— Бро, да че ты, как не родной, там в сторонке топчешься, — снова напомнил о себе прилипчивый, как репей, Пауль. — Иди, с нами постой. Вместе ж дымить, всяко, веселей.

Вик не решился перечить плечистому великану и, сделав несколько шагов, оказался в тесном кругу чужой компании.

— Погодка, конечно, сегодня… — проворчал рыжий толстяк Франц, разрежая возникшую с появлением нового человека неловкость.

— Угу, лютая духота, — закивал Пауль. — Да еще этот пух тополиный в ноздри норовит залететь. Достал, сука!

— Дык, июль, мать его! Середина лета, бро, че ты хочешь! — фыркнул Зидан — второй негр в компании, ростом гораздо ниже лидера, но почти не уступающий Паулю шириной плеч.

— Зато тут, в тенечке, ничтяк, — выдыхая облако ароматного дыма, вставил свое слово и четвертый член опасной компании — белый, лысый, носатый дрищ, с дурацкой татуировкой на шее и брутальным пирсингом в брови.

— Это да, — важно покивал великан Пауль и, резко переключившись на заскучавшего Вика, спросил: — Бро, так че там Бинэ?

— Без понятия. Со вчерашнего дня не видел его и не слышал, — развел руками Вик и неожиданно для самого себя вдруг разоткровенничался: — У нас, между прочим, из-за этого говнюка малохольного вчера съемочный день медным тазом накрылся. И сегодня уже на десять минут опаздывает, гаденыш. Я, собственно, вышел-то сюда, парни, чтоб глянуть: не здесь ли Сача задержался. И пендаля прописать опоздуну этому для скорости.

— Да ты крут, Вик! Дай пять, бро! — живо отреагировал на выступление «средневекового слуги» стоящий по правую руку от него Зидан и подставил тут же соседу под отбой пятюни открытую ладонь.

— Увы, бро, но, боюсь, у меня для тебя плохие новости, — обломал через секунду веселье хитро прищурившийся Пауль. — Мне тут сорока на хвосте принесла, что с Бинэ нашим сегодня по дороге на студию приключилось досадное происшествие. И он с подружкой своей жопастой теперь сюда еще не скоро доковыляют. Скажу больше: вообще, не факт, что сегодня они здесь появятся.

— Почему доковыляют-то? — удивился Вик. — Его ж Кати на моцике гоняет?

— Гоняла, — хмыкнул, опередив великана, носатый Соломон, под одобрительное хрюканье-хихиканье соседа толстяка Франца.

— Потому что отвечать надо за косяки свои! — без ноты веселья в голосе, объявил мигом сделавшийся серьезным сосед Зидан и, цапнув Вика за шею, прошипел, злобно глядя ему в глаза: — Или, скажешь, я не прав?

— Парни, да я, вообще, не приделах, — тут же включил заднюю ссыкун Вик.

— Зидан, успокойся, — шикнул на раздухарившегося приятеля Пауль. — Вик нормальный, ровный пацан, и…

— Э-э, парни, гляньте, а это, часом, не они? — перебил товарища толстяк Франц, единственный из пятерки периферийным зрением отслеживающий окружающую обстановку и, соответственно, первым заметивший знакомый мотоцикл, на низких оборотах почти беззвучно подруливающий к крыльцу студии.

Пока четверка мирно беседующих курильщиков неторопливо оборачивалась на зов толстяка, сидящий сзади мотоциклист-пассажир, на ходу спрыгнув с сиденья, со всех ног понесся к тусующейся на крыльце компании.

Дальнейшие события, рванув с места в карьер, продолжили развиваться так феерично, что ошалевший от развернувшегося в шаге от него кровавого экшена Вик, едва признав в безликом (из-за глухого мотоциклетного шлема на голове) агрессоре-налетчике тихоню Сача, мгновенно позабыл о недавном обещании отвесить молодому партнеру пендаля, и позорно сбежал со ставшего вдруг опасным для здоровья крыльца обратно в духоту студийного холла.

