– А может, задержишься на пару часов? Как раз с капитаном Шубиным переговоришь, объяснишь ему ситуацию. Дело-то необычное, особый подход нужен. Уверен, поможет тебе разведчик. Сообразительный товарищ, смекалка у него на высоте. Как договоритесь, так сразу рапорт на подпись и выдвинетесь с ним в сторону передовой. Чего тянуть, тут каждый день на счету. А доставим вас махом на передовую. У меня тут теперь и узкоколейка действует, старую ветку подлатали и запустили в обход основной, по которой пока немцы еще катаются. Ну ничего, недолго им осталось. Задержишься? А затем с ближайшим составом отправим тебя с новым помощником восвояси.
Белкин всмотрелся в оживленные улочки, в марширующие строи советских солдат и кивнул:
– Лады. Как раз с начхозом переговорю, чтобы вошел в мое положение, выдал дополнительно теплую одежду. Ребятам надо сменное обмундирование. Гниет всё от влажности страшно, приходится в мокрой одежде службу нести. Не столько пули, сколько сырость личный состав губит, лихорадка прицепилась и косит ребят. Я пока до склада, а ты зови этого Шубина, побеседуем с ним, обрисую ему ситуацию.
– В штабе через полчаса, – подтвердил Пархоменко.
А потом решил воспользоваться небольшой паузой, пока не начались рутинные дела в штабе, и помочь товарищу побыстрее отыскать разведчика, для этого сам лично поспешил по узкой улице. Но не в сторону казармы, а к кухне, что кормила тысячи единиц личного состава и пациентов госпиталя. Командир укрепрайона был наслышан о необычном занятии разведчика, который на досуге в перерыве между вылазками на немецкую территорию любил помочь на кухне старику-повару Федотычу.
И действительно, капитана Глеба Шубина, высокого молодого мужчину, Пархоменко встретил на подходе к сараю, оборудованному под воинскую кухню. Тот, в чистой форме, свежий от умывания прохладной водой, спешил по тропе навстречу аппетитным ароматам. По резвой походке и легкости движений можно было бы подумать, что идет совсем еще молодой человек; только одного внимательного взгляда на седые пряди в темных волосах, горькие складки у губ было достаточно, чтобы понять: капитан прошел через страшные тяготы войны, и это оставило на нем тяжкий след, сделав внутренне старше на пару десятков лет, чем он есть на самом деле.
– Товарищ капитан, доброе утро! – Командир остановил разведчика на вытоптанной полоске тропинки. Бросил осторожный взгляд по сторонам, чтобы не было лишних слушателей их беседы. – У меня к вам важный разговор, есть личная просьба. Очень нужна помощь нашим товарищам на фронте, на передовой. Разведка в глубине оккупированной территории, но не боем, а как вы умеете, тихо и неприметно под носом у немцев.
Хотя эта встреча и слова капитана были неожиданными для разведчика, лицо его не выдало удивления. Разведчик спокойно кивнул и пошел за командиром в сторону штаба – на сегодня помощь на кухне старому повару придется отложить.
В штабе уставший командир с облегчением стянул шинель, которая совсем отсырела за ночь, подсел поближе к горячему боку самодельной буржуйки. Как обычно, на железной площадке в закопченном чайнике грелась вода для чая. Штаб был совмещен с радиоузлом, архивом, хозяйственным отделением, а еще служил местом совещаний инженеров. Поэтому тут всегда было многолюдно, бурлил кипяток на печи, стучал аппарат телеграфистки, звенели голоса молодых связисток или горячо спорили инженеры, склонившиеся над чертежами и схемами.
При появлении майора Белкина Пархоменко вдруг нахмурился и дернул подбородком куда-то в угол:
– Давайте-ка подальше, у нас тут всегда народу как на демонстрации. – Он понимал, что разговор не простой и не нужно, чтобы случайный человек его услышал.
Командир провел военных через загиб коридорчика в закуток, который раньше служил кладовой, где не было ни единого окошка. Сейчас же тут для него было оборудовано скромное спальное место: лежанка, сколоченная из полок, на ней – тюфяк, укрытый колючим одеялом без единой складки; на перевернутом ящике – керосинка и пачка боевых листков; под лежанкой – вещмешок с запасом обмундирования. Вот и весь нехитрый фронтовой быт, совсем непохожий на уклад жизни германских офицеров. Уж они никогда не стали бы ютиться в темном углу с круглосуточно шумящим штабом под боком. А Пархоменко, как и все советские офицеры, привык к скромной жизни в казарме, да и не мыслил даже, что будет наслаждаться пуховой периной либо особенным пайком, пока его подчиненные терпят лишения, тесноту, холод.
