Это и есть дорога? - спросил Тирлич. - Она самая! - мальчишка, вызвавшийся проводить приезжего, с готовностью кивнул. Лента дороги лежала перед ним. Серое покрытие (язык не поворачивался назвать его асфальтом), белые строки разметок. Три ряда движения в одну сторону, три - в другую. И никаких ограждений, отбоек, дорожных знаков. Обочина никак не обустроена: ни съездов, ни кювета… ничего. Просто серое покрытие заканчивается, и начинается земля. Здесь она вытоптана, серая, под стать дороге, а в других местах, говорят, растет трава или лес подступает вплотную к дорожному полотну.

- А вон переход, - мальчишка махнул рукой в сторону невысокого красного столбика. - Идемте покажу.

Столбик был не металлический, а словно бы пластмассовый. Впрочем, Тирлич знал, что эта пластмасса не поддается никакому инструменту. Столбик несокрушим, как и вся дорога.

- Это он цвет меняет?

- Ага. Он сейчас красный, чтобы никто через дорогу не ходил. Скоро машина пойдет, сбить может.

- А животные как же? Корова у кого-нибудь потеряется и выпрется на трассу. Ей на цвет столбика плевать.

- Не… ничего не будет. Животные, знаете, как дороги боятся? То есть не боятся ни капельки, но сами по себе на дорогу в жизни не ступят. Наши, когда на волков охотятся, знают, что со стороны дороги можно флажками не обкладывать, туда они и так не пойдут. А деревенские коров у самой дороги пасут и стадо, когда нужно, через дорогу гонят - и ничего. Только телята к матери жмутся.

- Это что, машина? - спросил Тирлич, указав на черневшее вдали пятно.

- Не… - парень прищурился, приложил ладонь козырьком ко лбу. - Из хуторских кто-то едет. Не иначе, на ярмарку намылился. На возу едет, и волы запряжены. Кто - не разобрать, далеко еще.

- Он что, на волах прямо по трассе? - ужаснулся Тирлич.

- И чего такого? Он же по правой стороне. Там можно.

- А волы машин не пугаются?

- Не… Это кони могут понести, а волам по фигу.

Сзади донеслось негромкое гудение - звук работающего мотора. Тирлич не успел оглянуться, как мимо пронесся автомобиль. Рассмотреть его толком не удалось, но что это именно автомобиль, сомнений не было. Стремительные обводы, низко поставленный мост, красные стоп-сигналы в два ряда. Фигуру водителя не различить за тонированными стеклами, хотя на такой скорости все равно ничего бы не удалось рассмотреть.

«Километров двести пятьдесят, - прикинул Тирлич. - Хорошо идет…»

Несколько секунд автомобиль дразнил взгляд красными огнями, затем исчез из виду.

- Сейчас еще будет, - сказал мальчишка. - Видите, столб красным остался.

Тирлич оглянулся, ожидая увидеть еще одну летящую машину.

- Никого…

- Так она еще далеко. Не видать. Столбики с запасом время показывают, чтобы можно было неспешно дорогу перейти.

- А если кто на красный пойдет?

- Это как повезет, - рассудительно ответил мальчишка. - Иной пробежит, а кого и собьет, всяко бывает.

- И часто люди тут погибают?

- Случается. У пацанов игра есть дурная. Пропустят машину и, не глядя, какой цвет, через дорогу бегут. А следующая машина, может, за первой впритык идет, у них на это никакого правила нет. Повезет перескочить, он и хвастает смелостью. А случается, что и хоронить нечего.

- Сам небось тоже бегаешь?

- Я ученый. Я еще шкетом был, когда при мне Котьку машиной сшибло. Дало так, что только брызги полетели. А я у самого края стоял, так меня всего кровью изгваздало. Я ажно зашелся, без памяти домой принесли. С того я даже при зеленом столбе через дорогу иду с опаской.

- Правильно делаешь. А на месте взрослых я бы и вовсе вдоль дороги ограду поставил.

- Ага… удержит она, как же.

Там, где лента магистрали сливалась с горизонтом, возникло неприметное поначалу движение, блеснули притушенные солнечным днем фары, запоздало возник нарастающий звук мотора. Черный автомобиль мелькнул и исчез. Придорожный столбик сменил окраску, засветившись зеленым.

