А не навестить ли мне Маришку? Вот вопрос. Если её ещё не укокошили… Ну ладно, об этом потом подумаем.
– Да, Брагин. Я, как Феникс, восстал из пепла.
– Из зада ты восстал, Пётр Николаич, – усмехаюсь я. – Давай, иди нахер отсюда, пока милицию не вызвал. Придёшь через две недели, не раньше.
Заходит Лена Иванова. Тоже трудоголичка, как и мы. Вернее, не так. Когда Новицкая здесь, тогда и она не может не прийти.
– Чего это вы ругаетесь? – спрашивает она. – Мужчина какой интересный у нас тут.
– Не советую, – качаю я головой.
– Вот видишь, Брагин, – поднимается с моего кресла Поварёнок. – Девушка-то получше тебя в людях разбирается. Ладно, пойду, раз мне здесь не рады. Вернусь, когда тебя не будет. Вы, девушка, меня дождитесь, мы с вами обязательно сработаемся.
– Это что всё значит? – спрашивает Ирина, когда Кухарь с гордым видом и надменной ухмылочкой удаляется восвояси. – Какие ещё две недели?!
– Ухожу, я Ирина Викторовна, – развожу я руками. – Первый секретарь недоволен мной, моей работой и моральным обликом. Тобой, кстати, тоже недоволен, но, вероятно пока решил не увольнять. Понимает, что вот этот мудак Кухарчук всё дело завалит.
– А кто он такой вообще?
– Мудацкий мудак, разве по нему не видно?
– Нет, – серьёзно отвечает Иванова. – На первый взгляд, вроде, ничего мужчина.
– Теряешь хватку, Лен, – качаю я головой.
– Ой, да я и раньше вляпывалась, – вздыхает она. – Кому кофе?
Мы соглашаемся.
– Он что, действительно тебя гонит? – спрашивает Ирина, когда Лена уходит за кофе.
– Да. Но, получится ли у него, это вопрос. Большой вопрос. Но, что плохо, наш Пастухов сказал, что знает о нашей с тобой любовной истории…
– Что?!
– И пригрозил, в случае непослушания устроить всенародный разбор полётов. Так что ты уж будь умницей, тише травы и ниже воды. То есть… ну, ты поняла…
– Мудак!
– Это точно. Мудак. Ладно, в свете возникших новых обстоятельств и, учитывая, что я уже уволен, я пойду и попробую порешать эту проблему.
– Нет, погоди, надо поработать.
– Поверь мне, ты не хочешь, чтобы моё место занял тот урод, который сидел на моём стуле. Ничего худшего даже представить нельзя. По сравнению с этим все наши успехи и неудачи полная чушь. Впрочем то, что мы, якобы, заваливаем работу, тоже чушь. Ты и твой отдел делают больше, чем весь ЦК, вместе взятый. Не забывай этого! И держи голову повыше. И, кстати, в Свердловск я не поеду.
– А свадьба-то у тебя в силе?
– Конечно. И ты приглашена.
Я еду в Дьяково. В сокровищницу и арсенал. У меня там два дома. В одном теневая ставка, а в другом, не обжитом и полузаброшенном, хранится всё самое и самое ценное. Вот и чемодан тоже. Для него сделана специальная бетонная гробница с металлической дверцей и кодовым замком, способная выдержать взрыв ядерной бомбы.
Вот только на Пастухова ничего особенного нет. Досье явно слабое. Подрался с товарищем Панчишиным в тысяча хренетсот каком-то году… Ещё когда в горкоме работал. Причём, напал на него этот самый Панчишин. Правда, вроде как защищая свою супругу, но это только со слов самого Панчишина. Ну, и так, по мелочи, всякая ерунда. В заграничной поездке продавал за валюту чёрную икру и водку «Посольскую».
Мещанские интересы, конечно, но что в этом особенного? Все приторговывали. И он тоже. Ну, или вот тоже преступление. Приобретение румынской стенки в обход очереди. Мелкие, мелкие интересы. Очень мелкие… Ну, что это, задержание в нетрезвом виде патрулём ДНД, и то, миллион лет назад…
Подвёл ты меня, Борис Николаевич, ой, как подвёл. Ладно… Подумаем ещё. Я смотрю на часы. Пора, нужно ехать к моему новому стенобитному орудию. Блин, кого же выбрать в генсеки? Этому-то осталось всего-ничего. Сейчас бы приоритеты расставить, начать работу, единомышленников подобрать…
Эх, размечтался я… А вдруг он, на самом-то деле, такой же никчёмный, как Горбач? Тот, мне кажется, только в подковёрных делишках и приуспел. А вдруг он не никчёмный, но просто решит законопатить меня в казематы и ку-ку? Ку-ку, мой мальчик…
Подрался, значит, с Панчишиным… А кто у нас следующий, кстати? Наверное, Мишин… Да, Мишин, он секретарь ЦК ВЛКСМ после Пастухова… Но кого же нам в генсеки-то выбрать?
