Взяв из рук торговки молоко, он жестом приказал шофёру Пете расплатиться. Тот сунул ассигнацию в руки женщины-молочницы, дав понять кивком головы, что сдачи не надо.

– А птицы, господин-товарищ, молочко-то не клюют,– пояснила торговка, – Они его, как люди, пьют.

Осиновский приложился губами к трехлитровой банке с молоком.

Потом он угрюмо посмотрел на женщину и слепую девочку и сказал:

– Да на кой чёрт нам с вами сдались всякие… птицы! Тут люди страдают. Ты что, девчонка, совсем ничего не видишь? Даже меня, такого большого?

– Совсем ничего не вижу, даже вас,– девочка прижалась щекой к телу матери.– Но я, дядя, хорошо слышу. За вами смерть стоит. Будьте осторожны. Она, где-то, рядом. Когда деньги на операцию насобираем для меня, то, люди добрые говорят, что буду видеть. Ваша смерть даже не стоит рядом с вами, а рядом ходит. Я шаги её слышу.

– Да, моя Полина очень хочет на мир посмотреть, – вздохнула женщина-молочница. – Ведь всё ей в новинку станет. Интересно.

– Да что на него смотреть-то, – проворчала старушка с клюквой. – Разве это Эрмитаж какой-нибудь, чтоб его разглядывать? Чего хорошего-то в мире нашенском? Одна сплошная дрянь! Когда свою нищенскую пенсию получаю, то от удивлённости зрение и подсаживается. А в магазин за продуктами пойду, так что и сколько стоит, рассмотреть не могу. Не получается никак.

– Какая-то фантастика вокруг вас образовывается, уважаемая дама, – заметил Осиновский. – Что-то совсем непонятное. Раговоры какие-то… не совсем приемлемые для нашего процветающего общества.

– Никакой фантастики, – возразила старушка.– Люди, которые не очень-то процветают, поголовно и глохнут, и слепнут, чтобы всяких кошмаров не видеть и не слышать. Им… надоело. Чего только одно центральное телевидение стоит. Посмотришь пять секунд – и ясно становится, что они там… сошли с ума. Но, видать, сами-то понять этого не могут или не желают. Дураку ведь не докажешь, что он умом слабоват.

– Вредные разговоры ведёте, – упрекнул старушку Григорий. – Почти… экстремистские. Ведь, кроме этой девочки, что-то вы все, так или иначе, видите и слышите!

– Совсем немного и местами, – пояснила старушка. – Вот сейчас, например, я тоже слышу, что тут, совсем рядом, смертушка ходит. Но за кем она явилась, не ведаю. Может, и по мою душу. Если что, так я и не особо против.

Охранники и шофёр Петя адекватно и моментально среагировали на данное предупреждение, огляделись вокруг. Но кроме двух совсем юных проституток и молодого лейтенанта в пятнистой общевойсковой защитной форме и берцах, никого и ничего подозрительного не заметили. На поясном ремне у молодого офицера весела кобура, явно, не пустая. Понятно, что там находился ПМ – пистолет Макарова. Вооружён, причём, и не скрывал этого.

На Ковалёва с нескрываемым подозрением смотрел Григорий. Как говорится, мало ли тут ходит всяких ряженых. А тут под их охраной особенный и непростой человек – Родион Емельянович Осиновский. Его очень многие знают и уважают и в правительстве, да и с президентом он не однажды встречался.

Но у Виктора имелись свои тревоги и заботы. Какой-то там представитель крупного бизнеса вместе со своей компанией был ему, как говорится, до фонаря. Просто выдалось свободное время у Ковалёва, и шёл он по дороге, возвращался пешком почти из довольно большого придорожного села в свою воинскую часть.

Он выкроил время для того, чтобы чуть больше часа побыть рядом с любимой девушкой, студенткой Санкт-петербургского медицинского университета Лидой Расковой. Она не просто гостила здесь у своей бабушки Анны Трофимовны, сердобольной и приветливой старушки, сухонькой и седовласой, но довольно бойкой и энергичной женщины. Пенсионерка на своём участке выращивала кое-какие фрукты и овощи, кур держала. В выходные дни Лида ей помогала по хозяйству.

