– Кого ты, мать твою, пытаешься обмануть? Пара шуток не скроет того факта, что ты плакала. Или того факта, что из-за каких-то слов, сказанных этим мудаком, ты была готова сорваться с места и свалить к чертям собачьим, даже не подав хренов дымовой сигнал. Так что, нравится тебе это или нет, придется рассказать мне что-то посерьезнее, чем эта чушь.

Что ж… ладно. У меня все еще довольно хреново получается вести себя спокойно и осмотрительно. Учтено.

Я пытался сохранять хладнокровие, но тревожные звоночки просто сводят с ума. Блу пытается забить на то, что произошло, но именно это и доказывает, что ей есть что скрывать.

Ее пристальный взгляд практически прожигает во мне дыру, но она, кажется, понимает, что я не поддаюсь на уговоры, не покупаюсь на эту чушь. В конце концов мы оказываемся в тупике. Блу отводит взгляд, смотрит в потолок. Я не могу прочесть ее мысли, но, черт возьми, она точно прекратила попытки изобразить улыбку, а это о многом говорит.

– Ты ничего не сможешь исправить, Уэст. Просто… забудь об этом.

Я делаю глубокий разочарованный вдох, и плечи наполняются невероятным напряжением.

О чем она умалчивает?

– И ты думаешь, на этом мы закончим? Я должен поверить, что он вообще ничего не говорил? Должен поверить, что ты разозлилась и разбила себе руку, потому что тебе не понравился салон его внедорожника или что?

Все еще глядя в потолок, она вздыхает.

– Проклятье, Уэст! Он просто… он не хочет, чтобы мы были вместе!

Последняя фраза слетает с ее губ неловко. Как будто она скорее положила бы руку на горячую плиту, чем произнесла эти слова вслух.

– И что?

– И что? – огрызается она, закатывая глаза. – Этот человек считает меня «отбросом с южной стороны». А ты, между тем, его гребаный наследник и все такое. Если подытожить, он не хочет, чтобы кто-то вроде меня портил твою репутацию.

Она настроена решительно. Хочет заставить меня поверить, будто у них был именно такой разговор, но это не сработает.

– Чушь собачья.

Блу усмехается, и я вижу, как ее переполняет разочарование, но мне плевать.

Еще одно драматичное закатывание глаз, и она снова поворачивается ко мне.

– Черт возьми, Уэст! Что мне еще сказать? Он не хочет, чтобы ты был со мной, не хочет, чтобы мы были вместе, не хочет очернять твой имидж. Конец истории, – огрызается она.

От гнева у меня закипает кровь, и я крепко сжимаю кулаки. Здесь есть что-то еще. Сокрыто намного больше, чем сказано.

Проходит несколько томительных секунд. Мы замолкаем. Это тупик. Я знаю, что будет нелегко заставить ее признаться во всей правде, но она должна это сделать. Единственный способ добиться успеха – это доверять друг другу. Во всем.

Еще один ее вздох означает, что она закончила говорить, закрылась и не позволит мне вытащить из нее то, чем она не готова поделиться.

– В тот вечер, когда я пришел, чтобы поделиться с тобой всеми своими тайнами, я объяснил тебе, почему нацелился именно на тебя, когда мы впервые встретились. Ты сказала кое-что, что застряло у меня в голове по сей день. Помнишь, что спросила?

Единственный звук в комнате – это ее сердитое дыхание, вырывающееся из раздувающихся ноздрей. Однако через несколько секунд я получаю хоть какой-то ответ – она качает головой.

– Ты сказала, что хватило бы одного простого разговора. Всего один момент доверия и открытости. Это запало мне в душу, и с тех пор я всегда был честен с тобой во всем, – добавляю я. – Ты, мои братья и Джосс – единственные люди на этой планете, которым я доверяю на сто процентов. Я знаю, ты видела много дерьма и прошла через него. Но знай: ты можешь мне доверять.

Она не сразу заговаривает, но я замечаю то, чего она сама, наверное, даже не осознает. Она дрожит. Конечно, это едва видно, но я подмечаю сразу.

– Со мной ты в безопасности, Саутсайд. Всегда.

И снова она молчит, но, по-моему, слегка смягчается. Поэтому я продолжаю говорить.

