От испуга ее зрачки расширяются, но она даже не пытается освободиться. Она не так слаба физически, как духовно, но она слабее меня, и мы обе это знаем.

Все это знают.

Я не чувствую превосходства. Просто так и есть.

Давлю сильнее, толкая ее назад, хотя она и так уже вплотную прижата к холодному камню. Говорю с яростью:

– Ты списывала на вступительных экзаменах, потому что тебе было не до учебы и ты была недостаточно умна, чтобы постараться. Ты позволила своему парню снять себя на видео в постели, потому что он-де сказал, что хочет забрать частичку тебя с собой за границу. Потом ты заставила папу отрезать частичку его сердца. Ты так отчаянно хотела быть номером один в глазах нашего отца, что согласилась заключить союз с сыном его самого заклятого врага, хотя тебя никто об этом не просил. Ты осознала свою ошибку уже после подписания брачного контракта. И ты сбежала от этого придурка, прекрасно зная, что теперь ты принадлежишь ему. Буквально. Он, черт возьми, купил тебя, Бостон!

Слезы застилают ее глаза, а у меня жжет горло. Я ненавижу это.

Ненавижу, когда она плачет.

Отпускаю ее, и она драматично падает на землю, безудержно кашляя и потирая покрасневшую кожу.

– Не плачь. Ты сама сделала это с собой.

Она кивает, глядя куда угодно, только не на меня.

– Не все могут быть эмоциональными зомби, Коко.

– Хорошо, что одна из нас может, иначе мы обе были бы ослеплены Баленсиагой, не так ли?

Мгновение мы пристально смотрим друг на друга, и я отмечаю ее красоту – кожа у нее стала еще светлее, щеки впали еще больше. Она снова делает это – превращает еду во врага. Ведет войну со своим телом, чтобы подчинить мозг.

– Я попросила отца отправить тебя обратно, но он боится, что, если он сделает это, они вернут тебя к нам в коробке по частям. Чего вы двое, похоже, не понимаете, так это того, что твой побег от них дал им полное право так сделать. И теперь отцу грозит поплатиться головой. Они не позволят оскорбить свою семью. – Я сглатываю желчь, угрожающую подступить к горлу, потому что правда обжигает мой язык, как кислота, и добавляю: – Но и я не позволю оскорбить нашу.

На ее лице появляется облегчение, и она тянется ко мне, но тут же подавляет в себе этот порыв.

– Я могу вернуться в Грейсон Мэнор? – шепчет она.

– Я должна получить одобрение девочек и встретиться с Келвином, чтобы поговорить о том, как это может повлиять на наши дела, если последствия наступят быстрее, чем ожидается. – Она отводит взгляд, чувство вины давит ей на плечи. – Также неплохо было бы обсудить все с Дамиано, поскольку это касается и его. Он одобрил приезд младшей сестры твоего, эм-м, жениха. Ты знала об этом?

Ее зрачки расширяются.

– Она уже здесь?

– Она заканчивает семестр в Париже. Приезжает в следующем.

Бостон растерянно кивает.

Мой взгляд падает на ее точеные руки, на гибкое тело – идеальная балерина. Если, конечно, балерина может быть такой сукой.

На самом деле она не безнадежна. Ну, не больше, чем все мы бываем, когда на нас давят, но она устроила еще то дерьмо, так что определение «сука» уместно. Честно говоря, она самая добрая из нас двоих. Понимающая и заботливая. Но все это делает ее слабее в том смысле, в каком наследница Райо Ревено быть не должна.

– Тебя не было три месяца. Ты занималась?

В ответ на меня смотрят затравленные глаза.

– Нет.

– А танцы?

Она отводит взгляд. Это тоже значит «нет».

Я щурюсь и прикусываю щеку, приказывая себе убираться к чертовой матери, и побыстрее.

Чтобы избежать чего-то ненужного, например схватить ее за запястье и притянуть к себе, чтобы обнять. Или сказать ей, что я скучала по ней и рада, что она вернулась.

Но на самом деле я не скучала. Я была бы рада видеть ее, если б все было по-другому, но все так, как есть.

Моя сестра слишком непредсказуема и действует по своей прихоти, в то время как нас учили поступать наоборот.