– Сейчас организую чаю, чтобы согреться, – сообщил капитан и исчез в темноте коридора, откуда донесся гул голосов.
Он ушел, чтобы не мешать побеседовать с глазу на глаз, да и подкрепиться не мешало бы. Тем более такой повод угостить фронтового товарища, с которым он знаком с самого начала войны. Такие моменты для общения упускать не стоит, когда еще увидятся, ведь Белкину скоро уже отправляться в путь. Комполка предстояла еще долгая дорога в расположение своей части, четыре часа езды в составе из теплушек и товарных вагонов, которые теперь пускали по безопасной узкоколейке вдоль линии фронта, чтобы поставлять на нужды передовой боеприпасы, форму, медикаменты, провизию.
Майор Белкин представился, осторожно присел на край самодельной койки своего боевого друга, пригласил и Глеба Шубина:
– Вы садитесь, товарищ капитан, разговор будет долгий, серьезный. Беда у меня произошла.
Капитан сел на край одеяла напротив собеседника, замер, и обратился в слух.
Тихим голосом командир полка продолжил рассказывать, для чего пригласил фронтового разведчика на личную беседу:
– В общем, на моей территории проводилась операция, вернее в тылу у немцев на примыкающем участке. Перед партизанскими отрядами, которые находятся в моем подчинении, была поставлена боевая задача. В Севастопольском районе в горно-лесном массиве они действовали всю войну. Крепкое подпольное движение, слаженное, больше тысячи бойцов, три отряда. Ребята все опытные, есть взрывники и диверсанты, радиосвязь с ними наладили. Боеприпасы, медикаменты, провизию отправляли по воздушному коридору. За время войны на счету у каждой партизанской группы более десятка успешных диверсий, а уж сколько важных сведений добыли – не пересчитать. В связи с подготовкой к наступлению им было поручено организовать взрывы в своих районах, оккупированных немцами. Провели подготовку, планы операций были согласованы с разведотделением. Снаряжением снабдили заранее, для каждой группы были назначены свои объекты для ликвидации, в основном крупные транспортные узлы. Фашисты в тот район стягивают силы, вот мы им и хотели перерезать основные дороги, чтобы остановить укрепление ими своих позиций. Везде операции провели успешно, на связь вышли как положено, с рапортом о проведении диверсий. А возле Боруна партизанский отряд пропал, да так, что ни слуху ни духу о нем. Одно только точно знаю, что боевую задачу ребята не выполнили. У них в плане было уничтожение бывшего тракторного завода, где немцы теперь ремонтируют технику, и переправы через реку к поселку. Но ни один объект не был уничтожен. Засылали к ним из отряда в Марусино связного, он ничего не разведал, кроме того, что завод и мост не взорваны. Ночью самолет проверил – никаких следов взрывов. Немцы не могли их взять без шума: отряд большой, более сотни бойцов, и еще имеются связные в деревнях. Местные узнали бы, если бы их схватили. Да и СС любит напоказ вешать и расстреливать, особенно когда получается взять партизан. А тут и местные не в курсе, в лесу никто не шумел, никаких следов, будто в воду канули. Сто человек ведь не два, так просто не спрятать. Даже пускай их немцы обнаружили, так не сдались бы ребята просто так, сопротивлялись бы изо всей силы. Оружие, связь, боеприпасы у них были, а вот пропали, будто в болоте утонули. Третьи сутки уже пошли, как связной из-под Боруна вернулся и доложил, что не обнаружил отряда. Так ведь и мертвых тел тоже нет, стрельбы никакой не было, никто ничего не слышал. Тишина! Вот поэтому мне Пархоменко присоветовал к тебе обратиться. Надеюсь, что можешь помочь в этой беде. – У Белкина залегла глубокая складка на лбу. Он уже не скрывал, как сильно переживает из-за бесследно пропавшего партизанского формирования. – Найти их надо, живых или мертвых, узнать, что произошло с отрядом. Больше ста человек! Это же люди, это наши товарищи, бойцы, не можем мы просто так вот про них забыть, будто и дела никому нет.