– Вопрос о том, заставлял ли Вин тебя что-то подписывать, был неслучайным. Я спросил, потому что он уже приходил к Кейси до моего приезда. Он заставил ее подписать договор о неразглашении – из-за того, что произошло между нами. Потом выяснилось, что он сделал то же самое с Паркер, а это значит, что он вышел на тропу войны, заметает свои и мои следы, но я понятия не имею, почему. Видеть Кейси и без того было странно, но еще страннее было узнать, что она уже встречалась с моим отцом. А еще хуже было то, что она постоянно оглядывалась по сторонам, будто боялась кого-то. Постоянно осторожничала.

Саутсайд моргает, и я могу только надеяться, что дело сдвинулось с мертвой точки.

– Он дал Кейси взятку, чтобы подсластить сделку. Думаю, так же он поступил и с Паркер, что объясняет ее недавний поход по магазинам. Однако во всем этом есть и светлая сторона. Если это вообще можно так назвать.

Брови Саутсайд приподнимаются – первая живая эмоция, которую я заметил за последнее время.

– Паркер подписала договор о неразглашении, а значит, она не может никому рассказать обо мне и Кейси. Мы смело можем идти к доктору Прайор. Можем рассказать ей о видео, а Паркер не сможет отомстить.

Саутсайд по-прежнему молчит, но смягчившееся выражение ее лица вселяет в меня маленькую надежду. Возможно, она приходит в себя.

– Я думала, ты рассказал только горстке людей, – говорит она. – Так… как твой отец узнал?

– Я тоже об этом думал. Моей первой мыслью было, что Кейси, возможно, проболталась кому-то, кроме Паркер, и информация каким-то образом попала к Вину. Хотя это кажется слишком большим совпадением. Он определенно знает то, чего не должен знать, но…

– Телефоны.

Я бросаю взгляд в сторону Саутсайд. Она что-то бормочет себе под нос, погружаясь в мысль, которой ей еще предстоит поделиться вслух.

– Ты о чем?

– Хантер сказал кое-что, когда я была у него в последний раз. Он сказал мне не доверять телефонам, и я… В то время я не сложила два и два, но это единственное, что имеет смысл. Это объяснило бы, откуда твой отец знает о тебе и Кейси. Как он получил ту фотографию, которой я поделилась только с Рикки. Я…

Она замолкает, уставившись в пол, когда до нее доходит тяжесть этого открытия. До нас обоих.

Неужели Вин действительно зайдет так далеко? Стал бы он отслеживать телефонные звонки и сообщения?

Как только я задаю себе этот вопрос, мне вспоминаются все другие темные делишки, которые он проворачивал в последнее время, и в это становится нетрудно поверить. Этот ублюдок более чем способен на такое, даже если главный вопрос все еще остается в силе – почему?

Что он выиграет, если будет следить за нами? Или что потеряет, если не будет этого делать и что-то ускользнет от него?

Решение уже принято. Я готов дать отцу отпор. Он знает, что я видел пост Пандоры, знает, что я в курсе того, что он сегодня поговорил с Саутсайд, так что, скорее всего, он этого ожидает. Я не буду раскрывать все свои карты, но он должен знать, на чьей я стороне.

На ее.

И так будет всегда.

Я снова смотрю на руки Блу, и они дрожат чуть сильнее, чем раньше. Это единственный признак того, что она не такая сильная, как можно предположить по выражению ее лица. Когда я переплетаю ее пальцы со своими, ее взгляд, затуманенный слезами, обращается ко мне.

– Он… угрожал мне.

Эти слова, как пуля, пробивают кожу, проникают прямо в мое сердце.

– И как бы сильно ты ни хотел ему подгадить, Уэст… ты не можешь, – добавляет она.

Мой взгляд становится жестче.

– Он не может продолжать заниматься этим дерьмом. Если я не дам ему ясно понять, что…

– Он сказал, что сделает больно Скарлетт.

Эти слова прерывают ход моих мыслей, и все, что я собирался сказать, вылетает из головы. Когда Блу сказала про угрозы, я предположил, что Вин попытается добиться ее исключения из школы или еще чего-нибудь в этом роде.

– Он сказал, что заберет ее у меня, – объясняет Саутсайд, встречая мой взгляд с отчаянием в глазах. – Но Уэст… он совершенно ясно дал понять, как легко будет заставить ее исчезнуть – заставить нас обеих исчезнуть – если я не буду сотрудничать, – добавляет она все тем же потрясенным тоном.