– Иди к себе и не появляйся, пока тебя не позовут. Встретимся завтра в два часа дня в актовом зале, – говорю ей, прежде чем уйти.

Она не отвечает, и я иду бассейну на нижнем уровне.

Уже в лифте я начинаю раздеваться. Срываю с рук перчатки без пальцев и бросаю их на пол, выдергиваю затычки из ушей и отправляю туда же. За ними летят мой берет и белая жилетка. Снимаю ботинки. Когда я расстегиваю молнию на комбинезоне, стеклянные двери со звоном открываются, и в нос ударяет запах хлорки. У меня мгновенно пересыхает в горле, но я сглатываю и выхожу.

Иду к вышке. Поднимаюсь по ступенькам. Пять метров, семь с половиной… Это не круто.

К черту все.

Десять метров – в самый раз.

Моя грудь предупреждающе сжимается, но я иду.

Подхожу к краю, разворачиваюсь и выгибаю туловище назад. Отталкиваюсь и лечу в воду; воздух свистит у меня в ушах. Полет продолжается какие-то секунды, но на мгновение все исчезает.

Никакого волнения.

Никакого предательства.

Никаких планов, интриг или врагов.

Никакой работы, которую нужно выполнить, хорошая она или плохая.

На огромной скорости я несусь к воде. Мои руки выпрямлены, левая ладонь поверх правой, готовая создать разрыв, позволяя телу войти в воду без всплеска.

Идеально.

Меня выталкивает к поверхности, но, сделав вдох, я снова ныряю в глубину.

Ни о чем не думаю, опускаясь на дно бассейна, мой разум, как и тело, блаженно онемели. Такое чувство, что я парю в невесомости.

Когда мои легкие начинают сжиматься, а бешеный стук в груди дает последнее предупреждение, я поднимаюсь вверх.

Плавание больше не включено в мое официальное расписание. Сегодня вечером не будет концерта, на котором Дельта показала бы безупречное исполнение. Не будет и выставки Бронкс. Ничего не планируется, и никто не возмущается, что таланты губятся на корню.

Как только я принимаю душ и привожу себя в идеальный вид, мы с девочками загружаемся в машину Келвина, и его водитель везет нас на ужин. На середине пути у меня возникает желание оглянуться назад, хотя я точно знаю, что Сай не едет за нами.

Что он вообще может делать во время «отгула»?

Возможно, отец отправил его выполнять какое-то задание или что-то в этом роде, но если это так, то почему именно он? Сай мой телохранитель не просто так, и с учетом угроз, с которыми мы можем столкнуться из-за Бостон, это странное время для его отсутствия.

Келвин выбирает тихий ресторан без дресс-кода и необходимости заказывать столик заранее, поэтому мы ждем, пока освободится место в дальнем углу.

К ужину у меня не появляется очевидного решения проблемы с моей тупой сестрой, которая сразу же утащила свою задницу к себе в комнату и стала ждать, что будет дальше. И еще я думаю, что я была слишком оптимистична, решив, что мы сможем придумать что-нибудь разумное вчетвером.

Вздохнув, я откидываюсь на спинку стула.

– Это бессмысленно, – жалуюсь я. – Моя сестрица затащила нас в дерьмо. Легко и не задумываясь.

Бронкс ухмыляется, а Дельта мягко улыбается.

– Насчет опасности твой отец прав, Роклин, – говорит Келвин, глядя на Бронкс через стол.

Она макает палец в фондю, которое официантка принесла чуть больше пятнадцати минут назад. Слизывает сыр с пальца, казалось бы, не замечая наших взглядов. Но мы-то с Дельтой знаем ее.

Она все видит.

Келвин снова обращает свое внимание на меня.

– Тебе придется поговорить с сестрой, выяснить подробности.

Дельта кивает в знак согласия.

– Без этого мы мало что можем решить.

Застонав, я прижимаю пальцы к вискам.

– Ага. Нам нужно знать ее позицию, чтобы мы могли разобраться и определить, полная это чушь или нет. Но просто чтобы вы знали, ребята… Я ставлю на полную чушь.

За столом раздается смех, и я оглядываясь по сторонам. Мы сидим здесь уже два часа.

– Итак, к чему мы пришли?

Келвин бросает на скатерть несколько купюр и приподнимает бровь.

– Не прикидывайся, что тебе неясно.