Меж тем, едва не трясущийся от ярости одинокий мотоциклист в толстых крепких перчатках, эдаким петушком наскочив на Пауля со товарищи, как на стайку проштрафившихся кур-несушек, принялся щедро отоваривать сериями хлестких кулачных ударов четверку неумело прикрывающихся врагов…

Не прошло и десяти секунд с начала бескомпромиссного побоища, а трое из четверых выпендрежников (снискавших в местном студийном бомонде себе славу опасных типов, с которыми лучше не связываться) уже с поломанными носами и челюстями в глубоком ауте валялись на плитах крыльца и тихо булькали кровавыми пузырями. Продержавшийся же дольше своих бедолаг-дружков Пауль, в отчаянье выставив перед агрессором широкие открытые ладони, взмолился о пощаде:

— Братан, меж нами просто недоразумение вышло! Давай успокоимся и поговорим! Я готов компенсировать…

Договорить высоченному афро-французу не позволила беспощадная серия кулачных ударов неумолимого Сача. Которая, легко пробившись через неуклюжий заслон из ладоней, сперва бомбардировкой печени заставила рослого противника сложиться пополам, далее разворотила в кровавую кашу искривленное судорогой боли лицо, и под занавес парой «контрольных» в височную область милосердно «выключила свет» перед заплывшими глазами изуродованного гиганта.

Когда последний противник рухнул на густо заляпанные кровавыми брызгами плиты крыльца, одинокий мотоциклист деловито обтер испачканные перчатки о рубашку нокаутированного Пауля и, с сознанием выполненного долга, двинулся навстречу поднимающейся на крыльцо подруге.

Глава 33

— О боже, сколько крови! Что с ними? Они хоть живы? — заохала Кати над телами избитых мною врагов.

Ой, натворил делов. Ой, натворил… — вторил ей тут же подкаблучник Каспер.

— Да нормально с ними все. Просто в ауте отдыхают, — фыркнул я в ответ снисходительно, по примеру Кати сдирая с потной головы мотоциклетный шлем.

— Зачем ты, вообще, на них напал? Тут же всюду камеры, дебил! — зашипела на меня бледная, как мел, девушка. — За такое зверское насилие тебя теперь точно со студии попрут! А могут и вовсе в тюрьму посадить!

Как это в тюрьму?.. Э-э, как там тебя, партнер, мы так не договаривались! — запаниковал Каспер.

— Не я начал эту войну… Забыла? С подачи этих уродов у нас полчаса назад моцик пытались отжать!

— Ага. Который, млять, в ипотеке, — подбоченившись, поперла на меня разгневанная Кати. — Но после того, как тебя за этот ужас, — она махнула рукой на четверку побитых утырков, начинающих с матерными стонами подавать первые признаки жизни, — уволят, к хренам, со студии, нам нечем станет оплачивать следующих взнос за мотоцикл. И банк отберет у нас его на совершенно законном, заметь, основании.

— Э-э, успокойся. Хорош нагнетать-то. Никто ж никого не уволил пока, — возразил я.

Дорогая, я был против! Это все он! — воспользовавшись паузой, в параллель заскулил Каспер.

— Пока… — передразнила меня Кати и продолжила распекать: — А еще мы не сможем в срок оплатить аренду, и хозяйка нас выставит из квартиры на улицу. И когда наш малыш Жюль спросит тебя: как ты допустил такое, папа Сача? Ему, наверняка, пипец как по кайфу будет услышать баку про то, как ценой нашего благополучия ты покарал четверку злодеев.

— Эфо вопроф ефе: кфо фуф флодей, — прошамкал кое-как окровавленной пастью, приподнявшись на дрожащих руках, конопатый толстяк — оказавшийся самым живчиком из компании Пауля.

— Ах ты ж жопа с ушами!.. — я замахнулся на толстяка шлемом.

— Не тронь! — взвизгнув, повисла у меня на руке Кати.

— Да твою ж мать! Эти упыри конченые терпилами нас выставить попытались исключительно по злобной дурости своей, и ты же их теперь еще от меня и защищаешь! — психанув, я отмахнулся от Кати и, бросив сердобольную подруга на крыльце с моим шлемом в руках, сбежал в здание студии.

Кати права. Ты чересчур перегнул с дракой, — принялся тут же долбить мне черепушку упреками сосед-дятел, от которого, увы, невозможно было ни отмахнуться, ни сбежать. — Нужно было попытаться разрешить возникшее недоразумение бескровно…

— Недоразумение, млять! — фыркнул я под нос, штурмуя ступени лестницы. — Сам ты, Каспер, недоразумение! А там на дороге черножопые братишки Пауля устроили нам натуральный гоп-стоп. И если б я жестко не загасил бандосов, все б у них получилось… Этим же четверым — заказчикам, по сути, нашего едва не состоявшегося унижения — спускать содеянное никак было нельзя. Потому как подобные люди сами никогда никому ничего не прощают, и любую попытку мирно замять недоразумение с нашей стороны они восприняли бы за очевидную нашу слабость. Как следствие, вскоре нападение на нас бы повторилось, только на сей раз бандосы подготовились бы получше и действовали гораздо жест…