Родители Лиды Алексей Сергеевич и Марина Анатольевна проживали довольно далеко от Москвы и Санкт-Петербурга, можно сказать, на краю света, в Чукотском национальном округе, в посёлке Билибино. Работали операторами на тамошней атомной электростанции. Там и её старший брат Максим с семьёй обосновался. Трудился на АЭС наладчиком оборудования. Они, конечно же, деньгами помогали и Анне Трофимовне, и Лиде. В общем, обе не бедствовали.

А здесь в небольшом домике у бабушки студентка спокойно готовилась к экзаменам и сейчас успешно сдавала весенне-летнюю сессию.

В вузовском общежитии, где она постоянно проживала, всегда кто-нибудь отвлекает от занятий. А здесь, у бабушки, удобно. Да и Питер не далеко. Сел на автобус – и в городе. В общем, особо мешать Ковалёв ей не стал, пусть сдаёт свои экзамены и переходит на третий курс. Впереди у неё – летние каникулы. Жаль, что его не будет рядом с ней. Но пока он ничего ей не сообщал о своей предстоящей командировке. Наверное, она его будет ждать. Ведь, как будто, любит.

Правда, у неё взрывной характер. Иногда ведёт себя непредсказуемо. Может обидеться совершенно беспричинно, не понять очень простой и безобидной шутки. Но очень красивая – стройная, голубоглазая, волнистый волос на голове каштанового цвета. При этом, всё-таки, он безоглядно полюбил её не потому, что она очень симпатичная – густые длинные ресницы, алые губы… Нет, ему сразу же показалось, что он знал Лидию всю жизнь и она всегда была с ним рядом. Просто самое настоящее… родное лицо, да и, как будто, и душа.

Познакомились они прошлой зимой. Она, как обычно, в выходные дни гостила у Анны Трофимовны. Ковалёв чисто случайно встретил её на улице не такого уж и маленького придорожного села. Поговорили, можно сказать, ни о чём, а потом изредка начали встречаться… Но оба в отношении друг с другом вели себя сдержано, только иногда целовались. Не решались перейти через грань своих взаимоотношений. Может быть, были оба чрезмерно стеснительными. Ведь по-разному складывается личные отношения у парней и девушек с людьми противоположного пола.

До расположения воинской части ему прямо по обочине шоссейной дороги идти ему предстояло недолго. Небольшая проблема всего-то, шесть-семь километров прошагать. Да и Ковалёв особо никуда и не торопился. Перед командировкой генерал-майор Ягодин дал ему возможность чаще отдыхать. А то, что он сейчас в форменной одежде и при оружии, в обойме пистолета семь патронов, так это распоряжение Геннадия Михайловича.

По приказу Ягодина, в связи с возникшей сложной ситуацией, созданной монстрами, офицеры и прапорщики обязаны были постоянно иметь при себе личное оружие. Воины из числа рядового и сержантского состава на неопределённое время лишались возможности находиться в увольнительных, даже на несколько часов. Зачем им лишний раз рисковать собственной жизнью? Проводили свободное от службы время в расположении части.

Ненадолго Ковалёв задержался у придорожного торгового ряда. Выбор частных консервированных солений и варений был не велик. Конечно же, сердобольная и радушная бабушка Лидии предлагала ему литровую банку с яблочным повидлом домашнего приготовления и что-то ещё, но Ковалёв отказался. Поскромничал.

Но, немного подумав, всё же, он купил солёные огурцы в двухлитровой банке, вместе с полиэтиленовым пакетом. Может быть, пригодятся.

К нему, всё же, вальяжной походкой подошёл телохранитель Григорий и сурово сказал:

– А вот я, молодой человек, хотел бы, чтобы ты предъявил нам свои документы. Может быть, ты совсем и не лейтенант Российской Армии, а какой-нибудь ряженый.

– Да будет вам известно, господин с наклонностями уличного хама, – коротко, но довольно ясно ответил Ковалёв, – что любые документы можно запросто за сходную цену приобрести в подземном переходе Москвы и Санкт-Петербурга.

– Я повторяю! Документы! – и уже значительно вежливей пояснил. – Я отвечаю за жизнь очень важного и уважаемого господина. Мы сопровождаем самого Осиновского.