В любом случае, Лилия Аркальевна, сама того не подозревая, сослужила мне добрую службу.
— Открой окно, Лада, — Виктор решился и назвал меня по имени.
Я кивнула и прошла мимо, обдав отчима клиентки чуть ощутимым запахом цветов. У меня был заготовлен текст, если мужчина схватит меня за мягкое место, и на случай, если нет, тоже. Но Виктор и ухом не повёл. Значит, крепкий орешек, что ж, так даже интереснее.
Я вернулась на место и медленно налила себе кофе, чтобы через мгновение присесть за стол напротив него.
— Растворимого у меня нет, — произнесла я, видя, как мужчина скривился. — Добавьте сахара, если вам горчит. Я не люблю ничего искусственного.
Ну, давай, начинай! Лиля уже сказала, что я шалава, и что от таких надо держаться подальше. Я прямо вспомнила её брезгливое выражение лица, когда она впервые произнесла коронную фразу «я не буду вдаваться в подробности». После неё она получала отпущение греха злословия и могла безбоязненно лить грязь на тех, кому завидовала.
Да-да, уверена, что это именно так. Лилия Аркадьевна завидовала всем, кто хоть на полграмма худее неё, богаче, красивее или удачливее. И не прощала тех, кто посмел не разделить её точки зрения.
— Яйца есть? — спросил собеседник, чем вывел меня из задумчивости, и я на автопилоте брякнула:
— Есть. Пришлось отрастить.
— Правда? — сразу спросил он с самым серьёзным видом, а потом возьми и рассмейся. — Я имел в виду яичницу, но раз других у тебя нет, то не надо.
Некоторое время я смотрела на него, не понимая, о чём речь, а когда дошло (до меня ещё никогда так туго не доходило), то тоже прыснула со смеха.
— Простите, я задумалась.
— Я так и понял. О ком это, интересно?
— О Лилии Аркадьевне, — честно ответила я, не моргнув и глазом. Сегодня я была девушкой, напрочь лишённой кокетства. Чистым листом, не желавшем, чтобы на нём марали черновики. Я позволю написать на себе только набело, то есть тогда, когда встречу того, кому отдам чернила и перо. И уж тогда он выведет на мне слова, которые я запомню и впитаю кожей.
Чушь, конечно, но именно такой образ сейчас подходил больше всего. Пусть я буду ранимой, девочкой, играющей в женственность и обольщение тогда, когда этого от неё хотят. Виктор будет видеть меня настоящую. Настоящую Ладу, разумеется. А я сейчас и есть эта Лада.
Чтобы вжиться в роль, надо поверить в те слова и мысли, которые транслируешь в мир. Сложно только поначалу. Со временем ты перестаешь отличать маски от лица, а по прошествии ещё немногих лет понимаешь, что все маски — грани одного «Я».
— Она ведь рассказала обо мне достаточно, чтобы вы поняли, что я человек, от которого вашей падчерице лучше держаться подальше? Я не стану оправдываться.
— И говорить, что всё это неправда?
— Не стану. Обещаю, но я здесь не затем, чтобы заводить романы.
— А зачем ты здесь?
Наши взгляды встретились. На какое-то время мне показалось, что я сижу на кухне совсем с другим мужчиной. Он смотрит на меня так же недоверчиво, но с возрастающим интересом, и мне так приятно его внимание, что я жажду продолжить наше знакомство. Стать ближе на шаг.
Не ради выполнения задания, а чтобы почувствовать себя живой. Лёгкой, невесомой, свободной выбирать «когда и с кем». В этот момент я ненавижу себя и ту роль, которую вынуждена играть. Всё своё и его притворство.
Мы играем в интерес, но каждый лишь хочет разоблачить другого, а я хочу встать, подойти так, чтобы между нами не осталось манёвра для лжи и задать вопрос: «Ты хотел бы узнать меня, настоящую?»
В этот момент, когда я разомкнула губы, чтобы томно вздохнуть и отделаться пустой фразой, ключ в двери повернулся, и в прихожую ворвалась Аля.
— Ага, не ждали? — громко произнесла она с порога и подмигнула.
Глава 6
— Сколько тебе лет? — спросил Виктор на прощанье, когда удостоверился, что падчерицу не похитили мои сообщники, и что она не сбежала за мечтой вопреки указаниям холодной и расчётливой матери.