После Дьяково я еду в КГБ. Пропуск на меня выписан, я прохожу и встречаю в приёмной Кири-Кири, Кирилл Кириллыча.
– Шеф велел тебя в больницу везти, – говорит он.
– В какую больницу? Опять опыты ставить?
– Нет… он сам там…
– То есть?
– Чего непонятного? В больнице он, на лечении. Велел тебя привезти. Поехали.
Меня заводят в палату. Бледный, осунувшийся Андропов сидит на кровати, к руке идёт трубка от капельницы.
– Приехал? – кивает он. – Садись. Вон стул. Кирилл, спасибо. Подожди в коридоре.
Я осматриваюсь. Чувствую себя немного неловко. Больничная обстановка, запах лекарств, шуршание белых халатов, предупредительные сестрички, негромкие голоса. Ему говорить-то можно что-нибудь? Не отъедет раньше времени, узнав о светлом и прекрасном будущем?
Сажусь на стул. Обстановка немного отличается от обычной больницы. Кровать более удобная, кресла… Похоже на гостиничный или, скорее, санаторский номер.
– Здравствуйте, Юрий Владимирович.
– Здравствуй. Давай сразу к делу. Профессор Сойкин сообщил, что ты действительно уверен в правоте своих слов. Осознанно не пытаешься врать. И полиграф подтвердил, что правду говоришь. Хотя странность есть, память, говорит профессор у тебя содержит несколько уровней информации, но все они соответствуют тому, что ты говорил. Получается, вроде действительно ты из будущего. Психического расстройства у тебя нет. Говоришь правду. Так что если тебя не запрограммировали в тайне от тебя самого, то тебе можно верить.
– Как запрограммировали? – хмурюсь я. – Под гипнозом? Вы про методики, позволяющие определённому типу людей делать внушения?
– Что за методики? – спрашивает он.
– На чём они построены я точно не знаю, на нейро-лингвистическом программировании, наверное. То есть, вы полагаете, что мне сделали подобное внушение? Для чего?
– Теоретически, – кивает он, – это можно было бы сделать, чтобы ввести меня в заблуждение по определённым моментам.
– А почему вы меня не спрашиваете про будущее? – интересуюсь я. – По этой самой причине? Опасаетесь, что меня запрограммировали, чтобы вас дезинформировать? Кстати, вчера по радио сказали, что в Иране выбрали президента.
– И что с ним? – удивляется Андропов.
– Его в этом году убьют. Бомба что ли… А.. вот ещё в этот же год убьют Египетского президента. Я запомнил, потому что иранца сразу грохнули… ну, то есть убили. Запомнил не год, а обстоятельства. А вам волноваться можно? Я так понимаю, что не сумев доказать, что я вру, вы решили меня выслушать?
– Решил, – кивает он, – послушать.
– Тогда угадайте, какая страна через сорок лет будет экономикой номер один.
– Давай-ка без гаданий, – хмурится он. – Времени у нас не так много, сам видишь, условия не самые комфортабельные.
Это в точку.
– Тем не менее. Предположите. Самая большая экономика в мире.
– Хорошо, СССР. Наверное, во многом, благодаря твоим рассказам.
– Нет, результатов своих рассказов я ещё не видел. И не СССР. Это КНР. Китай.
– Серьёзно? – снова хмурится Андропов. – А какой у них строй?
– Да кто их поймёт… Определяющую роль имеет компартия. Это, как я понимаю, главный стержень государства. А экономика рыночная.
– То есть реформы Дэн Сяопина дали результат?
– Дали, да, ещё какой. Там, правда, есть сложности… будут то есть. Им предстоит найти путь, чтобы не попасть в кризис, но вы бы не узнали Китай две тысячи двадцатых. Он очень изменился. Большая часть радиоэлектроники производится там. Автомобили, поезд на магнитной подушке. Они вышли в космос, строят свои самолёты… Ну, в кооперации с Западом, конечно, но, тем не менее.