Тирлич постоял возле окна, помеченного крестиком, усмехнулся и, не постучав, пошел к дороге.

Дорога не спала. Меняли свет пешеходные столбики, зеленовато светлела флюоресцирующая разметка. Машины шли с неровными интервалами, иной раз по десять штук кряду. Временами движение замирало на несколько минут, тогда наступала хрупкая тишина, тревожная, заставляющая вслушиваться, когда же раздастся звук мотора. Потом вдалеке вспыхивали фары, свет нарастал, следом рождался гул, ровный, мощный; в то мгновение, когда машина пролетала мимо, звук менялся, словно автомобиль тонко вскрикивал, жалуясь на бесцельную езду. И, хотя понимаешь, что это всего лишь обман слуха, простейший акустический эффект, но когда стоишь у дороги ночью и слушаешь стоны убегающих автомобилей, в это не слишком верится.

Тирлич осторожно коснулся носком ботинка дорожного покрытия. Не отпускало дурное предчувствие, что, едва он ступит на дорогу, субстанция, так похожая на асфальт, вцепится в ноги и начнет жадно жрать. Навозные лепешки, оставленные волами, истаяли за десять минут. А сколько времени потребуется дороге, чтобы поглотить человека? Юный гид, рассказывая о развлечениях местной пацанвы, обмолвился, что иной раз от сбитого машиной и хоронить нечего. Судя по всему, это не фигура речи, так оно и бывает. Испугаются пацаны, убегут, не вытащив тело неудачника, а когда придут взрослые, мостовая уже чиста, как в день постройки.

Но ведь люди через дорогу ходят, а жители окрестных деревень и хуторков, собравшись в город, едут на телеге прямо по автотрассе. И ничего, волы копыта не стаптывают, и тележные обода остаются целы. Значит, система утилизации в дорожном покрытии включается не мгновенно. Дорога на то и дорога - двигаться по ней можно безопасно. Она уничтожает только неподвижное.

И все-таки ступить на твердое было страшно.

Пропустив три или четыре машины и дождавшись очередного зеленого периода, Тирлич внутренне сжался и перебежал на ту сторону. Разумеется, ничего особого не произошло, столбик зеленел еще минуты полторы.

Перейдя дорогу, он оказался совсем рядом с полосой, по которой двигались машины, и каждый раз, когда автомобиль проносился мимо, Тирлич чувствовал толчок воздуха, направленный от дороги, но заставляющий качнуться вперед. Так человека, стоящего рядом с железнодорожными путями, затягивает под колеса проходящего поезда.

Теперь Тирлич понимал, что значит «смутительное место» и как оно завораживает. Нестерпимо хотелось поднять руку, чтобы неведомое хотя бы на минуту прекратило свое коловращение и обратило внимание на человека. Пропасть всегда манит к себе, заряженный пистолет гипнотизирует черным зрачком дула, и нужно быть горцем или профессиональным военным, чтобы не слышать смертельного зова. Нужно быть рассудительным мальчиком Коршем или сонным дядькой Маганом - тогда сможешь жить рядом с дорогой, воспринимая ее как нечто само собой разумеющееся.

Столбик зеленел, обещая, что машины пока не будет. Тирлич неуверенно поднял руку, но тут же быстро опустил ее, спрятал обе руки за спину, крепко сцепил пальцы, словно боялся, что рука самовольно поднимется и остановит спешащий автомобиль.

- Эй!..

Тирлич вскинул голову и увидел Корша. Мальчишка бежал, размахивая руками. Перед самым носом бегущего столбик переменил цвет, предупреждая, что через дорогу идти нельзя. Мальчишка заметался вдоль обочины, а потом рванул поперек трассы.

Хотя Тирлич помнил, что столбики показывают время с запасом, в расчете на неспешного пешехода, внутри у него все оборвалось в ожидании неминучей беды. Однако мальчишка перебежал благополучно и, тяжело дыша, остановился рядом с Тирличем.

- Вы чего? Жить надоело?

- По-моему, это тебе жить надоело, - заметил Тирлич.

- Это я из-за вас. Так и знал, что умотаете сюда один.

Черный автомобиль просвистел мимо, позволив Тирличу выдержать паузу и не отвечать.

- Во, зеленый зажегся, - сказал Корш. - Пошли отсюда.

