— Отпусти меня, психопат чертов! — захрипел в ответ яростно упирающийся Пэже, потерявший где-то на полу соскользнувшие с носа очки. Каким-то чудом Жан-Люк исхитрился цапнуть, в процессе насильственного перемещения, со столешницы смартфон и даже на ощупь набрал там экстренный вызов.

— Жандармерия. Что там у вас? Говорите, — по громкой вдруг раздался из динамика гаджета недовольный голос женщины-оператора.

— На помощь! Убивают!.. — заверещал тут же, как полоумный, в ответ Пэже.

— А ну-ка дай сюда!.. — заломив руку толстяку, я вырвал смартфон из его потной ладошки.

— Месье, оставайтесь на линии и назовите свой адр… — недоговорив, запущенная мною в ближайшую стену тонкая пластинка современного телефона разлетелась на десятки мелких осколков.

— Ааааа!.. — заблажил прижатый следом к стене толстяк.

Пришлось его отпустить и провести отрезвляющую профилактику. Затяжная серия из двух десятков жестких апперкотов по неумело вскинутым предплечьям, животу и груди возымела волшебный эффект, толстяк заткнулся и затравлено забился в угол.

— Гони контракт, сука! Иначе забью нахрен! — зашипел я на трясущегося от боли и ужаса директора, и для пущего эффекта слизнул кровь с костяшек правого кулака. Увы, свою — из-за неосмотрительно сброшенных на стол перчаток, не привычные к жесткой рубке костяшки актера, после серии апперкотов, покрылись кровавыми ссадинами. — Ну! Живо!

Последний окрик возымел эффект. И на полусогнутых метнувшийся в шкафу Жан-Люк тут же выдернул из пестрого многообразия выстроившихся в пять рядов разноцветных корешков малиновую папку со второго ряда. Быстро пролистав ворох хранящихся в ней и зафиксированных стальными скобами пухлых файлов с документацией, ближе к концу он добрался-таки до нужного и вытряхнул из целлофановой оболочки стопку бумаг, сшитых с верхнего левого края единственной скрепкой.

— Вот и стоило так упрямиться из-за такого пустяка, — хмыкнул я, выдергивая из трясущихся пальцев толстяка контракт Бэне.

— Все равно, тебе это с рук не сойдет, — рискнул окрыситься в ответ Жан-Люк. — Когда я сниму следы побоев…

— Ой, я тебя умоляю, какие следы побоев, — отмахнулся я. — По роже я тебя не бил. А на таких жирных телесах гематомы еще не скоро проступят. Если вообще появятся.

— А разбитый телефон⁈ А насильно прерванный звонок в?..

— Слышь, балабол, заткнись, пожалуйста, читать мешаешь. Или я ща сам тебя заткну!

— Да молчу я, молчу, — затравленно вжался в стену Пэже.

— Ну че там? — буркнул я под нос, неспешно листая разложенный на столе контракт… В отличии от разговорного французского, текст на чужом языке (как выяснилось только что) давался мне гораздо труднее. Читать-переводить французские слова я мог, но делал это неуклюже-медленно, и без помощи Каспера мое изучение многостраничного контракта грозило затянутся на часы. Что, разумеется, было недопустимо, учитывая наше аховое положение в фактически захваченном силой директорском кабинете.

Потише переворачивай, читать не успеваю, — заворчал в ответку Каспер.

— В смысле?.. — неожиданно в параллель с соседом откликнулся и слухастый директор.

— Млять! Те че было сказано⁈ — зло зыркнул я на Жан-Люка.

— Ну ты ж вопрос задал? — примирительно развел руками толстяк.

— Так не тебе ж!

— А кому тогда? Нас же здесь двое.

— Млять!..

От повторной взбучки директора спас Каспер, вдруг заоравший под черепушкой:

Вот оно! Кажись, нашел!

Глава 35

Последний лист контракта, к которому привлек мое внимание Каспер, определенно чем-то неуловимо отличался от стопки предыдущих, однако чем именно — дошло до меня не сразу.

Сложенные в слова ряды букв оставались здесь такими же убористыми и безупречно ровными, как и остальной, отпечатанный на принтере текст контракта. Но обнаруженные при более внимательном изучении: чуть изменившийся цветовой тон чернил, появившийся легкий наклон и замена части печатных букв прописными аналогами, привели к шокирующему открытию, что завершающая часть длинного документа вовсе не печаталась на принтере с остальным текстом, а была написана от руки.