- Хотите, можно на ту сторону сходить, - предложил гид. - Только там ничего интересного нет.

- Погоди. Ты вот что скажи: если машина кого собьет, она что же, не останавливается?

- С чего ей останавливаться? Нешто там люди сидят? Говорят, будто там вовсе никого нет, сама по себе едет.

- Я слыхал, что если встать у дороги и голосовать… ну… стоять с поднятой рукой, то машина может остановиться. Это правда?

Мальчишка в сомнении пожевал губами, потом вздохнул и сплюнул в придорожную пыль.

- Я так и знал, что вы будете про это спрашивать…

- И все-таки?

- Я откуда знаю? Мне еще жить не надоело… Говорят, правда.

- А сам видел, как другие уезжали?

- Не… Сам не видел.

- И никто из тех, кто уезжал, назад не вернулся?

- Может, кто и возвращался, только мы про такое не знаем. Наши вообще редко уезжают, все больше приезжие, вроде вас.

На этот раз звук послышался с другой стороны. Неспешный, деревенский. Скрипели колеса, глухо тупали по твердому копыта волов. Повозка, которую они разглядывали издали, достигла наконец стоящих при дороге людей.

- Здрасьте, дядька Маган! - громко поздоровался мальчишка. Усатый возница прикоснулся двумя пальцами к полям шляпы,

молча кивнул. Повозка проследовала мимо, один из волов на ходу ронял лепехи жидкого навоза.

- Что же, с той стороны машины никогда не едут?

- Нет, конечно. С чего бы им с той стороны ехать?

- А с этой с чего?

- С этой они всегда едут. А зачем да почему - вы лучше не думайте, а то с непривычки с ума сойти можете.

- Вы, значит, привычные…

- Мы - привычные. Вон хуторские знай себе катаются в город да обратно, но только по этой обочине. У них в город и дороги другой нет; зачем, если тут такая благодать. Они так полагают, что с паршивой овцы - хоть шерсти клок. А если спросить у мужика, зачем ему дорога, так он и в хрюкало заехать может.

- Чистит дорогу кто? - спросил Тирлич, скользнув взглядом по навозным лепешкам.

- Она сама чистится. Вот увидите, через полчаса от этих лепех и следа не останется. Вы только не вздумайте на дорогу ничего кидать. Говорят, она мстит тем, кто нарочно гадит. Волам ничего не будет, а человеку не простит.

- Как она может мстить?

- Так и может. Задумается человек и попрется на красный. А машина тут как тут, да и не одна. Косяком пойдут, так что тело никто достать не может, пока его дорога нацело не сожрет.

- Жуткие вещи ты рассказываешь…

- Уж какие есть. Не я их придумал. Тирлич взглянул на часы.

- Пожалуй, мне пора. Номер в гостинице, должно быть, уже готов. Пойду отдыхать.

Он достал пару серебряных монет, протянул их провожатому. Пацан, не ожидавший такой щедрости, просиял.

- Знаете, что еще здорово? Ночью сюда прийти. Особенно, если тучи низкие. Машины фарами издали светят прямо на облака: вжик! - как молния или зарница. Тут до вас был один, так он говорил, что в жизни ничего красивее не видал. Хотите, я вас отведу? Хоть бы и сегодня ночью…

- Честно говоря, не знаю. Устал с дороги.

- Тогда вот что сделаем. Я вам покажу, где живу, а вы, как надумаете, стукните мне в окошко. Я мигом выскочу и провожу.

- Ты прирожденный чичероне, - сказал Тирлич.

Судя по всему, мальчишка не знал этого слова, но возражать не стал. Не ожидая особой платы, он проводил Тирлича до дверей гостиницы, указав по дороге свой дом и отметив крестиком окно, в которое следует стучать, когда потребуется ночная экскурсия.

- Как тебя зовут, чичероне?

- Корш, - кратко ответил пацан.

- Парни тебя Коржиком не дразнят?

- Я им подразнюсь… - пообещал Корш, показав неожиданно большой костистый кулак.

- Тогда я тоже остерегусь дразниться.

- Дразнитесь как угодно. Вы только без меня ночью к дороге не ходите.