— Двадцать шесть, — ответила я, не моргнув. Выдавать возраст, прописанный в легенде, стало для меня так естественно, что я даже не запиналась. Двадцать шесть или двадцать семь — какая разница? На этот раз ложь недалеко ушла от правды. — А что? Я же вроде говорила об этом при знакомстве.
— Наверное, я не слушал, — бросил Виктор и ушёл, пообещав заходить раз в неделю.
— А вдруг я собьюсь с истинного пути и устрою здесь притон? — крикнула в подъезд Аля и захлопнула дверь.
— Ну, о чём говорили? — обернулась она ко мне с горящим взглядом. — Вон и покурить успели. После или до?
Клиентка прошла на кухню и дотронулась пальцем до окурка в пепельнице. Виктор успел выкурить две сигареты.
— Не было ни после, ни до, — ответила я, в очередной раз испытав неудовольствие от колкого языка моей клиентки. Наверное, она считала меня дешёвкой, как и все они, но мы с клиентами всегда были одного поля ягода. Правда, она такая, обоюдоострая.
— Знаешь, когда они сошлись, я была взрослой, — продолжала тем временем Аля, она ходила по кухне, проводя пальчиком по столу и столешнице, загадочно улыбалась и щурилась, словно ожидала, что я дам ей пощёчину. И наслаждалась своей смелостью. — Порой я ненавидела его за то, что она его привечает, а меня нет. А порой, — тут Аля остановилась, подняла на меня глаза и прищурилась. Я догадалась: сейчас скажет шокирующую гадость. — Я хотела соблазнить его. И знаешь что? Мне это удалось.
— Врёшь, — спокойно парировала я, чуть было не закатив глаза. Подросток в душе, да ещё и недолюбленный, вот кем осталась моя клиентка даже после совершеннолетия. Это она на словах такая смелая, раскованная, дерзкая, а в присутствии матери делает всё, чтобы заслужить её одобрение.
— Не вру, — бесцветно ответила Аля и отвернулась к окну, но простояла так недолго.
Резко повернулась, достала пачку сигарет, я следила, как ловко наманикюренные ноготки подцепили крышку и выудили одну ментоловую длинную палочку. Аля повертела её в пальцах и закурила, взяв со стола мою зажигалку.
— Чем докажешь?
— Хотя бы тем, что ты скорее удавишься, чем подложишь матери крупную свинью, — пожала плечами я, а сама искоса следила за тем, какое впечатление произвела моя догадка.
— Хочешь сказать, что я стараюсь быть для неё хорошей? Тогда бы сидела в её фирме и не рыпалась, — как можно равнодушнее и из-за этого несколько искусственно ответила она, не раздумывая, будто отвечала на этот вопрос много раз. В том числе и самой себе.
Я ничего не говорила, смотрела в глаза, пока она не опустила взгляд первой. Потом снова отвернулась к окну, выпустив в его направлении струю дыма.
— Ты хочешь доказать ей, что ничем не хуже. Что ты такая же независимая и офигенная, как она. И на отчима тебе плевать. Вернее, нет, — тут я сделала паузу. Когда хочешь, чтобы тебя слушали, понизь голос на полтона. — Ты ей завидуешь, потому что на самом деле считаешь, что ты хуже.
— Вот ещё! — расхохоталась Аля, но как-то вымученно и невесело. — Психолог нашлась!
Я повернулась и ушла принять ванну, чтобы за журчанием воды не слушать, как Аля со злости хлопает дверцей холодильника.
— Ты вернёшь мне деньги, когда у тебя ничего не выйдет? — крикнула она мне вслед.
— Нет. Я никогда не возвращаю уплаченный аванс, — ответила я громко и закрыла дверь. Пусть перебесится и поймёт, что терпеть перемены её настроения я не собираюсь.
Приняв душ и высушив волосы, я прислушалась к происходящему за дверью. Всё было тихо, значит, Аля готова к диалогу.
Жалеть о том, что согласилась на работу, ранее мне не приходилось. Платили хорошо, каждый клиент был для меня как вызов самой себе, я вживалась в роль и получала удовольствие от процесса, а Немов, зараза, взял и всё испортил.
Теперь очередное, в общем-то, ерундовое задание для меня как кость в горле у голодной собаки, которая поспешила и теперь не знает, как от неё избавиться. Скорее бы всё это завершилось, моя нынешняя жизнь напоминала старомодную невесёлую комедию положений, когда один человек пытается выдать себя за другого.
