мысли.

Возможно, это их с Биллом и роднило. Они оба видели меня насквозь.

– Да. Извини. Много всего на уме, – пропищала я.

Он издал смешок, и этот звук током прошил мое тело.

– Ты случайно думаешь не о той фотографии? – спросил он с намеком.

– О матанализе. Я определенно думала о математическом анализе.

Он снова усмехнулся.

– Ну ладно, девушка мечты.

– Почему ты продолжаешь так меня называть? – спросила я, стараясь не обращать внимания на то, как сильно мне это нравилось.

– Это же очевидно. Такая уж ты. Девушка, которая слишком хороша, чтобы быть настоящей.

Щеки залил румянец.

– Если бы ты меня знал, то думал бы иначе, – слова сорвались с языка прежде, чем я осознала, что говорю.

Повисло тяжелое молчание, и я прокляла себя, задаваясь вопросом, зачем выпалила подобную глупость. Какая же я глупая.

– Обещаю, что и после нашей встречи я буду думать точно так же, – наконец ответил он.

Проходя через вестибюль «Дэниелс Интернэшнл», я глубоко вздохнул, готовясь к неизбежному конфликту. От изящного современного оформления веяло холодом и стерильностью, интерьер отражал сущность человека, который всем этим владел – моего отца Анстэда Дэниелса, магната-миллиардера, управлявшего крупнейшим хедж-фондом в стране.

Я неделю игнорировал его звонки и сообщения, но наконец сдался и согласился приехать. Как бы сильно мне ни претила мысль о встрече, я понимал, что не смогу избегать его вечно.

В кабинет отца я вошел без стука, и в комнате раздался вздох. Последовав за звуком, я повернулся и увидел, как его секретарша, девушка моего возраста, быстро поднялась с пола и поправила юбку. Косметика размазалась по ее лицу, красная помада выходила далеко за контур губ, являя абстрактное художественное произведение, которое, уверен, она в том числе оставила на члене моего отца.

У меня скрутило живот, но я привык к подобным сценам. Почти уверен, что из тридцати лет брака родители хранили друг другу супружескую верность от силы года три. Тем не менее, испытывая отвращение к происходившему, я отвел взгляд и попытался сосредоточиться на насущном вопросе.

– Линкольн, ты опоздал! – рявкнул отец, похоже, совсем не обеспокоенный тем, какую картину я застал. – Садись.

Секретарша тут же вышла из кабинета с покрасневшим от стыда лицом. Хотя вряд ли она прекратит этим заниматься. Наверняка в выложенной на профильных ресурсах вакансии секс с моим отцом числился среди прочих обязанностей.

Я еще раз глубоко вздохнул и устроился перед ним на жестком черном кожаном диване, приготовившись к привычной лекции.

Отец сверлил меня взглядом, а я изображал спокойствие и изучал кабинет, подмечая аккуратно сложенные на его столе бумаги и валяющиеся неподалеку пустые бутылки из-под ликера. Удушающий запах секса и застоявшихся паров алкоголя ярко заявлял об образе жизни, который вел мой отец.

В воздухе витало напряжение, походившее на приближавшуюся грозу.

Когда я наконец соизволил глянуть на отца, он свирепо таращился на меня из-за стола, крепко сцепив руки перед собой. Я приподнял бровь, призывая его продолжать.

– Кстати, насчет опоздания, – огрызнулся он. – Какое у тебя оправдание на этот раз? Разбил телефон?

Я закатил глаза, уже устав от всего этого.

– Нужно было кое с чем разобраться, – холодно ответил я, рассматривая отца.

Я знал, что все по-прежнему считали его довольно привлекательным. Он уступал мне в росте на дюйм или два, но заботился о своей внешности, каждый гребаный день надевая безупречный, сшитый на заказ костюм, только бы излучать ауру утонченности. О возрасте свидетельствовали лишь седые виски, постепенно сливавшиеся с темной копной волос. Точеный подбородок и выступающие скулы выделяли его лицо среди прочих. Но в пронзительных карих глазах таились неудержимая злоба и жажда жестокости, под его взглядом даже самые храбрые души наверняка содрогались. Однако часть его успеха заключалась в том, что он внушал тревогу, оставлял после общения кислый привкус во рту, из-за чего хотелось держаться на расстоянии. Было ясно, что он из тех, кто не остановится ни перед чем, лишь бы заполучить желаемое, какой бы ни была цена.

Отец недоверчиво фыркнул, вырывая меня из мыслей.

– Это с чем же? Напиться до одури?

Я стиснул зубы, стараясь держать себя в руках.

– Слушай, ну прости, что не пришел на свидание, – бросил я язвительно. – Но я не стану трахать какую-то девчонку только потому, что тебе так хочется.

Лицо моего отца пошло уродливо-красными пятнами.

– Неблагодарный мелкий говнюк, – выплюнул он. – Я даю тебе все, чего ты можешь пожелать, а ты не можешь исполнить для меня одно порученьице?

Я сжал кулаки, меня захлестнула волна гнева и разочарования.

– Ты не останавливаешься на одном. Твои поручения не прекращаются. Но я должен был подвести черту. С тем же успехом я мог пойти работать в эскорт.

Он наклонился вперед, сверкнув глазами.

– Чертов говнюк…

– Я уже не школьник, который только и ждет, как бы выполнить твои чертовы поручения по чертовому щелчку пальцев. У меня есть жизнь.

– Жизнь? – он озлобленно рассмеялся. – И что это за жизнь, собственно? Катаешься на коньках? Это не жизнь, Линкольн. Это называется пустой тратой времени.

Я ощетинился от его слов, ощутив прилив сил на оборону.

– Не то чтобы это должно быть для тебя новостью, ведь мы это уже обсуждали, но хоккей – не пустая трата времени. Это моя страсть, моя карьера. Я зарабатываю миллионы без твоего вмешательства.