Как только мы приблизились к трибунам, командир роты, бодро шагающий впереди колонны, громко дал команду:

– Рота!

Рота тут же замолчала, перешла на строевой шаг и подошла к трибунам, чеканя каждое движение:

– Смирно! Равнение налево!

Мгновенно все, за исключением первой колонны, повернули головы к трибунам. Краем глаза я увидел, что рота хорошо держит строй, только широкие груди солдат то подымались, то опускались в такт движения. Так мы и прошли, уже под громкие аплодисменты зрителей, которые, не сдержав восхищения от увиденного, от слаженности строевого порядка роты, от красивой казацкой песни, начали громко хлопать в ладоши и выкрикивать разные приветствия, немного нарушая военный этикет. Я мельком увидел, как блестели глаза у нашего командира части полковника Бушкова: наш знаменитый на всю ГСВГ фронтовик улыбался, стоя на трибуне, и вытирал выступившие слёзы.

А сегодня, в этот осенний, немного пасмурный день, на слушании итогов проверки, замполит всё ещё говорил и говорил, обращаясь ко всем солдатам и офицерам части. Весь строй внимательно слушал уже изрядно поседевшего заместителя командира части, вытянувшись поротно вдоль плаца:

– Товарищи солдаты и офицеры, мы находимся на переднем рубеже защиты нашей Родины, поэтому любые политические изменения в мире или агрессивные действия недружественных к нам стран и их союзов в первую очередь коснутся нас с вами. Мы должны быть всегда сильными, готовыми дать отпор любому врагу; выносливыми, чтобы одолеть любые тяготы военной службы; крепкими и здоровыми на зависть нашим противникам. Всё это достигается ежедневными занятиями и обучением мастерству воина. В войска приходят всё новые и новые вооружения, управление которыми подвластно только умелым, обученным воинам с хорошими знаниями, особенно инженерными. Прошедшая только что осенняя проверка показала отличную подготовку наших солдат и офицеров в деле совершенствования воинского мастерства. По итогам проверки наша военная часть засчитана одной из лучших в ГСВГ. Поздравительную телеграмму от командования уже получили. По этому поводу от имени командования части и от себя лично хочу всем вам выразить свою благодарность. Спасибо, товарищи.

И тут же грянуло троекратное «ура» всех, кто был на плацу. Каждое слово замполита западало в наши души, оставляя большой след в наших молодых сердцах. Мы все гордились тем, что принадлежим Вооружённым Силам самой огромной, самой сильной, самой лучшей страны в мире, страны-героя, страны Славы, Почёта и Уважения. Мы – русские, с нами Бог.

– По результатам проверки внутри нашей части, – продолжил замполит, – первое место заняла вторая рота под командованием капитана Позднякова. Лучшими отделениями стали отделения младшего сержанта Быкова и младшего сержанта Волкова из той же роты.

При этих словах Сергей Быков, стоящий со мной рядом, дёрнул меня за рукав шинели:

– Генка, в отпуск поедем, – зашептал он многозначительно.

– Откуда знаешь? – не поверил я.

– Старшина Зимин сказал, он случайно услышал от комроты.

Я настолько разволновался, что уже не слушал и не слышал никого. Сердце заходило ходуном, меня бросало в жар, а мысли уже полетели в родные края, к папе с мамой, к родным сёстрам и братьям. «А может быть, это неправда или ошибка какая», – спрашивал сам себя, умеряя пыл. Тут до моего сознания дошло, что замполит уже закончил перечислять отличившихся и сейчас читает список награждённых, в том числе краткосрочным отпуском на Родину. И тут – о Боже мой – прочёл и мою фамилию. Я мигом успокоился: «Всё, дали, теперь не отберут». Так закончилась ещё одна глава в моей армейской службе.