— Ну вот же, полюбуйтесь, — я сунул последнюю страницу под нос директору. — Здесь черным по белому прописано: «…обязуется всячески содействовать активному продвижению актерской карьеры Сача Бинэ…» и «…гарантирует по итогам года попадание актера Сача Бинэ в сотню самых высокооплачиваемых артистов Франции…». А от меня требуется лишь: «…максимально достоверно соответствовать образу персонажа — маркиза де’Бинэ Сача…» и «…достойно выносить все тяготы вживания в роль далекого предка…». Я свою часть обязательств исполнял безупречно. А вот ваша студия…

— А при чем здесь моя студия-то? — негодующе фыркнул в ответ Жан-Люк. — Ты глаза-то разуй! То, что ты мне показываешь, Сача, это лишь приложение к контракту — отдельный документ, заключенный между вами с дядей, к основному студийному контракту отношение имеющий весьма опосредованное. Потому с требованием исполнения обязательств, прописанных здесь, ко мне ты обратился точно не по адресу. Это дядька взял на себя письменные обязательства превратить тебя в звезду экрана, а вовсе не моя студия. Уж извини, дружище, но предъява, определенно, не по адресу.

Выходит, ты оказался прав: скотина Франц обвел меня вокруг пальца, — заныл Каспер в параллель с объяснениями месье Пэже. — Когда давали контракт для прочтения, этого приложения там точно не было. Вероятно, дядя незаметно подсунул его перед подписью. Ненавижу гада!..

— Но, ведь, без вашей помощи, дядя Франц не сможет сделать из меня знаменитого актера? — спросил я директора.

— Повторяю, вопрос не ко мне. Езжай у своему хитрецу-дядьке и требуй объяснения от него, — заметно приободрившись от моей растерянности, Жан-Люк отступил от стены и даже попытался выдернуть листы контракта из моих пальцев. — А пока что, будь добр, вернуть подотчетный документ…

— А хотите фокус? — перебил я, легко вырывая листы контракта обратно их потной ладони толстяка.

— Сача, прекращай! Эта шутка уже чересчур затянулась! — начал было снова возмущаться Жан-Люк и вдруг ошарашенно примолк, когда я, смачно харкнув на ладонь, провел ей по рукописному тексту приложения.

Влага слюны легко размыла чернила, и за проведенной ладонью на бумаге остался безобразный багровый след.

— Ну это, знаешь ли, переходит уже все границы! — взъярился очухавшийся от короткого столбняка Жан-Люк и, цапнув за контракт уже двумя руками, таки вырвал его у меня. — За порчу документа ответишь отдельно! И…

— Глаза разуй, директор, — перебил я, демонстрируя испачканную бурыми разводами ладонь. — Это ж не чернила вовсе, а кровь!

— Да полно чушь-то нести! — заспорил Жан-Люк. — Сам специально своей кровью документ испачкал!

— Ааа!.. — отмахнулся я от прижавшего контракт к груди толстяка и шепотом добавил: — Каспер, если хочешь избавиться от этого дерьма, повторяй за мной.

— Что ты там бубнишь? — насторожился слухастый толстяк.

— Я разрываю кровавый договор с Францем Бинэ… — торжественно продекламировал я, игноря директора.

Я разрываю кровавый договор с Францем Бинэ… — эхом откликнулся под черепушкой Каспер.

— … Из-за несоблюдения последним возложенных на себя обязательств!

…Из-за несоблюдения последним возложенных на себя обязательств!

— Да ты рехнулся, Сача! — попятился от меня в дальний угол Жан-Люк.

Я же, не обращая внимание на испуганного директора, мазнул испачканной правой ладонью по костяшкам левой и, добавив таким макаром свежей крови Сача к чернильной крови Франца, душевно припечатал себя в солнечное сплетение.

Прислушавшись к внутренним ощущениям, никаких физических изменений от наложения кровавой печати я не почувствовал. Зато через несколько секунд услышал вой приближающихся полицейских сирен из окна.

— Ну все, допрыгался! Это точно по твою душу! — позлорадствовал из своего угла Жан-Люк.