- Погоди… ты мне вот что ответь: если не останавливать машину, а просто пойти по дороге, по безопасной стороне, то куда придешь?

- Никуда.

- Как это?

- А вот так. Не будешь же век шагать, когда-нибудь устанешь, а останавливаться на дороге нельзя. Сойдешь на обочину отдохнуть, тут-то дорога и потеряется. Раз - и нет ее, как не было. Выбирайся потом лесом.

- А на автомобиле никто не пробовал? Не на этих, а на своем.

- Думаете, вы один такой умный? Люди по-всякому пробовали, да обломались. На своей машине ехать - бензин кончится, а заправок тут нет. В позапрошлом годе один такой приезжал. Рванул прямо по опасной стороне с черными наперегонки. А толку?.. Все равно пришлось затормозить, и, пока он из канистры в бак бензин переливал, дорога ему колеса проела. Пришлось пешком возвращаться, благо, что запасы еды были. За неделю дошел, хорошо, что живой, а то некоторые так и пропадают. В городе на этот счет болтают всякое, что, мол, и на своей машине можно доехать до конца дороги, но я тому не верю. Они или спать на дороге улеглись, или в лесу сгинули. По-моему, так выходит.

- Слушай, а на вертолете никто не пробовал над дорогой пролететь?

- Не… вертолетов у нас не было.

Наступил долгий красный период, машины шли с завидной регулярностью, через каждые полминуты. Отблеск на облаках, свет фар, вой пролетающего автомобиля. Зрелище, конечно, впечатляет, но ничего особо красивого в нем нет. Соврал приезжавший прежде Тирлича турист или просто допустил поэтическое преувеличение.

Дождались зеленого, перешли дорогу.

- Если я проголосую, - не унимался Тирлич, - а когда машина остановится, не стану в нее садиться… что, меня туда силком потащат?

- Она просто не остановится, - хмуро ответил мальчишка. - Они как-то знают, кто всерьез голосует, а кто из баловства. Тут об этом такую историю рассказывают… Жила у нас одна девица. Красивая, многие за ней ухаживали, но все впустую, потому как характер у нее был взбалмошный. Очень ей хотелось, чтобы парни по ней страдали, а она перед ними выкобенивалась. Знаете, бывают такие девки, что со всеми заигрывают, но никому «да» не говорят. В конце концов народ это понял, и стали от нее ухажеры отпадать. Один только и остался, самый затруханный. Стало ей это обидно, и объявила она, что нет для нее в городе ровни и, раз все такие изменщики, она уедет отсюда навсегда. Вышла к дороге и подняла руку. И что бы вы думали, простояла на виду у всего города с поднятой рукой целых два часа. Никто не притормозил. Делать нечего, вернулась домой и послала к последнему убогому кавалеру сказать, что согласна за него замуж. Только тут уже он отказался. Кто к дороге с поднятой рукой выходил - хуже порченного считается, у нас с ним никто дела иметь не будет.

- И чем все кончилось?

- Да ничем. Помаялась она сколько-то времени да и бросилась под машину. Так ее дорога и тут не приняла, откинула на сторону. Пришлось ее за кладбищем закапывать. Так-то у нас самоубийц нету, только она за оградой лежит.

- Что-то твои истории одна мрачней другой, - заметил Тирлич.

- Как же иначе? - удивился Корш. - По-другому неинтересно будет.

- Что же твоя девица просто не уехала из города? На поезде.

- На поезде можно по делам съездить, а потом вернуться. Навсегда наши из города на поезде не уезжают. У нас - дорога.

Дальше шли в молчании. В голове у Тирлича теснилось множество вопросов и предположений, но все они начинались с инфантильного зачина «а если…», который и без того слишком часто звучал в последнее время.

Возле гостиницы Тирлич остановился и протянул Коршу серебряный талер.

- Считай, что это за спасение моей жизни. Но больше через дорогу на красный не бегай.

- Вы бы лучше мне часы подарили, - сказал Корш, шмыгнув носом.

- Ничего себе! Часы двадцать талеров стоят. И потом: что же, я сам без часов останусь?

- Я ведь вижу, вы все равно по дороге уедете, и останавливать вас бесполезно. Сегодня я успел, так вы завтра сбежите и пропадете ни за грош. Так что часы вам больше не понадобятся. А мне бы они пригодились.