Вот и наступила последняя для нашего призыва весна в Германии. Уже в марте месяце по-летнему тепло и начинают распускаться листья на деревьях и кустах, наполняя местную природу радостным возбуждением. Неизменно яркое солнце после зимней спячки торопится отдавать своё тепло, день за днём разогревая землю. Крики гусей и журавлей, возвращающихся с тёплых краёв, заполняют всё пространство, пробуждая весенний, бурный ажиотаж. Душа просится наружу, твердя постоянно: «Успеть и не опоздать, успеть и не опоздать», сама не зная, куда и зачем и что надо успеть. Вот такое ощущение нами овладевало в последние месяцы службы в армии, ощущение того, что вот-вот случится что-то грандиозное, придут большие изменения, и вот оно рядом, совсем рядом, что-то родное, близкое, уже дышит в затылок, в неизменном своём присутствии, радуя и волнуя нас. Каждый солдат из нашего призыва, конечно, догадывался, что это за чувство. Это можно было назвать одним словом: «дембель», демобилизация.

Осталось всего-то пару месяцев служить, а ещё многое надо было успеть сделать, на первый взгляд совсем мелочное и ненужное, но в то же время что-то подсказывало, что это нужно, необходимо, важно. Вот так же в голове засело: дембельский альбом. Думал, быстро соберу фотографии, наклею в альбом, вот тебе и дембельский альбом. В действительности оказалось, что это большая творческая работа, которая отнимала много времени и сил. К каждой фотографии нужно было подобрать соответствующие рисунки, стихи, напутственные речи сослуживцев, разные надписи и подписи друзей и многое, многое другое. Вот и сейчас, сидя в красном уголке, я битый час корпел над своим альбомом. Кипа фотографий, собранных за два года службы, лежала передо мной и ждала своей участи. Вот тут сестра моя, Лиза, провожает меня с отпуска обратно в Германию. Я в шинели и шапке-ушанке, с чемоданом в руке, держу под руку Лизу, а кругом в поле метель и вьюга. Кто служил в ГСВГ, тот знает, что получить краткосрочный отпуск почти нереально. Тем не менее какое-то мизерное количество отпусков, видимо для самых заслуженных, закладывалось в поощрительные списки командования, и я туда попал. Всего-то десять дней, которые отпущены солдату, и несколько дней, необходимых на дорогу туда и обратно, были почти несбыточной мечтой каждого, кто служил в армии. На другой фотографии я и старшина Зимин, с автоматами наперевес, сразу после марш-броска. Зимин четыре месяца назад демобилизовался и уехал домой, в Ленинград. Целый год он был старшиной роты, и мы так привыкли к нему, что солдаты до сих пор вспоминали его, немножко с жалостью приговаривая: «Да-а, вот был раньше Зимин…» Ну а сейчас в нашей роте другой старшина, очень неуживчивый, неотёсанный, грубый в разговорах, завистливый, далёкий от спорта уроженец Западной Украины Стасько. Конечно, он мне лично ничего плохого не сделал, просто я собрал те эпитеты, которыми отзывались про него сослуживцы. Видимо, зная, что допустил оплошность, поставив его старшиной, командир роты Поздняков собрал нас, командиров отделений, и прямо спросил о его соответствии этой должности. Почти все высказались против Стасько, но, видя, что командиру роты такая ситуация в роте не нравится, я всё же высказался за старшину:

– Товарищ капитан, есть пословица: коня на переправе не меняют. Служить осталось всего-то три месяца. Я понимаю, что он никому не нравится, и даже вам, но менять сейчас нельзя. Толк будет мизерный, а ненужные разговоры пойдут и дойдут наверно до командира части. Мы-то скоро демобилизуемся и разойдёмся по домам, а вам ещё служить да служить. А со Стасько мы поговорим сами, если надо, где-то поможем, – закончил я.

– На том и порешили, – сказал свою любимую фразу капитан Поздняков. – Все свободны. Сержант Волков, задержитесь.

И когда все ушли, продолжил:

– Сержант Волков, спасибо за правильное понимание ситуации и за поддержку, я действительно не знал, что с ним надо делать, уставных явных нарушений нет, а объяснить командованию части, за что снят с должности, – проблема. А вы знаете, сержант, я же хотел вас поставить старшиной, но не сделал, и знаете почему?

– Нет, не знаю, товарищ капитан.

– Потому что вы слишком добрый, а роте нужен более строгий старшина.

Конечно, в своих выводах капитан, может быть, и прав, но в итоге получили проникновение зла в коллектив и, как следствие, нервозность в роте.